Пандора
Шрифт:
Оставшись одна, она усаживается на высокий табурет (не менее неудобный, чем тот, что стоит у нее наверху) и от скуки начинает болтать ногами. Занятий много – если Лотти не станет прибираться в зале, можно и самой везде вытереть пыль, – но Дора никак не может заставить себя сдвинуться с места, ибо душа ее примерно такая же умиротворенная, как штормовое море. Под прилавком она держит свой альбом для рисования и ридикюль – и то и другое всегда под рукой, так что, когда Иезекия вернется, она сможет сбежать отсюда как можно быстрее.
Сегодня – решающий день, который все изменит.
Она завершила эскиз кружева из канители. И теперь ей остается услышать лишь «да» – в знак признания того, что по предложенным ею образцам стоит изготавливать изысканные украшения, достойные членов высшего общества. Ей надо начать
«А что будет с магазином? – шепчет голосок в ее голове. – Что станется с ним без тебя?»
Дора больше не болтает ногами. Она же ничего другого не знала в жизни, кроме этого магазина. Это ее дом родной. Если она отсюда съедет, это разобьет ей сердце. А если Иезекия и впрямь собирается продать магазин, то родительское наследие – или то, что от него осталось, – умрет, как и они сами. И пускай стены дома изъедены короедами, а несущие балки начали преть, как иссохшие листья на осенних ветках, с этих стен еще не стерлась карта ее душевного мира: воспоминания о былом.
Она вспоминает об одном Рождестве, проведенном ею в магазине, когда сюда съехались торговцы-антиквары и постоянные покупатели, чтобы совместно отметить праздник и подвести итоги удачного года. В те годы в гостеприимном «Эмпориуме» Блейка было тепло и уютно, дубовый пол отполирован до блеска, с потолочных балок не свисали гроздья паутины, и Дора помнит, как ее завораживали трепещу- щие огоньки свечей, чьи отблески плясали на чисто вымытых и еще целых оконных стеклах. Папенька носил ее на руках, и хотя Дора тогда еще не имела ни малейшего понятия, о чем толкуют взрослые, он охотно вовлекал малышку дочку в беседы о расширении торговли. Поставки из Вест-Индии, новые лоты для продажи на аукционе «Кристис». Иезекия должен бы дорожить подобными воспоминаниями. Но коль скоро он так легко забыл о своей преданности ее родителям, думает Дора, что будет с ней, когда наступит пора все это продать? Она снова вспоминает его слова, сказанные тогда за ужином… «Ты уже достаточно взрослая, чтобы продолжать жить со мной под одной крышей ».
Дора судорожно сглатывает. С самого начала Иезекия обращался с ней как с досадной помехой. Определив ее в воскресную школу, дядюшка не проявил ни малейшего интереса к тому, чтобы Дора продолжала получать классическое образование, которое ей начали давать родители: когда она попросила его рассказать о торговле древностями, тот только рассмеялся и ответил, что ей нет нужды засорять мозги подобной ерундой, но при этом он без колебаний поручал ей стоять за прилавком и обслуживать покупателей. Так что нынешние знания Доры основаны на воспоминаниях детства и на внимательном исследовании предметов старины. И куда же она уйдет, если ей придется съехать отсюда?
Хотя и равнодушный, Иезекия, строго говоря, никогда не проявлял скупости по отношению к ней – в конце концов именно он покупал ей альбомы для рисования, но никакой любви между ними не было. Когда однажды вечером он привел в дом Лотти, она подумала, что теперь, быть может, все в их отношениях переменится. Дора вспоминает, как она впервые увидела женщину на узкой лестнице их дома (не прошло и полугода после смерти родителей) и как Иезекия объявил, что Лотти теперь будет жить вместе с ними. Она сочла, что эта женщина, облаченная в кургузое красное платье, заменит ей маменьку и что дядюшка будет относиться к ней теперь хотя бы с толикой теплоты, но ее ждало жестокое разочарование. Дору быстренько выселили из ее уютной спальни во втором этаже на холодный, унылый чердак. Здесь, ко всему прочему, она чувствовала себя еще более одинокой.
