Папа, спаси меня
Шрифт:
— Кирилл! — отвлекается Иван от бумаг, а мне немного странно слышать своё имя вместо прозвища.
Кириллом меня почти никто не называл. В основном Малая, ну пара партнёров по бизнесу, а вот так… В простых кругах…
Кирилл…
Я стискиваю зубы и киваю.
Присаживаюсь в кресло напротив и уже по одному его виду понимаю, что всё обстоит плохо.
— Шансы есть? — первым разрезаю тишину я, потому что понимаю, что он изо дня в день говорит таким же как я страждущим заученные слова, которые уже обожгли глотку изнутри, ведь ими ты вонзаешь нож в сердце.
— Есть, но сам понимаешь, что они небольшие.
Небольшие…
Сердце пробивает
Я делаю глубокий вдох и тянусь в карман за пачкой с сигаретами, но вспоминаю, что нахожусь в больнице, что тут по определению нельзя курить, и останавливаю себя.
— Что мы можем сделать?
— Есть несколько вариантов… Если сделать пересадку костного мозга, то Егор может пойти на поправку. Донором должен быть единокровный младенец. Костный мозг выделят из пуповинной крови, поэтому для новорожденного это полностью безопасно.
Я несколько секунд сижу в шоке, а потом начинаю истерически смеяться. Иван смотрит на меня, как на полоумного, а я в эту секунду осознаю, зачем Малая явилась ко мне той ночью. Она не могла прямо попросить о том, чтобы я сделал ей ребёнка, ведь тогда бы раскрылась её гаденькая тайна, но она пришла ко мне, сняла с себя одежду и соблазнила меня. Знала, что я чувствую рядом с ней, знала, что я снова куплюсь на её хрупкую фигурку, на сладкое манящее тело. Она пришла ко мне совсем не для того, чтобы вспомнить былое, не для того, чтобы развлечься… Она просто пыталась спасти сына. Она осознавала, что я буду считать её продажной девкой, изменщицей, что все эти ярлыки прилипнут к ней. Знала, но всё равно пришла. Она переступила через себя, наплевала на стыд и прочие чувства… И пришла.
Руки сжимаются в кулаки, когда я успокаиваюсь, а во рту появляется до одури омерзительная горечь. Я видел, что она ненавидит меня, не понимал за что, но видел. Ей были противны мои прикосновения, но она терпела ради пацана.
— Сам понимаешь, что это долго… Зачатие может не произойти сразу, — кивает Иван. — Пока Антонина выносит и родит второго ребёнка… Пройдёт ещё время. Мы не знаем, как быстро эта дрянь будет развиваться, не можем угадать, сколько времени есть у Егора. Я предложил бы воспользоваться вторым вариантом. — Иван поднял взгляд и внимательно посмотрел на меня. — Ты можешь стать донором костного мозга для своего сына, если анализы подтвердят совместимость.
В висках начинает стучать сильнее. Мне плевать, насколько эта процедура будет безопасной для меня, я даже не спрашиваю у него, есть ли какие-то риски для донора. Я вижу в этом спасение для маленького неокрепшего организма, для ребёнка, который не знал родного отца. Да даже если я и сдохну, то так тому и быть… Я готов пойти на это. Готов отдать хоть самого себя, чтобы помочь ему. Сам не понимаю, откуда такое рвение, ведь сына я не знал, возможно, всё дело в его преданных глазах, глядящих на меня с надеждой?.. Возможно, я хочу искупить свои ошибки? Грехи прошлого? Может, это за меня наказывают ни в чём неповинного ребёнка небеса?
— Что нужно сделать, чтобы узнать совместимость?
— Подождать полчасика, может, меньше… Это единственный анализ, который мне ещё не прислали.
Я киваю и смотрю на часы, противно тикающие, давящие на мозг.
— Можно пока выйду на улицу покурить? — спрашиваю я, но Иван отвлекается и пристально смотрит в экран монитора несколько секунд.
