Паноптикум

– Деревня, в которой вы жили, как называется, Максим Яковлевич? – спросил он старика.

– Усолье называлась деревенька наша. Красивая была деревня. На берегу озерца стояла, а кругом сосновый бор. Было около сорока дворов, и хозяйства у всех были крепкие, настоящие крестьянские. Мы хорошо жили. Помню, на горе была деревянная церковь. Кажется, храм Георгия Победоносца. Когда батюшку в 37-м забрали, церковь сначала заколотили, а потом нашему председателю велели в ней зернохранилище устроить. Ну а после, как немцу пришлось удирать, он и ее пожег.

Алексей Никодимович задумался. Странно, ведь он знал все сельские поселения в районе, а про деревню с таким названием ничего не слышал. Может быть, и не в его районе она находится? Он почувствовал, как сильнее застучало его сердце, но взял себя в руки и продолжил разговор:

– Максим Яковлевич, а после вы бывали в деревне? Я к тому спрашиваю, что никакого Усолья сейчас в районе нет.

– Да быть-то был, ведь там родители и сестры на погосте лежат. Но ничего там не осталось. Мы до сорок седьмого года в землянках жили, колхоз лес рубить на избы не давал, да и некому было строить, всех мужиков война извела. А потом и вовсе это место колхоз забросил. Так что моя родина вроде как исчезла вовсе. Помню, мальчишкой я в лес с отцом ходил. Ягод, грибов, всякой живности было видимо-невидимо. Мужики – те, кто посмелее, – кабаньи лежки примечали, даже на лося ходили. Хорошо было до войны.

– Ну что же, поедем искать вашу деревню, Максим Яковлевич.

– Искать ее не придется, ничего тут сложного нет. Озеро, на котором она стояла, наши мужики Бобрами окрестили. Там бобровых хаток было много. А потом зверь ушел почему-то, не стал после фашиста жить.

«Бобры какие-то, – подумал Алексей Никодимович. – Выдумывает старик, не иначе. Откуда им взяться в нашем районе, бобрам этим? Я здесь уже много лет живу, о бобрах бы знал». Впрочем, Алексей Никодимович мог и ошибаться.

Конечно, он любил природу. Заводи на родной Кубани, особо шумные весной, он любил посещать с ружьем, устраиваясь иногда на ночлег в прибрежных зарослях. Охота влекла его больше всего на свете. Обосновавшись на севере, он понял, что и здесь она не хуже. Но были нюансы, связанные с его положением и не позволявшие широко афишировать эту страсть. К тому же лес, так любимый им, доставлял иногда волнения и неприятности. Лет пять назад к нему обратился директор районного лесничества с просьбой выделить трактор для опашки угодий, но мэр только отмахнулся от него, как от назойливой мухи. «У вас есть два трактора в хозяйстве, Олег Павлович! Вот ими и обходитесь. А у меня лишней техники нет», – заявил он бестолковому директору. И в самом деле, почему он должен за всех думать? Этот болван сидит на лесе, у него в руках, можно сказать, все рычаги власти, а он ходит к начальству и клянчит милостыню.

Мэр нахмурился, вспомнив этот неприятный разговор. Конечно, надо взять под особый контроль вопросы природопользования, а то не только бобры убегут из района, но еще кабаны и лоси. Тогда точно беда случится. Охоту на крупного зверя он уважал и знал ее особенности почти досконально. Конечно, жалко, что времени на это великолепное занятие у него практически не оставалось, и те редкие дни, когда выдавался случай охоты с друзьями, он вспоминал потом с особенным душевным подъемом.

Поговорив еще минут пять, решили отправляться в путь. Павел вывел «газель» на шоссе плавно и аккуратно, и они поехали по улицам Стеклова, в это утро чистым и опрятным, как будто сама природа желала этой поездки и приготовилась к ней заранее, накрыв скверы и площади белым пушистым покрывалом. Алексей Никодимович вглядывался в лица прохожих, смотрел на игры детей, на все, что происходило в городе, и понимал, как много нужно еще сделать, чтобы эта прекрасная жизнь продолжалась и дальше, чтобы не прерывалась связь поколений, чтобы судьбы людей не зависели от случая, а подчинялись только хорошей и разумной какой-то цели. Он осознал, что сама судьба преподнесла ему надежду, и ее он должен воплотить в жизнь наперекор всему.

Он особо не надеялся на поисковые таланты Максима Яковлевича, поэтому по дороге осторожно спрашивал его, на какие второстепенные грунтовки лучше сворачивать. Но район старик и сам знал хорошо, в чем мэр вскоре убедился. Размышлял он и о том, что искать могилу, если старик сразу не укажет место, будет сложно. Если затянется дело, то и поиски по весне ничего не дадут. Особых примет, скорее всего, уже нет, к тому же в районе уже бывали случаи подтопления берегов озер и речушек – из-за обильных паводков, нередких в этих краях. Вот это будет самым неприятным сюрпризом и может испортить все дело.

