Папенькина дочка

Мы в тот вечер засиделись. Я не знаю, как долго бы длилось наше торжество, если бы мать не напомнила:

— Завтра, на работу, не забывайте об этом! — а затем спросила непосредственно у свата:

Филипп Григорьевич, вы как? Останетесь у нас?

— Нет-нет, сватьюшка, — а затем добавил: — Кто только сейчас мне сказал, что «завтра на работу?». Так что, надо ехать.

Я тут же вызвался отвезти Филиппа Григорьевича на своем автомобиле домой. Время позднее — машин на дорогах было мало и еще один плюс — за столом я лишь только единожды пригубил шампанского.

Мария Федоровна встретила нас с распростертыми объятиями:

— Ну, наконец то. А я жду-жду. Вас все нет. Я уж думала, вы и не приедете. Рассказывайте, как там Светлана? Как ребенок?

Я был краток. Мария Федоровна все, что ее интересовало, могла узнать и от Филиппа Григорьевича. Моя мать за столом до мельчайших подробностей описала ему состояние Светланы и даже показала от нее записку. Мой тесть взял у нас адрес и сказал, что в ближайшее время обязательно навестить свою дочь и внука.

В больнице Светлана пролежала две недели. Ее выписали только после того, как наш сын стал набирать вес. О дне выписки знал не только я, но и Филипп Григорьевич. Он не задолго до меня побывал у Светланы в больнице.

Процедура выписки была интересна. Я, прежде чем получить завернутый пакетик с сыном, должен был жене вручить цветы, медсестре коробку шоколадных конфет, бутылку коньяка и дать пять рублей. За девочку давали шампанское, коробку шоколадных конфет и три рубля.

Однако ничего этого не произошло — все было иначе: мой тесть опередил меня. Филипп Григорьевич задолго до меня, пока я еще только прикидывал, что и как — нанял такси и вместе с Марией Федоровной примчался в роддом. Там он пока Мария Федоровна толкалась в приемной, ойкала и причитала, выхватил у обмякшей, потерявшей бдительность медсестры своего внука и устремился к такси. Следом за ним Мария Федоровна вывела Светлану.

— А подарки… — запричитала медсестра, но было поздно. Громко захлопнулись двери «Волги», и машина тут же рванула с места.

— Гони, — закричал Филипп Григорьевич водителю, — гони, я тебе заплачу…

Я не мог понять тестя. На деньги, отданные таксисту сверх — можно было расплатиться с медсестрой.

Филипп Григорьевич хитро улыбался и с азартом долго рассказывал, как он легко, без выкупа забрал внука. Правда, после выяснилось, он не знал ничего про подарки, вернее забыл о них. Слова дочери — она его предупреждала — до него дошли лишь в последний момент — в больнице. И тогда Филипп Григорьевич, взглянув на свои пустые руки, разыграл весь этот спектакль, да еще как — талантливо, что тот маститый с большим опытом режиссер.

Мой тесть часто был оригинален. Порой это его выручало. Его рассказ об одном военном эпизоде мне памятен и сейчас. Никто во взводе не хотел брать себе коня — низкорослого Монгола, а он взял. Однажды, этот самый конь спас ему жизнь. Филипп Григорьевич отправился с товарищами в разведку. Местность была болотистая — торф раньше брали — карьеры кругом. Когда не очень темно было прошли без труда, а назад, взяв «языка», решили возвращаться окружной дорогой и тут вот наткнулись на немцев. Они открыли огонь.

— Монгол, услышав выстрелы, понес, да так быстро, — с зелеными огоньками в глазах говорил Филипп Григорьевич, — что я чуть не свалился. В кромешной темноте он в считанные минуты пересек болото. Не все тогда вернулись. По мне не одну пулю выпустили. Только стреляли над головой — рассчитывали, что конь нормальный, а не коротыш.

Я и подумать не мог, что Филипп Григорьевич с Марией Федоровной отдельно от нас отправятся в роддом. Никто из моих родителей, не рассчитывал. Встретить Светлану с сыном мы готовились торжественно, но не получилось.

Только мы забрались в машину, как вдруг к дому с шиком на полном газу подкатила «Волга». Из нее выскочил мой тесть и закричал, размахивая нам руками. Я какое-то время не понимал и давил на стартер, пытаясь завести автомобиль. Меня остановил отец:

— Андрей, Андрей стой! Взгляни в окно, Светлана уже дома. Никуда ехать не нужно.

Я поднял глаза и увидел, выходящую из такси с белым свертком жену. Тут же все понял, выскочил из «Жигуленка» и побежал навстречу. Она передала мне нашего сына. Я осторожно взял его на руки.

— Не так держишь. Левой рукой снизу, правой сверху, — поправила меня Светлана и заулыбалась. Я тут же исправил положение.

Мы поднялись к нам в квартиру. Меня, Светлану и нашего ребенка не долго держали в напряжении. Отец принес из машины приготовленный для выкупа подарок — шампанское и шоколадные конфеты. Мы отметили рождение нашего сына, и родители тут же оставили нас в покое.

На следующий день также все было тихо. Никто к нам в гости не спешил. Моя жена недоумевала:

— Ну, хоть бы кто-нибудь пришел, посоветовал, что делать, как делать. Я не знаю…

Накормить я его могу, слава Богу, молоко есть, но ведь уже второй день, сыночка нужно купать.

Я уже собирался отправиться за помощью к матери, но вдруг неожиданно к нам в гости завалились Валентина и Виктор Пресновы. Виктор тот ничего не сказал, а вот его жена тут же нас отругала за то, что мы ей ничего не сообщили о рождении ребенка. Не унималась минут пять, говорила и говорила. Я еле остановил ее:

— Ты, — говорю, прежде чем кричать на нас лучше подскажи, как его выкупать. Все у нас есть, ванночка, подставка, череду — траву мы купили в аптеке, но вот представляешь, боимся приступить. Он такой крохотный, взглянешь, страх берет. Вдруг сделаем что-то не так.

Валентина тут же принялась за дело. Она померила температуру в ванной и принялась прогревать помещение. Для этого мы набрали полную емкость горячей воды, а затем слили ее. После эту же операцию проделали еще раз. Валентина на ванну поставила подставку и на нее ванночку для ребенка, накипятила отдельно для нее воды, отстоянной от хлорки, и налила, разбавляя ее холодной. Я крутился рядом с нею, смотрел, запоминал. Не раз я чувствовал ее тугую грудь, меня бросало в дрожь. Она меня не отгоняла, хотя я, конечно, мешал ей.

Урок Валентины мне после пригодился, я помогал Светлане купать сына, без боязни. Она, глядя, как я легко управлялся с мальчиком, просто ахала от страха.

— Не боись! — говорил я, нарочно подобно ее отцу Филиппу Григорьевичу, коверкая язык.

Из родственников нас редко кто навещал. Я не понимал такого невнимания, однако после мать мне сказала:

— Никто так не сближает мужа и жену как ребенок. Правда, это только в том случае, если о нем заботятся и мать, и отец.

Слова Любови Ивановны я принял после того, когда взглянул на Алексея Зорова и Надежду. У них все было по-другому. Наверное, поэтому он себя и чувствовал чужим, не нужным. Я часто видел его у нас дома. Он с удовольствием играл с нашим сыном. Дома у себя эта радость ему была не доступна. Чуть что теща тут же кричала на него: