Пан Пратхавец, рыцарь на белом коне

Залезли мы под кустик, и все вместе стали ждать. Час ждем, два ждем никто не появляется. Погода хорошая, солнышко не печет, и ветерок с полянки как раз в нашу сторону.

– Я пойду погляжу, - говорит Заяц.
– Может, они там ходят другой дорогой?

Вышел он на полянку, вокруг походил, назад возвращается. Я уже и потеснился, чтобы место ему освободить, как вдруг слышу - Хорек кричит:

– Рыжий!

Упал Заяц на землю, по сторонам оглядывается. Но по сторонам никого нет.

– Рыжий!
– кричит Хорек.

А за ним и Сурок:

– Рыжий!

Только я один ничего не понимаю.

– Кого травим?
– спрашиваю ребят.

– Ты что - не видишь? Вот этого!
– И показывают на Зайца.

А Заяц, видно, и сам смекнул - не в первый раз на охоте. Сидит, прикрылся ушами, а глазами водит по сторонам. Никогда я не думал, что у Зайца такие большие глаза. И круглые, как капуста.

– Это вы меня, ребята?
– спрашивает Заяц и жмется к земле.

– Тебя!
– кричит Сурок.
– Тебя, рыжего!

Глаза у Зайца стали еще круглей, и такими большими, что в них сразу поместились мы все, со всеми нашими кустиками.

– Какой же я вам рыжий, ребята?
– тихо сказал Заяц.
– Я просто серый, обыкновенный, как все.

– Рыжий!
– кричит Сурок.

– Рыжий!
– кричит Хорек.

Никуда от них не сбежишь, не спрячешься.

– Вы же меня знаете, ребята, - объясняет Заяц, а у самого даже уши дрожат.
– Я же серый, это только сверху немножко выгорело.

– Рыжий красного спросил, где ты бороду красил?
– пропел Хорек, покатываясь от смеха.

– Я на солнышке лежал, кверху бороду держал!
– подхватил Сурок.

– Ну что вы, какая у меня борода?
– сказал Заяц, и мы все исчезли из его глаз - такими они стали мутными.
– А если у меня шкура... немножко... так внутри я ж совсем не такой...

– Такой!
– крикнул Хорек.

– Такой-сякой!
– крикнул Сурок.

А я добавил, вспомнив, как травили Медведя:

– Рыжая кандала, тебя кошка родила!

Услышав про кошку. Заяц вскочил, но тут же снова упал на землю.

– Не верите?
– крикнул он и заплакал.

Слезы текли у него по шерсти, она становилась мокрой и торчала клочьями, так что на Зайца было смешно смотреть.

И мы хором крикнули: "Рыжий!", и опять крикнули: "Рыжий!", и опять крикнули, и опять.

А он все мокрел и мокрел от своих слез, и шерсть у него все больше торчала клочьями. И он катался по земле, которая к нему прилипала, так что уже нельзя было определить его цвет.

– Не верите?
– плакал он.
– Почему же вы мне не верите? Ну почему? Почему?

Конечно, мы верили ему. Но охота есть охота.

1966

ОТДЫХ НА БЕРЕГУ

Я специально пришел пораньше, когда на берегу еще никого не было. Я сидел в высокой траве и смотрел на море, которое у нас называли речкой, но у речки должен быть еще один берег, а я не видел другого берега. Может быть, я просто плохо видел.

Я сидел и смотрел на море. Потом подошел Геккон.

– Отдыхаем?
– спросил Геккон.

– Отдыхаем, - ответил я.

– Море сегодня спокойное, - сказал Геккон.

– Только течение быстрое, того я гляди все утечет.
– Море у нас текло слева направо.

– Не утечет, - сказал Геккон, - можешь не волноваться.
– И тут он меня проглотил.

– Сегодня хорошее утро, - сказал я.
– Интересно, какой будет день?

Я почувствовал, что он растянулся на траве, и тоже рас" тянулся. Так мы лежали и разговаривали - о том, о сем, ни о чем существенном.

– Отдыхаем?
– я узнал голос Оцелота. Он иногда приходил на берег, но старался держаться поближе к лесу, подальше от воды.

– Отдыхаем, - ответили мы с Гекконом.

– Море сегодня спокойное, - сказал Геккон.

– Река, - коротко бросил Оцелот. Он, вероятно, видел другой берег.

– Течение только быстрое, - сказал я.
– Того и гляди утечет.

– Не утечет, - сказал Геккон.
– Море не утечет.

– Река, - опять возразил Оцелот и проглотил Геккона.

Вернее, он проглотил нас с Гекконом, потому что Геккон еще раньше проглотил меня.

– Утро сегодня хорошее, - сказал я.

– Да, - сказал Геккон.
– Утро просто на редкость.

Оцелот лежал на траве, его пригревало солнышко, и мы с Гекконом грелись в этом тепле.

– Отдыхаем?
– это был голос Каймана.

– А? Да, да...
– мы почувствовали, как вскочил Оцелот.

– Море сегодня спокойное, - сказал Геккон.

– Только течение быстрое, - сказал я, - того и гляди утечет.

– Море не утечет, - сказал Геккон.

– Река, - стоял на своем Оцелот.

– Конечно, река, - подтвердил Кайман и проглотил Оцелота.

А так как раньше Оцелот проглотил Геккона, а еще раньше Геккон проглотил меня, то получилось, что Кайман проглотил нас троих. И мы все четверо растянулись на солнышке.

– Утро сегодня хорошее, - сказал я.

– Какое там утро!
– буркнул Кайман.
– День в самом разгаре. Такая жара... Пойти, что ли, искупаться?..

И тут мы все переполошились. Мы привыкли отдыхать на берегу, но лезть в это море или реку - или как там оно называется - нет уж, извините! Хорошо Кайману, ему не привыкать, для него, крокодила, вода - одно удовольствие. А как быть Оцелоту, сухопутной кошке, как быть Геккону, сухопутной ящерице, и, главное, как быть мне, сухопутному муравью?

– Спасите! Тонем!
– крикнули мы и полезли в воду - все четверо.

1967

КОГДА ЕХИДНА НЕ БЫЛА ЕХИДНОЙ

Тогда она была птицей... У нее были сильные крылья, которые отрывали ее от земли и уносили высоко в небо. Там, в небе, все было совсем не так. Если на земле было пасмурно, то там светило солнце, потому что тучи оставались внизу. Тучи совсем нетрудно оставить внизу, но для этого нужно иметь крылья.

У нее были хорошие крылья, но мог ли Опоссум это понять? И когда она говорила ему о небе, он, толстенький, пушистый Опоссум, лениво сворачивался клубком и щурил глаза, пряча в них насмешку и недоверие.