Пальцы китайским веером
Шрифт:
– Вот уж глупость! – не утерпела я.
Феликс кивнул.
– Согласна, – сказала Инна. – Но оцените состояние матери! Регина потеряла голову. В «Скорую» обратиться она не могла – лекарство привезли нелегально, его пока нет в продаже, оно проходит стадию проверки. Поэтому Горкиной нужно было отыскать Колю. Аня лежала без чувств, и мать от испуга позабыла, чему ее в институте учили. Слава богу, девочка сама очнулась, ей вдруг стало легче. Николай закончил операцию, вернулся в свой кабинет, увидел сто звонков от Регины… Я очень разозлилась, когда, вернувшись, узнала, что произошло. Так обидно стало за подружку!
– И ты позвонила Наташе, – вздохнула я.
– Нет, – возразила Корсакова. – Хотя и очень хотела. Сорвалась я позднее. Мне позвонила
Инна оперлась локтем о стол.
– Я позвонила Наталье, вывалила ей правду. Кто ж знал, что в тот же момент и у Регины нервы сдадут, и она Николаю конкретно заявит: «Решай вопрос, с кем ты. Если со мной и Анечкой, то я не стану противиться ни твоим встречам с Натальей, ни алиментам на Павла. Если остаешься с Псовой, тогда нас с дочерью более не увидишь». И как на грех, именно в этот день Лавров должен был начать сыну курс нового мощного лекарства. У него с женой произошел скандал. Николай даже в процессе выяснения отношений с Натальей не забыл о мальчике, сделал ему перед сном инъекцию. А Павлик умер. Организм больного ребенка просто сдался, вины Лаврова в смерти сына нет. Псова же на следующий день помчалась к Регине. Хотела облить Аню кислотой, но, слава богу, ее ужасный замысел сорвался. Через полчаса после того визита Наташа покончила с собой. Вот как все было. Регина сразу переехала, не могла больше оставаться в том доме, Лавров снял ей квартиру. Знаете, я до сих пор нет-нет да и вспомню тот страшный день. После смерти Павлика Николай мгновенно связался с Вадиком, и мы с мужем ночью помчались к Лавровым. Там уже были наши коллеги из медцентра, которые успели добраться раньше. Псовой дали успокаивающее, она вроде заснула. Наутро мы с Колей поехали в морг и похоронную контору. А Наталья проснулась, схватила средство для чистки труб, это сплошная кислота, и бросилась к Регине.
– Вы оставили ее одну! – укоризненно сказал Маневин.
– Нет, в квартире было много народа, человек восемь-десять, – возразила Инна. – Но вот не уследили.
– У семи нянек дитя без глаза, – пробормотал Маневин.
Корсакова сгорбилась.
– Регина, естественно, примчалась помочь Коле. Никого ее присутствие не удивило, к Лаврову приехало много знакомых. Горкина свои отношения с Николаем не подчеркивала, просто готовила еду для поминок. Не могла же она любимого мужчину в трудный момент бросить… Николай спустя, наверное, год рассказал мне, что Наташа за считаные минуты до смерти, стоя на том балконе, ему позвонила.
– Господи… – прошептал Маневин. – Не позавидуешь мужику.
– Непонятно, за что Ната мужа возненавидела, – продолжала Инна. – Обвинила его в болезни Павлика, от себя оттолкнула, относилась к нему, как к рабу, который за ней и сыном ухаживать обязан. А перед самоубийством совсем с ума сошла. Закричала в трубку: «Я твою уродку кислотой облила, Регине глаза выколола. И матери твоей правду сообщила: это она свою болезнь внуку подарила. Я и ее убила, отомстила за Павлушу. Будь ты проклят! Живи и знай: твои близкие все подохли, ты один остался на свете. Вот и мучайся. Только ты во всем виноват!» А потом бросилась вниз. Николай чуть не умер, услышав слова супруги. Но затем соединился с Региной и узнал, что та жива, а на Аню только одна капелька кислоты попала. Кстати, мать его давно в монастыре живет, в Москве лишь прописана. У Наташи в больном мозгу все смешалось. Она действительно приезжала к Горкиной, но осуществить задуманное ей, слава богу, не удалось.
– Ей случайно помешала соседка Вера, которая дверь ванной распахнула, – тихо произнесла я.
