Папины хлопоты
Шрифт:
Хорошая же новость заключалась в том, что перед тем как пересечь море и отплыть в Горланд, корабль обязательно сделает остановку в Бустере – городе-порте в четырёх днях пути отсюда. Там они простоят не менее недели, может больше, запасаясь едой, водой и всем необходимым.
Оставив в покое побледневшего и истекающего кровью Дону, я освободил девушку от цепей и осторожно подняв, понёс на кровать. Спина бедняжки была исполосована кнутом и кровоточила, запястья и лодыжки имели следы ожогов.
Когда ваш покорный слуга опустил тело на мягкую перину, девушка вздрогнула и очнулась. Некоторое время она смотрела на меня, а потом… закричала.
Никогда
Ужас и страх плескался внутри её глаз, конечности сотрясала дрожь и было непонятно откуда в этом тщедушном тельце такая сила, выплёскивающая наружу мощный крик.
Вынув из внутреннего кармана Лизин браслет, с разноцветными буковками, я просто протянул его девушке. И знаете, сработало. Коровки, лошадки, свинки и курочки, чередующиеся с буквами русского алфавита и словом «Лиза» заставили её замолчать. Бедняжка выхватила вещь из моей руки и прижала к груди. Словно маленький зверёк.
Выглянув в окно, я увидел, что стражники со стены, с помощью алебард и протазанов приподняли решётку и выбежали во двор перед башней присоединившись к тем что должны были быть заняты выкрутасами Красавчика на подъёмном мосту. Эх, какой план рухнул.
Взглянув на замершую, на кровати девчонку, я набросил ей на плечи одеяло, а затем, взяв за воротник герцога вышвырнул его в окно. Чего уж теперь. Да и заслужил.
В осколках стекла, рубиновых каплях крови от порезов, щепках сломанной рамы, Дона рухнул на мостовую с двенадцатиметровой высоты. Ну, может чуть больше, чуть меньше.
И мне пора. Пока люди пялились на труп своего хозяина и растекающуюся по камням лужу крови, аз многогрешный, нащупав ремень «Бизона» перетащил его на грудь и, сняв предохранитель, четырежды выстрелил в замерших напротив меня стражников. Четыре выстрела, четыре трупа. Солдаты вздрогнули, в изумлении уставились на меня, а затем подняли руки вверх и встали на колени побросав свои железки. Неожиданно, прямо скажем.
Откуда-то выбежал Глор и Красавчик. Лица их были закрыты платками. Красавчик, смеясь глазами, свысока смотрел на стоящую на коленях шеренгу стражников, а вот Глор поступил глупо и необдуманно. Сбросив с лица платок, он попытался заслонить собой бывших сослуживцев. Впрочем…
– Не надо их убивать господин, пожалуйста! Достаточно крови.
– Они причастны к развлечениям герцога? – нахмурившись для виду, от чего стоящие на коленях скукожились от страха, спросил я.
– Нет! Они нет. Лейтенант и Кордс привозили ему девчонок! – уверял меня Глор показывая на трупы Доны и стражника у двери башни. Его бывшие товарищи согласно кивали головами в шлемах, чем напомнили мне китайских болванчиков.
Поставив оружие на предохранитель, я позволил ему свободно повиснуть на груди.
– Вы живы только благодаря Глору! Это понятно? – грозный взгляд на замерших вояк.
– Да господин!
– Мы поняли!
– Конечно.
– Простите нас.
Ну и всё в таком духе. Однако один из кричавших – плюгавый небритый мужичок, сказал
другому:– Это же барон Клейсбест. Господин Северного придела. Я его в Бокте видел
Нет, ну как так-то? Вся конспирация к чёртовой бабушке. Ладно, об этом будем думать потом. Всему своё время.
Удостоверившись в лояльности стражников, я отдал приказ Красавчику:
– Посади их на время куда-нибудь под замок и побыстрее.
– Я понял Полковник, – кивнул бандит и пронзительно засвистел, призывая своих подельников.
Поднимаясь по лестнице обратно в башню, я уже составлял план действий на завтрашний день. И серьёзное место в нём занимали гномы.
Почему я их всех не перестрелял? В общем-то, и не собирался. Зачем зря патроны тратить, да и не виновны они в невзгодах моей дочери. А все виновные… мертвы.
15. Трещина в стальном сердце
Я молча наблюдал как Власта осторожно, словно стеклянную, уложила в постель, чисто вымытую и расчёсанную девчонку и заботливо накрыв её лоскутным одеялом, покинула комнату.
– Пусть лампа горит, – тихо сказала она, прикрывая дверь. – Так ей будет не страшно. Я сама после убийства мужа целый год боялась спать в темноте.
Мне очень хотелось коснуться пальцами щеки и губ вдовы, я даже уже подумал протянуть руку… но в последний момент образумился. Это лишнее. У меня есть дела.
* * *
Когда стражники были надёжно заперты, Глор приставлен к заснувшей девчонке, а люди Красавчика с ним во главе отправлены хоронить мертвецов (да так чтобы с концами и ни одной живой душе), я приступил к тщательному обыску каморки Трура и кабинета герцога.
Что я искал? Искал я копию сопроводительного письма Доны для своего мажордома Иоганна Гулда, ведь именно он вместе с Максимом сопровождал мою дочь в Горланд. Ваш покорный слуга его искал и… нашёл.
В запертом сундуке герцога хранилось дюжина мешочков заполненных золотом, две дюжины серебра и пару с медью. В каморке лейтенанта монет почти не было, зато в ассортименте обнаружились кольца, золотые цепочки, серьги, перстни, браслеты и даже золотые зубы. Как они туда попали думаю объяснять было не надо.
Большую часть ценностей я загрузил к себе в фургон. Пару мешочков с золотом и драгоценности отдал Красавчику, два с серебром, терпевшим лишения стражникам. Как я уже неоднократно говорил ранее, жадность это грех, она настраивает людей друг против друга, делает их завистливыми, подозрительными и несговорчивыми. Зачем это надо? Щедрость же наоборот развязывает языки, либо смыкает уста надёжнее любых клятв.
Загрузив спящую девчонку в свою повозку, я, договорившись с моими подельниками о встрече, отправился к Власте.
Красавчику назначил аудиенцию на семь вечера, Глору на восемь. Послал гонца к Рофуру, тому самому, что Неистовый, с просьбой прибыть в девять. Куда? В лавку вдовы, конечно. Да простит она меня за такую наглость.
Увидев девушку, Власта, даже ничего не стала у меня спрашивать. Словно радетельная наседка она принялась кипятить воду, подбирать одежду для нежданной гостьи, гладить её, а та, очнувшись, тихо сидела и внимательно слушала ласковый голос вдовы.
Ничего особенного она ей не говорила, просто описывала свои действия, рассказывала о своём детстве, сокрушалась о её худобе. Однако это действовало. На меня кстати тоже. Спокойствие и уют жили в этом доме.