Память льда
Шрифт:
— Наши солдаты умеют приближаться незаметно, — выручила ее Мутная.
— Вот-вот, — обрадованно подхватила капрал. — Пока мы тут с тобой болтаем, сюда потихоньку подтянулось еще два взвода. Имей в виду: солдаты следят за каждым твоим движением.
Старик с необычайной осторожностью извлек небольшой сверток, перетянутый бечевкой, и взялся за ее концы.
— Мне говорили, что кость, из которой я вырезал браслеты, очень древняя, — благоговейно сообщил ремесленник. — Она — часть клыка громадного зверя, который некогда был любимой добычей Трича. Тушу этого зверя нашли в мерзлой
— Хватит уже сказок, — огрызнулась Хватка. — Вытаскивай свои проклятые браслеты!
Услышав это, путник испуганно изогнул седые брови:
— Проклятые?! Да как ты можешь говорить такие слова? Боги, простите эту женщину. Неужели ты думаешь, что я бы стал торговать чем-то зловредным?
— С тобой уж и пошутить нельзя. Ну, чего рот разинул? Шевелись, старик. У нас не так много времени.
С губ Мутной слетел какой-то странный звук, за что капрал тут же наградила подчиненную сердитым взглядом.
Наконец ремесленник развернул тонкую кожу и извлек на свет божий три тускло поблескивающих костяных браслета, какие носят на предплечье. Каждый браслет был вырезан из цельного куска кости.
— И где же знаки благословения? — спросила Хватка.
— Их нет. Благословение даровалось иным способом. Браслеты девять дней и десять ночей лежали завернутыми в особую ткань, в покрывало, сотканное из выпавшей во время линьки шерсти самого Трича.
Мутная хмыкнула.
— Из шерсти, выпавшей во время линьки? — поморщилась Хватка. — Тоже мне «благословенная ткань»! Ну и мерзость!
— Штырь бы с тобой не согласился, — пробормотала себе под нос Мутная.
— Я что-то никак в толк не возьму, — продолжала рассуждать вслух капрал. — Один браслет на правую руку, другой на левую. А третий куда? Отвечай, старик! И не вздумай произнести какое-нибудь похабное словцо. У нас с Мутной нежные ушки.
— Все браслеты надеваются на правую руку. Они сцепляются между собой. Так мне объяснил жрец, даровавший благословение.
— Я видела соединяющиеся браслеты, но там всегда были какие-то специальные крючочки. А здесь ничего. Ты, часом, не дуришь нам головы, старик? Покажи-ка, как они сцепляются.
— При всем желании не могу. Это благословенное свойство украшений проявляется лишь однажды, когда купивший их — будь то женщина или мужчина — наденет браслеты себе на руку.
— А вот тут уже попахивает мошенничеством.
— Ничего, сейчас проверим, — сказала Мутная. — Такой обман срабатывает, лишь когда можешь всучить подделку и быстренько смотаться.
— Угу, — поддакнула Хватка. — Помнишь, на рынке в Крепи? Народу было — не протолкнуться. Прямо рай для жуликов. — Она язвительно взглянула на старика. — Но здесь тебе не рынок. Ты один, а нас много. Смекаешь? Сколько ты хочешь за свои браслеты?
Ремесленник поежился:
— Ты выбрала самую лучшую мою работу. Я намеревался выставить браслеты на аукцион.
— Аукциона, как ты понимаешь, не будет. Еще раз спрашиваю: сколько?
— Т-триста з-золотых «советов».
— Золотых «советов»? Стало быть, в Даруджистане новые монеты появились?
— Если ты собрался торговать в Крепи, то там теперь в ходу малазанские деньги, — пояснила Мутная. —
Сколько это будет в переводе на джакаты?— А я почем знаю? — фыркнула Хватка.
— Могу вам сказать, — осторожно произнес старик. — В Даруджистане за один «совет» дают две джакаты с третью. Если учесть, что одну джакату менялы забирают в свою пользу, то выходит — одна с третью.
Мутная наклонилась, разглядывая браслеты:
— Триста золотых «советов»… Да таких денег хватит целой семье на пару лет безбедного существования, а то и больше.
— Именно на это я и рассчитывал, — признался ремесленник. — Правда, я живу один, и потребности у меня достаточно скромные. Я думал, года на четыре мне хватит, даже если прикупить еще слоновой кости и камней для работы. Отдать браслеты дешевле — это сущее разорение.
— У меня от жалости просто сердце кровью обливается, — сказала Хватка и обернулась к подруге. — Что для солдата деньги? Сегодня ты жив, а завтра…
Мутная передернула плечами.
— Тащи сюда три мешочка, — приказала ей капрал.
— Слушаюсь.
Мутная прошла мимо старика и, беззвучно ступая по тропе, исчезла среди камней.
— Умоляю: только не платите мне джакатами, — заскулил старик. — Пожалуйста…
— Успокойся! — прикрикнула на него Хватка. — Сегодня Опонны тебе благоволят. А теперь отойди от мешка. Я должна осмотреть его содержимое.
Кланяясь, мастер попятился:
— Честное слово, все остальное — сущие безделушки. Вряд ли они тебя заинтересуют.
— Я не собираюсь больше ничего покупать, — объяснила Хватка, засовывая руку в мешок. — Просто действую по долгу службы, выполняю приказ.
— А-а-а, понимаю. Есть что-то такое, чего нельзя доставлять в Крепь?
— Есть. Фальшивые джакаты, например. Мы за минувшую неделю изъяли их с избытком. Торговля в Крепи и так еле-еле поднялась с колен. Кстати, новые даруджистанские деньги там тоже не жалуют.
У ремесленника округлились глаза.
— Ты, никак, собралась заплатить мне фальшивыми монетами?
— Была у меня такая мысль, но я не поддалась искушению. Говорю тебе, ты сегодня ходишь в любимчиках у Опоннов.
Осмотрев содержимое мешка, Хватка полезла в сумку, что висела у нее на поясе, и достала восковую дощечку:
— Мне нужно записать твое имя. Обычно здешними тропками пользуются контрабандисты. Всячески изворачиваются, чтобы не нарваться на равнине на наш кордон. Но ты вроде человек честный. А ловкачам потом приходится платить за свои хитрости в десять крат больше. Не понимают, дурни, что на кордоне творится такая неразбериха, что в суматохе там куда легче проскользнуть незамеченными.
— Меня зовут Мунуг.
Женщина прищурилась, глядя на него:
— Ну и имена у вас в Даруджистане.
Вернулась Мутная, неся три мешочка с монетами.
— Это настоящие золотые «советы»? — недоверчиво спросил Мунуг.
— Настоящие, не сомневайся. Чувствуешь, какие тяжелые? Эдак ты спину надорвешь, пока дотащишь их до Крепи. А потом еще обратный путь в Даруджистан. Или теперь ты уже не пойдешь в Крепь? Зачем, с такими-то деньжищами?
Хватка спрятала восковую дощечку и подмигнула старику.