Панельный ямб. Книга 1
Шрифт:
Вскоре пиво закончилось. Мы пошли в ближайший бич-магазин за добавкой. Тем более, что подобным частным шарашкам совсем pohui на законы о запрете продажи алкоголя после десяти. Мы закупились ещё. Дома я открыл свой мини-бар, угощая всех первоклассной водкой. Голова моя совсем потерялась. И скажу прямо – я потерял счёт времени. Оно улетучилось.
Под всеобщим гомоном я отвёл Л. в ванную комнату, и она мне по-быстрому помогла расслабиться ещё больше. Когда она делала своё дело, мой взгляд зацепился за собственное отражение в зеркале. В нём я увидел своё глупое лицо. Частичка трезвости внутри меня взбунтовалась, напоминая мне об обязанностях и стремлениях. Неужели всё так порушится? Ну уж нет!
Умываю лицо холодной
Как бы я не старался его выпроводить – Р. не поддавался и сделал из этого игру. А по итогу сказал, что не уйдёт, так как домой ему уже не попасть. Он без ключей, а все спят. Этот podonok умудрился меня смилостивить. Мы продолжили пить. Уже Л. взволновалась и говорила, что мне скоро вставать, а я всё продолжал и продолжал. Бывает такое состояние, когда ты не отдаешь себе отчет.
Проснулся я от руки Л. Она трясла меня и орала, что мне нужно бежать. Посмотрев на часы я понял, что экзамен начнётся через сорок минут, а учитывая, что сорок минут чистого времени мне понадобится только на дорогу… В придачу ещё и в голове полная каша, а во рту царствовал вкус рвоты…. ПОЛНЫЙ PIZDEC!
Ногами пинаю Р. Говорю, чтобы этот «друг» одевался и проваливал. Возможно, он почувствовал себя немного виноватым, предложил проводить на остановку.
Как бы мы не старались, но на сборы ушло пятнадцать минут. Я безбожно опаздывал, и хотя внешне выглядел спокойным – внутри меня царила паника и отчаяние. Мы добрели до остановки, начали ждать. Как назло ни одной подходящей газели или автобуса. Прошло семь минут. Катастрофа.
Мы сели с Р. на лавку облокотившись друг на друга, в ожидании нужного номера, так и уснув на добрый час.
Проснувшись я понял, что всё кончено. Во мне уже не было паники. Подъехал нужный троллейбус. Уже без какой-либо спешки добрался до учреждения, где хотел начать строить свою новую жизнь. Но приехал я только для того, что бы забрать ранее поданные документы.
Что я чувствую? Сказать: «Пустоту» – ничего не сказать. Ушел в осадок. Такой глубокий и густой, что перестал с кем-либо общаться. Мне было комфортней погрузиться в собственноручный скафандр аутизма, где я просто впал в глубокую эмоциональную кому.
Родителям пришлось соврать сказав, что мне не хватило баллов для поступления. Мама меня приободрила. Л. стала мне безразличной. Тётя моя умерла. А с началом сентября я вернулся на прежнюю работу. Побежденный и сломленный. Ещё на целый год унылой каторги и самобичевания.
Нить тревоги,
что нашла иголку
в стоге:
вшила себя в моё
пальто.
Я иду в нем
по подворотням
и мне холодно даже
днём.
Тень сомнения
(куда идти дальше?)
отбрасывает свой
силуэт.
Я человек
с туманной целью,
мне идти неизвестно
лет.
4.Gomosek, интрижки и погоня
По всему периметру листа расставлены графитные засечки – это общий габарит изображаемого объекта. Мягкие, еле заметные линии очерчивают общий силуэт. Он приблизителен, но основные опорные точки положения найдены, а значит, найдены и рамки, за которые уже нельзя выходить.
