Папина жизнь

— Я не хочу, чтобы вы встречались, Джо! — тут же ответила Дайлис.

— Почему?

— Да неужели неясно! — вдруг взорвалась она. — Ты бы его высмеял, и все! Вы с Карло и Кенни. Трое мудрецов! Художники, понимаешь! Сделали бы из него чучело смеха ради!

Мне едва ли удалось бы возразить. Я сам говорил Дайлис про него «хам и ботаник в шортах».

— Ты поставь себя на его место, Джо! — Дайлис теперь смотрела мне прямо в глаза. — Представь, что тебе дети все время только и твердят, какой у них замечательный папа, да какой он прекрасный, да как он сам о них заботится, да как смешно шутит, да как вкусно готовит, да как разрешает есть рыбу с чипсами прямо на диване! Особенно мальчики…

Тут я залепетал что-то бессвязное. У меня перед глазами все завертелось. А Дайлис все говорила:

— Папа, мол, мне разрешает есть чипсы перед телевизором, да папа мне разрешает быть феей Динь-Динь, да папа мне котенка купил!

— Слушай, они же не все время такие, — удалось вставить мне. — Они уже научились не говорить так. Они так стараются быть справедливыми.

— Стараются, стараются, — ответила Дайлис. — Ладно, ты прав. Но когда они все же это говорят, становится очень обидно! А когда Крис всего этого не слушает, ему приходится возиться со мной, которая скучает по ним, когда они у тебя. Да еще Крис то и дело возит меня по клиникам. Ему только и нужно… — она осеклась и продолжала тише: — Крису только и нужно, что стать приличным отцом — фигурой отца для детей, с которыми он, между прочим, живет в одном доме и одной жизнью, и на чьей матери женат.

Под напором ее страсти я как-то сник и присмирел.

— Не надо бы мне этого говорить, — кипела Дайлис, — но у Криса никогда не было нормальной семьи. Его отец умер, когда ему было пять лет, а мать умерла еще через три года. Он почти все детство просидел в каком-то дурацком пансионе. У него нет ни братьев, ни сестер, никаких родственников. Да, у него всегда были деньги, но по сравнению с тобой или со мной у него практически не было жизни. Что касается твоей фамилии, Джо, я прошу прощения. Я понимаю, тебе пришлось ужасно. И прости, что я не могу тебе все как следует объяснить. Но, по крайней мере, сейчас мы можем все исправить — вот Глория уже снова взяла фамилию Стоун. И, пожалуйста, подумай вот о чем, если так тебе легче будет меня простить. Подумай, для Криса жизнь повернулась так, что, кроме наших детей, у него больше никого нет.

Глава 29

— Посадим мальчиков в задний ряд, — сказал я, — Анджелу с Эстеллой в средний, а Глорию вперед, рядом со мной. До чего же приятнее, чем в старой «астре»!

— А что, если Джед с Билли передерутся? — спросила моя мама.

— Придется на них наорать, — ответил я. — И на тебя тоже, если не перестанешь мельтешить.

— Простите, босс, — сказала мама, поставив ноги на прежнее место.

— Какие нетерпеливые эти женщины, а, Джо? — спросил папа. Он сидел, уткнувшись в «Энциклопедию декоративных стилей», и уже часа три не поднимал головы, только переворачивал страницы и время от времени одобрительно ворчал: «Вот это шкафы, Лана, ты просто не поверишь, как они сделаны…»

Это происходило три дня назад, в пятницу в пять минут третьего. Начиналась «мамина неделя», однако страха во мне не было. С первой ночи с Анджелой я не помнил, чтобы жизнь казалась такой хорошей и устроенной. За несколько недель, что прошли после встречи с посредницей, с моих плеч свалился груз. Дайлис разделила со мной родительскую опеку. Мы договорились, что после Рождества мальчикам вернут фамилию Стоун. Дайлис считала, если сделать это после школьных каникул, перемена пройдет глаже. Я согласился, и это мне было приятно. Фамилия Пиннок со временем прибавится на второе место. Я подтвердил, что не возражаю, после того, как согласовал вопрос с Анджелой.