Вдруг Алексея Никодимовича словно током ударило. Старик сказал, что надо свернуть с шоссе на разбитую дорогу, ведущую к его лесному дому. Мэр расстегнул воротник, словно ему не хватало воздуха, и жестом приказал Павлу остановиться. Все в первое мгновение недоуменно уставились на него.

– Что с вами, Алексей Никодимович? Паша, да открой ты окно! Алексей Никодимович, держитесь! Сейчас скорую вызовем! – заорал побледневший Буденич, суетливыми движениями доставая сотовый из кармана.

Мэр привстал с сиденья, поглядел на взволнованного редактора и, немного успокоившись, ровным голосом сказал:

– Да прекратите вы голосить, Игорь Семенович! Со мною все нормально. Максим Яковлевич, вы уверены, что мы правильно едем?

Старик в ответ только затряс головой. Он подумал, что Алексей Никодимович вполне разделяет его чувства, оттого чуть и не упал в обморок. Но волноваться не было никаких причин. Сотни раз в детстве он ходил по этой дороге к ближайшему сельмагу, мог пройти по ней с завязанными глазами. Ну конечно, здесь, в километре от правления колхоза «Путь Ильича», и была его родная деревня, исчезнувшая, как выяснилось теперь, не только с истерзанной войной земли, но и из документов. Он весь сжался, одолеваемый тяжелыми мыслями о времени, которое не пощадило ничего – ни памяти людской, ни жизни, и только мысль о деле, которое он должен был исполнить, придала ему силы и не позволила сомневаться.

– Да здесь она была, Алексей Никодимович. Не сомневайтесь! Сейчас подъедем к озеру, а там, на левом берегу, синего цвета камень-валун у старых сосен. Его еще до войны наш председатель хотел выкопать и привезти к правлению. Мужики ему говорили: «Ты что, Иваныч, хочешь памятник себе соорудить, что ли?» Шутили, значит. Он вроде с придурью был, наш председатель. Война ему помешала, а то приволок бы валун.

В машине все рассмеялись. Оператор, чтобы разрядить обстановку, стал рассказывать о местных краеведах, которые в прошлое воскресенье устроили шабаш у старых развалин в торговых рядах.

– Что им нужно было там, Сережа? – спросил Алексей Никодимович.

– Да понимаете, один какой-то чокнутый их активист занимается археологическими раскопками в старом городе. Откопал он там ржавую железяку, вроде старинного амбарного замка. Полез в интернет и вычитал, что такие же по форме замки, датированные тринадцатым веком, находили при раскопках в Замоскворечье. Рассказал все своей шайке, а те шум подняли: выходит, что сейчас нужно пересматривать дату основания города. Вот так.

Анекдот пришелся кстати. Компания подъехала к озеру, ожидая, что скоро все удачно разрешится. Все, включая Максима Яковлевича, обсуждали предстоявшие важные дни для города, и только Буденич, что-то смутно подозревая, молча наблюдал за мэром. А Алексей Никодимович, взяв старика под руку, повел всех остальных по берегу вслед за собой.

Неожиданно погода испортилась. Солнце скрылось, разом стало серо вокруг, и вместо легкого крепкого снега посыпались на землю мокрые хлопья, скользившие под ногами. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» – пробурчал недовольно Буденич, плетясь в конце процессии. Он видел, как Алексей Никодимович пару раз взглянул на свой дом, и сомнения только укрепились в его душе.

Уже битый час они обходили озеро, но Максим Яковлевич, вглядываясь в прибрежные сосны, только отрицательно покачивал головой в ответ на вопросы мэра. Все перепуталось в его голове. Вместо молодых деревьев он видел высоких исполинов, и все вокруг ему казалось огромным, как будто не здесь в детстве он бегал с ватагой мальчишек, собирая шишки для костра и лихо скатываясь с прибрежных холмов прямо в воду. Он совершенно сник. Добравшись до первого крупного валуна, он обнаружил, что тот весь оброс лишайником, так что не было никакой возможности узнать теперь, тот ли это был камень. Что же делать? Старик беспомощно озирался вокруг.

Оценив ситуацию, первым пришел ему на выручку Алексей Никодимович. Он положил руку на плечо старика, прижал его к себе, словно маленького испуганного ребенка, и так стояли они молча, не позволяя себе говорить о чем-то пустом и ненужном. В город они возвратились в полном молчании. Начальство занялось своими делами, думая с неудовольствием, что утро потрачено впустую.

Глава четвертая Тайные встречи

Приехав в редакцию, Игорь Семенович уединился в своем кабинете, чтобы в относительной тишине подумать, кому бы доверить окончательную редакцию праздничной полосы о ветеранах. Думал он недолго: все его штатные журналисты отпадали, и он решил вызвать к себе Светлану Викторовну.