По вертикали появляются горизонтальные чёрточки. Они точны в своём расположении, в своей относительности друг к другу. Эти чёрточки важны, ведь они являются пропорциями каждой последующей детали. Лёгкий полу-тушеванный блеклый штрих образует большую тень, а где есть тень, там есть свет; Белоснежная
бумага берёт на себя эту роль.Теперь появляются линии направления конечностей; скелет формируется быстро, уточняя собой всё предыдущее. Намёки на мышцы и кожу. Предыдущие этапы прячутся, становясь блеклыми намёками, где невооруженным взглядом их не заметить. Уточняется общая тень, более детально расставляются акценты насыщенности излома рёбер. Сначала боковая часть головы, скула, теневая сторона всего носа и, конечно же, глазница; Общий силуэт, а затем чуть резче на косточке, чуть глубже на переломе у слезника. Аккуратный штрих под ключицей, грудями, на сгибе локтя, на бёдрах, под коленкой. Везде разное напряжение. Тень – словно паучья нить, окутывает всё её тело. Она уже устала. Немного кривит губы; скорее всего затекли ноги и болит спина.
Звонок на перемену. Натурщица первая вскакивает с места, надевает джинсы, хватает свою шубу. Тела движутся в курилку. Мы идём порознь, нам не о чем разговаривать.
Не верится. Я уже на третьем курсе. Сейчас зима. Для чего мы взрослеем?
Я спускаюсь со второго этажа мастерских. Вот несколько девчонок курсом помладше. Они здороваются со мной, широко улыбаясь. Они хотят меня, я точно это знаю, ведь одну из них я периодически trahayu. Ничего серьезного. Такие здесь правила.
Иду по длинному коридору первого этажа, здесь расположились прикладники. Вижу знакомого, но не зову его с собой. Нужно побыть наедине. Это противоречивое чувство. Странно. За последние почти три года я переспал с половиной своей группы и не только. Но чем больше я предаюсь распутству, тем больше чувствуется одиночество. Наслаждение настолько временно что, как только я получаю оргазм – наступает мгновенное опустошение.
Прохожу через пункт охраны, застегивая на ходу куртку, в тамбуре очередь. Грубо протискиваюсь между парнями, что помладше. Свежий воздух солнечной зимы. В курилке уже прилично народа. Но кто они все? Просто очередные тени, блеклые голоса, что нечётко звучат на репите в моих ушах. Разговоров не разобрать. Становлюсь в стороне, закуриваю.
Сегодня январь, семнадцатое число. Уже четвертый день, как закончились каникулы. Уже как четыре дня я думаю о его смерти. Это случилось внезапно, под Новый Год, когда все сидели по домам, отмечая праздник повышения налогов и новых правил против людей.
Его звали В.Д. В моей жизни он появился сразу после поступления. Его пары проектной деятельности неизменно стояли первыми двумя по средам.
Он – старик, выходец М-и. Бывший талант изобразительной культуры, а теперь и бывший педагог. Первое, что я никогда не забуду – его лицо. Выразительные глубокие глаза, нос крючковатый, тонкие губы; Седые волосы, аккуратно подстриженные под зачес назад. Весь общий образ рождал в голове слово «Филин». Так я звал его среди одногруппников и друзей, которым рассказывал про него. Филин был выдающейся личностью. Спокойный, рассудительный. Не проходило много времени, чтобы он не сказал, что-то остроумное, доброе. Все, кто с ним общался – любили его.
Я и Филин очень быстро подружились. Буквально с первых пар. Все последующие два года я был ответственным учеником. Много рассуждал на разные темы, спорил, отстаивал свои конструктивные решения. Филин ценил это. Он стал мне больше, чем просто учитель; мой духовный отец. Я люблю этого человека как сестру, брата, отца и мать. Так иногда бывает….
Филин должен был вести у меня все основные проекты вплоть до выпуска. Так я решил. Этот человек заронил в мою голову зерно великого.
Первый удар случился, когда ему пришлось уволиться. Филин в молодости много куролесил, поэтому к старости остался с одним лёгким, да и оно уже барахлило. Ещё долго я не хотел мириться с его увольнением, но Филин обещал навещать меня, и он держал своё слово. Периодически приходил, занимаясь анализом моих работ. Мы много говорили о творческом пути.