— Анализы пришли. Ты подходишь для трансплантации.
Глава 36
От
меня воняет хуже, чем от пепельницы, потому что я вдохнул в себя литры ядовитого дыма. Не знаю, в чём он измеряется, но только когда пачка опустела, а к горлу уже начал подкатывать тошнотворный ком, я вышел из машины. Чувствую себя, как ёжик, заплутавший в тумане. Только в нём тонут мои мысли…Я больше не буду курить. Больше ни одной. Пошлю эту привычку к чертям. Мне нельзя. Пока будет идти подготовка Егора к пересадке, я должен вести здоровый образ жизни. Не хочу отравить сына. Брошу ради него. Ради сына.
Сын…
Я улыбаюсь, пытаясь осознать, что у меня есть сын.
Здороваюсь с охранником, а он направляется в мою сторону, давая знак, что нам нужно поговорить.
— Приезжал пьяный мужик, которого вы запретили пропускать. Сыпал угрозами. Мы руки не распускали, но, может, его дубинкой пару раз в следующий раз? Для профилактики?
Я отрицательно мотаю головой. Дубинка его уже огрела. Один раз, но зато какой. Не настоящая, конечно, но похлеще, гораздо похлеще… Седой в мгновение лишился жены и ребёнка. Наверное, понял, что потерял, когда они исчезли из его квартирки… Но мне плевать на него. Мне надо как-то подготовить Тоню, как-то сказать ей всё. Уже завтра они ложатся в больницу.
Потихоньку вхожу в дом и иду в гостиную, где она любит сидеть у камина и читать сыну сказки. Егора нет, наверное, спит, а Малая стоит около окна, скрестив руки на груди. Она вздрагивает, когда я захожу. Я молча дохожу до дивана и плюхаюсь на него. Меня тошнит. Голова идёт кругом. Курить я точно больше не стану. Хватит травить себя этой дрянью.
— Где ты был? — глухим голосом спрашивает Малая.
Она знает, что я должен был поехать в больницу.
От её бойкости и желания уехать от меня не осталось и следа уже на следующий день нахождения здесь. Она стала какой-то слишком мягкой, податливой, убитой… Малая будто бы смирилась со своей судьбой, прогнулась под злой рок.
— В больнице. Завтра вы с пацаном ложитесь на химию. Через неделю будет операция.
Малая прикрывает рот руками, и я вижу, как её глаза заполняются слезами. Она мотает головой, словно не верит в услышанное.
— Операция? Как-к-кая оп-п-перация? — заикается она.
— Тебе говорили, что можно сделать пересадку костного мозга отца? Ты могла сразу рассказать мне обо всём, а не устраивать этот дешёвый цирк с раздеваниями… Ты просто обязана была поговорить со мной. И знаешь, если бы Егор умер из-за того, что ты играла в молчанку, то я похоронил бы тебя вместе с ним! Уж не знаю, что я тебе такого сделал и почему удостоился звания самого ужасного человека для тебя, но мне плевать. Думай, что хочешь.
Я поднимаюсь на ноги и хочу уйти, но откуда-то из-под журнального столика вылезает Морда. Хромая щенок идёт ко мне и виляет хвостиком. Он негромко поскуливает, словно пытается поддержать меня, а я присаживаюсь на корточки и принимаюсь почёсывать его за ухом.
— Отошёл уже после утреннего укола?
Уколы ему теперь ставит Малая, а Егор активно помогает ей, успокаивая щенка. Кажется, Морда и Егор нашли общий язык.
Я слышу, как всхлипывает Малая, чувствую, что она готова вылить на меня ушат дерьма, который в это мгновение закипает в её голове, пульсирует там со скоростью света… Но она не сделает этого. Пока от меня зависит жизнь нашего сына, она будет молчать. Я поднимаюсь и смотрю на неё. Убитая горем, ставшая будто бы старше за каких-то несколько дней, бледная и осунувшаяся Малая…