Память льда

— Здравствуй, смертный меч Фэнера, — почти шепотом произнес он на элинском языке. — Я явился к тебе с приветом от Худа, Владыки Смерти.

Брухалиан молчал.

— Воин, меня поражает твоя… сдержанность. Ты стараешься показать мне свое спокойствие. Неужели ты и впрямь настолько невозмутим?

— Я — смертный меч Фэнера, и этим все сказано, — ответил Брухалиан.

— Знаю, — усмехнулся явившийся яггут. — А я — Вестник Худа. В прежней жизни мое имя было Гетоль. История моего… вынужденного служения Худу достойна обширной баллады. Пожалуй, даже не одной, а целых трех. Тебе интересно ее узнать?

— Нет.

Яггут изобразил на лице притворное отчаяние. Потом глаза его вспыхнули.

— Я почему-то считал тебя более впечатлительной натурой, смертный меч… Ладно, можем обойтись и без моей истории… Важно другое. Мой господин велел передать тебе следующее. Никто не станет отрицать, что Худ вечно испытывает неутолимый голод. Он с нетерпением ожидает начала осады этого города. Но есть обстоятельства, заставляющие моего господина сделать воинам Фэнера одно предложение.

— В таком случае тебе нужно говорить не со мной, а с Фэнером, — без обиняков заявил яггуту Брухалиан.

— Увы, смертный, это невозможно. Внимание Фэнера сейчас поглощено чем-то иным. Твоего бога теснят к самым границам его владений. — Глаза яггута сузились. — Фэнеру грозит большая беда. Ваш покровитель неизбежно утратит свою власть, причем произойдет сие в самое ближайшее время. Так вот, испытывая братские чувства к вашему богу, Худ решил оказать вам редкую милость.

— И что же он предлагает?

— Капастан обречен, и ты это знаешь. Но славной армии «Серых мечей» совсем не обязательно пополнять ряды тех, кто вскоре будет толпиться у врат Худа. Это было бы бессмысленной жертвой и досадной потерей. Паннионский Домин — всего лишь малая веха в войне, размеры которой недоступны человеческому уму. Достаточно сказать, что в эту войну будут втянуты все боги, и давним соперникам поневоле придется объединиться. Ты спросишь: против кого? Против могущественного врага, который задумал уничтожить весь этот мир. И потому Худ предлагает воспользоваться его магическим Путем, дабы избавить вас от этой бойни, кровопролитной и бессмысленной. Но решение нужно принять как можно скорее. С появлением паннионских войск мой господин будет вынужден закрыть здешний портал.

— Предложение твоего господина толкает нас на нарушение обязательств. В нашем мире это называется предательством.

Вестник Худа расхохотался:

— А разве людям не свойственно нарушать обязательства, когда появляются более выгодные условия? Или желаешь, чтобы я привел примеры, наглядно иллюстрирующие вероломство смертных?

— «Серые мечи» еще ни разу не запятнали себя вероломством, — угрюмо произнес Брухалиан. — Мы заключили с правителем Капастана контракт, который обязаны выполнить.

— Что есть ваш контракт с Джеларканом? Фразы, написанные на пергаменте и скрепленные его печатью? Но разница между моим господином и этим жалким принцем гораздо больше, чем разница между твоим тусклым светильником и солнцем. Или ты посмеешь торговаться с Худом?

— Если мы примем его предложение, то подставим под удар не только Джеларкана. Мы подведем также и нашего бога. Фэнер станет еще более слабым и уязвимым. Потому-то Худ и торопится. Он думает вовсе не о спасении «Серых мечей». Он заманивает нас в свои владения, чтобы сделать вечными рабами.

— Ох и глупый же ты человек, — язвительно усмехнулся Гетоль. — Разве ты не понимаешь, что в войне с Увечным Богом Фэнер станет первой жертвой? Вепрь Лета погибнет, и никто его не спасет. Учти, смертный: Худ крайне редко предлагает кому-либо свое покровительство. Это большая честь.

— Честь? Да неужели? — Голос Брухалиана зазвенел, как сталь клинка, ударившего по камню, а глаза его бешено засверкали. — Что ж, сейчас я от имени Фэнера дам достойный ответ на предложение твоего господина!

Мелькнул выхваченный из ножен меч. По морщинистому лицу Гетоля заструилась темная кровь. Вестник Худа попятился, прикрывая физиономию руками.

Брухалиан опустил меч и, едва сдерживая ярость, сказал:

— Только подойди ко мне, и я продолжу.

— Мне не нравится твой тон, смертный, — спокойно произнес Гетоль, обтирая губы. — Это вынуждает и меня самого ответить на том же языке, но уже не от имени Худа, а исключительно от своего собственного.

В каждой его руке появилось по длинному мечу цвета расплавленного золота. Глаза Вестника вспыхнули, отражая блеск лезвий. Он шагнул вперед и… вдруг остановился, загородившись клинками.

— Здравствуй, яггут, — послышалось у Брухалиана за спиной.

Позади стояло трое т’лан имассов. Смертный меч сперва удивился, насколько призрачными были их тела, но потом сообразил: они готовы вот-вот принять другое свое обличье, превратившись в тех самых зверей, о которых говорила Сидлис. В комнате удушливо запахло чем-то пряным.

— Наш поединок совершенно вас не касается, — прошипел т’лан имассам Гетоль.

— Поединок с этим смертным? — спросил Бек Окхан. — Верно, нам нет никакого дела до вашего спора. Но нам есть дело до тебя, яггут.

— Не забывайте, я — Вестник самого Худа, Владыки Смерти. Вы что же, осмелитесь напасть на его служителя?

— А с какой стати нам отступать? — усмехнулся т’лан имасс. — Лучше спроси у своего господина, осмелится ли он бросить вызов нам.

Гетоль пробормотал что-то сквозь зубы, и его буквально втянуло внутрь магического Пути. Еще через мгновение дрожащие очертания портала исчезли.

— Худ явно не хочет с нами связываться, — заключил Бек Окхан.

Брухалиан убрал меч в ножны:

— Жаль, что ваше появление прервало наш поединок.

— Мы понимаем твое разочарование, смертный меч. Ты бы сумел проучить этого яггута, если бы он сражался честно, по всем правилам. Но против его мерзких уловок ты бессилен. Мы уже давно охотимся за ним, и он постоянно ускользает. Теперь мерзавец докатился до того, что пошел в услужение к Худу. Мы слышали ваш разговор. Нам понравилось, с какой решимостью ты отверг «милости» Худа. Это делает тебя достойным соратником.

Брухалиан усмехнулся:

— Похоже, теперь этот яггут стал и моим врагом тоже. Я бы простил ему колкости в мой адрес. Но Гетоль позволил себе оскорбить нашего покровителя.

— Мы понимаем, — почтительно произнес Бек Окхан.

Его спутники молча кивнули.

— Думаю, сегодня он уже более не явится, — сказал т’лан имассам Брухалиан. — Простите, дорогие гости, но мне бы хотелось остаться одному.

Все трое поклонились и растворились в воздухе.

Брухалиан подошел к очагу, вновь обнажил меч и медленно поворошил рукояткой пепел. Вспыхнуло пламя, угли ожили, замерцали. Капли яггутской крови зашипели, темнея и испаряясь.