Пансионат «Мирамар»

— Ты так долго обдумываешь свой ответ, что я чувствую себя смертельно одинокой! — сказала она тревожно.

Однако мне было необходимо хорошенько подумать. Я был так взволнован и напуган, что даже слова сочувствия не шли у меня с языка. Что со мной?.. Внезапно чары ее рассеялись, я освободился от ее власти надо мной. Где-то внутри меня поднялась черная волна отчужденности, сопротивления и даже жестокости. Я не мог найти этому объяснения.

— Почему ты молчишь? — настаивала она.

— Дария, — голос мой был совершенно бесстрастен, — не принимай этого дара — его благородства!

Она пристально взглянула мне в лицо, еще не верящая, несчастная. Но я, упорствуя в своей жестокости, продолжал:

— Отвергни его без колебаний!

— И это говоришь ты?!

— Да, я.

— Но это же смешно, это глупо, я ничего не понимаю…

— Отложим пока объяснения, — с отчаянием сказал я.

— Как ты можешь говорить мне такое?

— Но я не могу тебе ничего объяснить.

В глубине ее серых глаз заблестели огоньки.

— Ты заставляешь меня сомневаться в здравости твоего рассудка!

— Уверен, что заслуживаю этого.

— Значит, ты все это время обманывал меня?! — воскликнула она.

— Дария!

— Скажи откровенно… ты лгал мне?

— Никогда!

— Может, ты разлюбил меня?

— Никогда… никогда…

— Ты все играешь…

— Мне нечего сказать, я презираю себя, а тебе не следует приближаться к человеку, презирающему самого себя.

Она отвернулась от меня. Помолчала немного, будто не зная, на что решиться, и заговорила как бы сама с собой:

— До чего же я была глупа! И вот теперь должна за это расплачиваться. Ты не внушал мне ни доверия, ни надежды. Как я этого не замечала? Ты увлек меня своими сумасбродными порывами. Да, ты безумец.

Я притих, словно провинившийся ребенок, и искал спасения в молчании. Я старался избегать ее взгляда, не замечать стука ее пальцев по краю стола, жаркого дыхания. Я как бы превратился в холодный труп.

— Тебе нечего сказать? — дошел до меня откуда-то издалека ее голос.

Но я безмолвствовал. Она резко поднялась. Я тоже встал. Она вышла на улицу. Я последовал за ней. Мы вместе пересекли мостовую, и она ускорила шаги, показывая, что не желает, чтобы я шел рядом с ней. Я остановился и долго провожал ее взглядом. У нее такая знакомая, легкая походка… Я ощущал грусть и какую-то отчужденность. Я думал, что это моя первая и, скорее всего, последняя любовь. Когда она скрылась из глаз, я, несмотря на свое страдание, почувствовал смутное удовлетворение.

* * *

Спокойная ровная гладь моря сияла чистой голубизной. Где же ревущий шквал? Из-под редких пушистых облаков, словно ресницы, устремились к горизонту алмазные лучи заходящего солнца. Где же громады туч? Легкий ветерок играл листьями пальм. Где же бушующий ураган?

Я смотрел на бледное лицо Зухры, на следы высохших слез на ее щеках, смотрел в ее погасшие глаза, и мне казалось, что я смотрю в зеркало. Жизнь представала предо мной своей грубой, жестокой стороной, которая привлекает авантюристов и отчаявшихся. Вот и я отнял честь у женщины и сбежал как подлец. Да, я смотрю в зеркало.

Зухра с опаской покосилась на меня:

— Только, пожалуйста, не надо упреков и назиданий.

— Слушаю и повинуюсь, — грустно сказал я.

Я еще не пришел в себя после горького свидания с Дарией, у меня не было возможности поразмыслить и осознать все, что произошло. Но я был уверен, что буря еще грянет и что вершина бедствий еще не достигнута.

— Может, то, что случилось, к лучшему, Зухра.

Она промолчала.

— А что же дальше? — спросил я.

— Я жива, как видишь…

— А как твоя учеба, Зухра?

— Буду продолжать.

— Печаль пройдет, будто ее и не было. Ты выйдешь замуж, родишь детей…

— Лучше бы мне быть подальше от мужчин, — произнесла она с горечью.

Я засмеялся — впервые с коих пор! Она ведь не знает, какой смерч пронесся в моей душе, не знает о безумии, охватившем меня. Вдруг мне пришла в голову мысль. Была ли она неожиданной? Нет, несомненно, у нее были скрытые корни. Мысль сумасшедшая и потому соблазнительная. Мысль странная, оригинальная и красивая. Это почти то, чего я искал. Она как бальзам для моей истерзанной души.

— Зухра, — сказал я, нежно глядя на нее, — жизнь не балует меня, и ты тоже не весела…

Улыбка благодарности мелькнула на ее лице, а меня подхватила новая волна энтузиазма.

— Зухра, прогони печаль, будь сильной — ведь ты всегда была сильной. Скажи мне, когда я увижу улыбку счастья на твоем лице?

Она наклонила голову, губы ее дрогнули.

Вот она, девушка, которая мне нужна, — одинокая, изгнанная, отверженная.

— Зухра, — сказал я взволнованно, — ты, может быть, и не знаешь, как ты мне дорога… Зухра… будь моей женой!

Она резко повернулась ко мне, растерянная и недоверчивая. Губы ее раскрылись, чтобы что-то сказать, но не произнесли ни слова.

Все еще находясь во власти порыва, я продолжал настаивать:

— Будь моей женой, Зухра… Я знаю что говорю!

— Нет, — ответила она, немного оправившись от изумления.

— Мы поженимся в ближайшее время…

— Ты любишь другую!

— Там нет никакой любви, это все плод твоего воображения. Дай мне ответ, Зухра!

Она вздохнула и посмотрела на меня.

— Ты честный, благородный человек, но под влиянием чувств делаешь поспешные шаги. Нет, я не согласна, да и ты не готов к этому.

— Значит, отказываешь, Зухра?

— Я благодарна тебе.

— Поверь мне, дай мне хоть обещание… надежду… и я буду ждать!

— Нет, — решительно ответила она. — Я благодарю тебя и ценю твои чувства, но не могу принять их. Возвращайся к своей девушке. Если у вас произошла какая-то ссора, то, несомненно, неправа она, но ты должен проявить великодушие.