— Соглашайся, — сказала она.

— Без всяких условий?

— Мы же с тобой ничего не теряем. Зато приобретаем то, в чем больше всего нуждаемся, — спокойствие.

— А ничего, что у Глории, Джеда и Билли будут все фамилии, кроме твоей? Не обидишься, что тебя исключили?

— Ой, Джо, ладно тебе. Я купила твоей дочери первый лифчик, я позволяю Билли рыться у себя в шкафу, у меня на голове спит Тигра. Ты считаешь, меня откуда-то исключили?

И вот на волне этого счастья мы купили почти новенькую машину — «тойоту-пикник». Шестиместную! Заводящуюся с утра на холоде! Красную! А где взяли деньги? Ага! Все началось со звонка Брэдли.

— Джозеф, привет. Слушай. Тут посетительница хочет купить твою картину, портрет Глории.

— Не может быть!

— Я запросил десять тысяч.

— Что?

— Это нормально?

— Десять штук? Она от смеха не померла еще?

— Нет-нет, Джозеф… — Брэдли заговорил нарочито терпеливым голосом — мол, братец-художник глупенький, надо снизойти. — Она рада будет заплатить. Вот сейчас она стоит у картины с чековой книжкой. Я позвонил, чтобы тебе сообщить. Десять штук — достаточно?

— Хо-хооооооо! — триумфально заорал я.

— Джозеф! Так как, не возражаешь? У меня чуть барабанная перепонка не лопнула!

— Десять тысяч! Да откуда ты вообще такую сумму взял?

— Ты же берешь по пять тысяч за домашние портреты?

— Да, но…

— Ну вот, я запросил чуть больше. Она и не пикнула.

Брэдли! Трезвенник Брэдли! Какой коммерсант! Какой удачный ход! И ни пенса комиссионных. Чарли умер бы от зависти.

— Старший брат, — с чувством сказал я. — Теперь я понимаю, почему всегда тебя любил.

— Хммм, — отозвался Брэдли, не особо растроганный. — Ты бы взял и поскорее нам еще что-нибудь намазюкал, а то теперь на стенке голое место.

Я решил заполнить голое место портретом родителей. Впервые за долгое время я пригласил их домой и не должен был скрывать тяжелое настроение. Накануне мы отметили у них Ночь Костров после дня Гая Фокса — вот и еще один год прошел, — и наконец-то у меня были хорошие новости: разговор через посредника, десять тысяч, новый автомобиль. Я посадил их на диване, который больше не казался мне маленькой ниточкой между моим прошлым и настоящим.

— Прекрасный гарнитур, — сказал папа, хлопнув по просевшей подушке и с любовью поглядывая на кресла.

— Только зря ты, по-моему, разрешаешь кошке сидеть на кресле, — сказала мама, бдительно следя за Тигрой-2. Он давно колонизовал Джедово кресло.

— Мам, оставь кошку в покое и лучше гордись своим трофеем, — предложил я.

Кубок Всестритэмского Чемпиона по Джиттербагу сверкал на постаменте у ее колен. Я никогда не рисовал родителей с такой уверенностью. Я даже снова открыл двери и ставни «Богатства бедняка» и повесил вывеску: «Заходите, посмотрите». Уже зашли три человека. Правда, тут же вышли, но начало положено.

— Ладно! Расслабьтесь! — сказал я. Они позировали мне с полудня, а мне хотелось отвезти их домой до вечерних пробок и успеть вернуться, чтобы почистить перышки. Вечером за Эстеллой приглядит Эстер, так что у нас с Анджелой свободный вечер. Куда бы нам пойти? В кино, может, или к Брэдли? Впрочем, сначала все равно нужно сходить в школу.

— Сделайте себе чаю, — крикнул я, перепрыгивая через ступеньки, — я ненадолго!

Я решил зайти в школу перед концом занятий.

— Привет, Сидра! — поздоровался я с секретаршей. — Можно, я передам Билли книжку? Его сегодня забирает мама, а ему нужно почитать на выходных.