– И до матери
Лаврова Псова не добралась, – вздохнула Корсакова. – Вон сколько злобы в ней было!– Бедная женщина, – покачал головой Маневин. – Нам не понять, что она испытала.
– А Николая вам не жаль? – взвилась Инна. – Наташа умерла, а он остался жить, и ему ой как нелегко пришлось! Знаете, буквально вчера Коля мне сказал: «Жизнь прикольная штука. Она нас бьет, пока не научит. Повторяет уроки, как въедливый педагог. Один раз не сообразил – бац, тебя снова тюкнет, чтобы усвоил науку. Мне третий раз та же карта сдается. Сил совсем не осталось».
– Что случилось с Аней? – перебила я Корсакову.
– Девочка умерла от неоперабельного порока сердца, – скороговоркой произнесла она.
– Ваня уверен, что его сестру убил отец, – отчеканила я.
– Боже, конечно нет! – вдруг запаниковала Инна. – Иван подросток, у него гормональная буря, вот он и выдумывает невесть что.
– Откуда у Регины и Лаврова взялся сын? – вкрадчиво спросила я.
Корсакова стиснула кулаки.
– Его взяли из приюта.
– Не ври! – сказала я. – У мальчика на руке был «браслет» из родинок, точь-в-точь такой же, как у Регины и у Ани. Майя Михайловна узнала правду, да?
– Какую? – одними губами спросила Инна. – На что ты намекаешь?
– Иван явно брат-близнец Анны, – заявила я. – Не знаю, по какой причине родители от него отказались, но, убив девочку, Николай вернул мальчика домой. Кстати, он всегда мечтал о здоровом сыне, а воспитывал больную дочь. Но вот странность! Все, кто помнит Аню, в один голос говорят: она гиперактивный ребенок, шумный, крепкий. Ты же врач, должна понимать: дети с неоперабельным пороком сердца очень тихие, им трудно даже ходить. Синие губы и ногти, одышка, бледность, постоянная усталость – вот как выглядит такой малыш. Но Аня-то была розовощекой бузотеркой. Что же узнала Майя Михайловна?
Глава 33
– Чертова старуха! – неожиданно выругалась Инна. Помолчала секунду и начала рассказывать: – Устала я в рентгенкабинете летучей мышью жить, надоело облучаться. Спасибо, Боря в свою клинику на ресепшн взял. Администратором клиники неврозов намного легче и приятнее работать, чем в медцентре больных «просвечивать». Когда я сюда перешла и сладкую улыбку кастелянши Николаевой увидела, сразу поняла: передо мной змея подколодная. Все бабку здесь святой считают, бегают к ней за советом, она местная легенда, вдова самого Олега Михайловича, гуру и доморощенный психотерапевт. Майечку критиковать нельзя, вас в тряпки порвут. А Иван, идиот малолетний, потопал к старухе, и та не упустила возможности длинный нос в чужую жизнь сунуть. В клинике как раз лежала владелица частного детективного агентства, и они с Николаевой крепко подружились, вечно шушукались. Бабка попросила эту внебрачную дочь Шерлока Холмса ей помочь, та и расстаралась. Ее сотрудники тайком влезли в дом к Лаврову, рылись в вещах…
– Ты сама поступила точно так же, когда по просьбе своего старого дружка Николая Петровича разбойничала в доме, где мы сейчас находимся, – не утерпела я. – Тогда и кисточку с сапога посеяла.
– Я действовала во благо Коли и Вани! – повысила голос Инна. – Короче, старая мерзавка собрала целое досье. Слава богу, сотрудники частного агентства оказались не педантично аккуратными. Они обнаружили тайник в кабинете Лаврова, где тот хранил кое-какие документы…
Я опять не сдержалась, перебила ее и уточнила:
– Думаю, в их числе была метрика на имя Анны Бибиковой и фотография девочки, на тыльной стороне которой ее мать написала слова прощания с ребенком, обвинила супруга в убийстве малышки. Прямо имени мужа она не упомянула, но фраза про безжалостные руки врачей весьма красноречива.
Корсакова снова раскашлялась, потом спросила:
– Откуда ты знаешь?
– Ты тоже не образец аккуратности, – уколола я собеседницу, – кое-что забыла, когда уносила папку.
Инна, забыв, что на ее ресницы нанесена тушь, потерла глаза кулаками.