Куда же ей идти, в самом деле? От этой мысли у нее по ребрам пробегает холодок. У Доры нет никакой родни, кроме Иезекии. Бабушка и дедушка по папенькиной линии давно умерли, а маменька воспитывалась в сиротском приюте в Греции. И пока Дора не будет сама себя содержать, ей некуда податься, она не
сможет освободиться от дядюшки. Единственные для нее варианты – работный дом, улица или бордели, но разве это варианты?Бордели.
Содрогнувшись, Дора вспоминает, каким взглядом утюжил ее Иезекия. «Я полагал, ты была бы рада сменить обстановку, оказаться в более свободной среде». Но он же не имел в виду…
Ее мрачные мысли прерывает звон колокольчика. Дора бросает взгляд на входную дверь, но нет, это не посетитель, а всего лишь Лотти, которая заходит в зал через заднюю дверь.
– Мисси…
Дора фыркает и без всякой на то причины перекладывает с места на место пустую амбарную книгу. Лотти стоит, скрестив руки на груди, и выжидательно глядит на Дору.
– Что-то вы бледненькая. Почему бы вам не выйти прогуляться? Часик-другой вам не помешает, – экономка запинается, что-то прикидывая в уме. – А я тут займусь делами.
Дора с сомнением смотрит на круглое лицо Лотти.
– Вы?
Лотти поднимает брови.
– А почему бы и нет?
Ее предложение в высшей степени необычно. Лотти еще ни разу не предлагала ей присмотреть за магазином, как и никогда не выражала озабоченности самочувствием Доры. Но даже короткие крупицы свободы бесценны, поэтому Дора берет лежащий под прилавком альбом.
Ей не надо предлагать дважды.
Рядом с кладбищем Святого Павла, что на северо-западном углу, стоит ювелирная мастерская «Клементс и Ко», принадлежащая знаменитому в городе золотых дел мастеру. Вниз ведут четыре крутые узкие ступени, и свободной рукой – в другой она сжимает большой альбом для рисования в кожаном переплете – Дора хватается за железные перила, стараясь не наступить на незаметную под ее юбками выбоину.
Она дергает за шнурок дверного колокольчика и ждет, когда ее впустит привратник с лоснящимся лицом. Внутри тепло, и медовый аромат восковых свечей кажется после уличных миазмов таким приветливым.
Вдоль стен от пола до потолка высятся застекленные витрины, украшенные резными и позолоченными орнаментами, и эти витрины сплошь заполнены яркими сверкающими изделиями. В расположенных ближе ко входу больше повседневной утвари: солидные кубки, большие сервировочные блюда, серебряные столовые приборы с рукоятками из слоновой кости с резными изображениями охотничьих собак и диких кабанов. Эти изделия, спору нет, великолепны, но сердце Доры взволнованно бьется при виде тех, что выставлены прямо у прилавка.
Колье, серьги, браслеты, кольца. Рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты. Опаловое стекло, жемчужный песок, закаленная сталь, поднос с керамикой Веджвуда [15] . Броши в виде бабочек, разноцветные камни в оправе. И главная достопримечательность, лежащая прямо перед ней, – новое поступление, нечто совершенно восхитительное, такое держат взаперти в потайном шкафу.
На голубой подушечке возлежит тиара. Узор ажурного плетения, изукрашенный круглыми и грушевидными бриллиантами огранки «роза» [16] , а в центре – цветок, чьи лепестки расходятся из сердцевины точно солнечные лучи. Дора склоняет голову, встает на цыпочки, старается разглядеть тиару под другим углом. C оборотной стороны она покрыта серебром. Когда Дора делает шаг в сторону, бриллианты переливаются разными оттенками, как будто пускаются в пляс. Они и впрямь изумительны. Дора приникает лицом к стеклу. Если приглядеться внимательнее, можно увидеть свое крошечное отражение в каждой грани.
15
Так называемая веджвудская яшма – вид неглазурованных керамических изделий, имитирующих яшмовую или каменную массу, изобретенных английским мастером Джозайей Веджвудом в 1770-е годы.
16
Огранка «роза» – вид огранки некрупных алмазов, когда обработанный камень представляет собой полусферу с нанесенными на нее 24 треугольными гранями на плоской базе.