Пампушка для злого босса

Да, я не идеальна и сейчас, но чувствую себя гораздо комфортнее чем год назад.

– А что изменилось в вашей жизни, кроме того, что пришла уверенность?

– Я стала счастливой...

Вот так просто я призналась в том, что и сама осознала только что. Я действительно стала счастливой. Рядом с этим невыносимым мужчиной, который застыл в нескольких метрах. Не зная, что нас ждёт дальше, порой не понимая его реакций или поведения. Но счастливой.

А всё потому, что знала - Казанский меня дополняет, но и без него для себя я всегда буду цельной и уверенной в своих силах.

Дальше встреча переходит на обсуждение нововведений, которые представляет сам доктор, а после беседа вообще становится больше похожей на дружескую, когда в приятной компании собрались те, кто друг друга не видел до этого дня, но кто быстро нашёл себя в крохотном обществе. Когда все начинают расходиться, Алексей поднимается с места и подходит к доктору. Просит меня извинить их, и я отхожу, делая вид что не озадачена вопросом, что могло понадобиться Казанскому и о чём не должна знать я.

Их разговор длится довольно долго - официанты несколько раз напоминают нам, что кафе закрывается на ночь, что совсем не мешает Алексею продолжать узнавать что-то, о чём, видимо, мне знать не положено.

– Ну, всё, - выдыхает он, став мрачнее тучи. Уж не знаю, о чём они говорили, но судя по всему,

Казанскому исход не понравился. Это его «ну всё» звучит словно звон погребального колокола.

– Можем ехать?

– Да.

– Докинешь меня до дома?

– Да, конечно.

– Окей.

Мы выходим из кафе, Алексей покорно несёт мои коробки с дневниками. А меня снова начинают мучать тысячи вопросов. Почему он просто не может поделиться со мной тем, что его гложет? Это что, какая-то такая тайна, что я не имею никакого права о ней знать? Даже если так, ну сказал бы, чтобы не лезла куда не просят и не загонялась по пустякам.

В машине ощутимо стыло, что заставляет меня поёжиться от какого-то противного чувства. Будто со всех сторон обволакивает невидимым сырым туманом, в котором ничего не могу разобрать. И которые заползает в лёгкие и не даёт толком дышать.

– Как тебе встреча?
– задаю нейтральный вопрос. Снова молчание, повисшее между нами, угнетает, и я не знаю, что с ним делать.

– Отличная. Я узнал о тебе много нового.

– Ничего не повергло в шок?

– А что могло повергнуть?Ты прекрасный оратор.

– Не льсти мне. Я так не волновалась со времён утренника в детском саду, когда должна была читать стихи перед кучей родителей.

– Я не льщу.

Алексей выглядит настолько серьёзным, что мне хочется ущипнуть его. Попросить перестать изображать из себя буку, потому что это невыносимо.

– Что-то случилось?

– У кого?

– У тебя. Я же вижу, что ты другой.

Снова поднимаю ту тему, от которой на скулах Казанского начинают играть желваки. Да что же происходит?

– Я нормальный, Вер. Просто устал, говорил вроде.

– Говорил.

Делаю паузу, глядя в окно, но не замечая ничего. И всё же решаюсь на то, чтобы поинтересоваться:

– Не расскажешь, о чём вы беседовали?

– С твоим супер-врачом?

В голосе Алексея звучат пренебрежительные нотки. И это меня коробит. Как будто всё, чем я занимаюсь, недостаточно хорошо для него.

– Он действительно такой.

– Сомневаюсь.

– Ая нет.

Он хочет сказать что-то ещё, но сдерживается, вижу, как белеют костяшки пальцев, которыми с силой сжимает руль. Но лучше бы высказался, это бы расставило точки над «ё».

– Я считаю, что имею право знать если не обо всём, то о том, что меня касается, - наконец тихо, но с предупреждением в голосе говорю я, решив идти ва-банк.

– Это тебя не касается.

– Вот как? Тогда почему ты ведёшь себя так, что я начинаю подозревать прямо противоположное?

– Да как я себя веду, чёрт побери?

Казанский срывается. Резко жмёт на тормоз, едва не вылетев на перекрёсток на красный свет, и заставляет меня испуганно выдохнуть и инстинктивно упереться в торпеду рукой. Что же я такого сказала?

Словно считывая все мои чувства, хватает меня за запястье, когда уже собираюсь молча выйти из машины прямо посреди дороги, и шепчет:

– Прости.

– У тебя всё время один ответ на всё. «Прости», - не выдерживаю я.
– Только мне от него ни разу не легче.

– И всё же... Извини. Я не должен на тебя выливать всё это.

– Да что «это», чёрт побери?

Теперь уже желаю сорваться я. Не намерена себя вести тише воды, ниже травы, если на меня так открыто сливают негатив. Я перед ним всю душу выложила, включая информацию о растяжках на заднице и осточертевшем сельдерее, а он...

– Раздражение своё.

– Ему есть причина? Или ты по поводу Кристины?

– Нет.
– Он морщится при упоминании имени бывшей невесты.
– Кристина здесь ни при чём.

– Тогда что случилось, скажи мне уже, наконец.

Нам начинают сигналить - включился зелёный, а мы так и стоим без движения у светофора. Алексей цветасто ругается сквозь крепко стиснутые зубы, включает аварийку и игнорирует тех, кто начинает объезжать нас и пытается заглядывать в салон.

– Это не то, к чему можно быть готовым вот так, сходу.

– У тебя есть ребёнок? Двое?

Не знаю, что заставляет меня задать именно этот вопрос, но он разряжает атмосферу. Казанский улыбается, качает головой и делает глубокий вдох.

– Нет. Нету. Потомством я пока не обзавёлся.

– М-м-м. Ты миллиардер? Президент какой-нибудь небольшой страны?

– Тоже нет. И если хочешь узнать всё, не гадай. Всё равно попытки провальны.

– Хочу узнать. Но это не потому, что я страдаю пустым любопытством. Просто хочу разделить с тобой все тревоги.

– Это не то, что можно разделить.

Он всё же отключает аварийку, снимается с места, и мы снова вливаемся в поток едущих машин. Сразу же словно бы становится более спокойным и... усталым.

– Всё равно я хочу.

– Окей.

– Окей?

– Да. Завтра я тебя отвезу кое-куда, где ты кое-с-кем познакомишься.

– Уже страшно.

Он переводит на меня взгляд - быстро, но этого мгновения хватает на то, чтобы я прочла по нему эмоции Казанского, которые пугают. И выдаёт то, от чего по моему позвоночнику пробегает ледяная дрожь: