Par avion. Переписка, изданная Жан-Люком Форёром
Шрифт:
Представь себе, что я обнимаю тебя. Мои руки объяли твое лицо, ладони холодят твои разгоряченные щеки, мизинец щекочет мочку уха, а большой палец угодил в ямочку на щеке. Я обнимаю твою голову. Ощущаю твое дыхание. Держу в руках твои мысли. Ты не противишься, ты расслабилась в моих объятиях, до меня доносится аромат твоих волос.
Интересно, чей пульс я чувствую указательным пальцем — свой или все-таки твой?..
Я любуюсь тобой. И ты не противишься. Ты очень красивая. Ты закрыла глаза и закрылась в себе, ты покоишься в моих объятиях. Твои шелковистые веки подрагивают, когда я целую тебя.
Не противься, Дельфина, продли это мгновение и помни, что я всегда рядом.
Ж.-Л.
Дорогая
Вот и новая весточка от меня, потому что вчера я напрочь забыл о твоем дне рождения, который приходился бы на завтра… если б в этом году вовсе не выпадал из календаря. Я вспомнил о нем, уже легши в постель, так что теперь я опять встал и сижу за большим столом у себя в мастерской.
Скоро полночь. Над моим домом в тишине и безмолвии распростерлась окружность ясного, звездного неба.
Скоро, в миг, когда стрелки сойдутся вместе, я пошлю тебе звездный поцелуй. Твой день рождения спрятан во временнбй нише, в которую можно проникнуть лишь в это мгновение, прежде чем стрелки двинутся дальше, в первое марта. Эта ниша такая же потайная, как наша сказочная пещера.
Черновик поздравительной телеграммы (диктуется по буквам):
С — СТРАСТЬ
Д — ДИВАН
Н — НОЧЬ
Ё — ЁРИКИ-МОРИКИ
М — МИНИМАЛЬНО ОДЕТАЯ
Р — РАЗДЕТАЯ
О — ОДАЛИСКА
Ж — ЖЕЛАНИЕ
Д — ДЕРЗОСТЬ, ДОРОГАЯ, ДОПУЩЕН
Е — ЕСЛИ ДА, ТО НЕМЕДЛЕННО
Н — НАВАЖДЕНИЕ
И — ИССТУПЛЕНИЕ, ИСХОД
Я — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
С днем рождения, Дельфина!
Жан-Люк.
Да-да, Жан-Люк. Пожалуйста, обойми мою голову. Пускай она со всеми своими мыслями покоится в твоих руках. Руках, которыми ты ешь, рисуешь, пишешь письма. Руках, которыми ты одеваешься и раздеваешься. Руках, которыми ты гладишь свою глупую болонку и открываешь бутылку вина. Руках, которые ласкают меня во сне и которые только что вскрыли этот конверт.
Расправь мои мозги, Жан-Люк. Разложи перед собой мои мысли, как мишленовскую [19] карту. Вглядись в переходы цветов от зеленого к желтому и от желтого к коричневому. Эти цвета отражают перепады высот, тогда как разные оттенки голубого передают глубины: чем темнее тон, тем глубже море и сильней моя тоска.
19
Помимо автомобильных шин, компания «Мишлен» выпускает пользующиеся большим спросом карты, дорожные атласы, путеводители и другие материалы для путешествующих.
Посмотри направо: там, в небольшом городе, лелеют мечту встретиться с тобой в далекой гостинице, в номере с закрытыми ставнями и доносящимися снизу голосами. Голоса эти не имеют к нам никакого отношения, они странно выговаривают гласные и согласные, складывают их в непривычные слова и фразы, и все это — вкупе с непривычной интонацией — свидетельствует о том, что мы в окружении чужеземцев.
Продолжив путь по магистрали, а затем повернув налево, ты выберешься к морю: глубокому и бурному, как мое стремление к тебе. И все же во время отлива мы можем побродить по воде, которая — даже на порядочном расстоянии от берега — едва ли будет нам выше колена… хотя надо соблюдать осторожность и не заходить слишком далеко, поскольку нас может захлестнуть внезапно набежавшей высокой волной. Во второй половине дня море обычно спокойное и можно искупаться: погрузившись
в воду, тела делаются бледными, гладкими и прохладными на ощупь — как бы при этом ни пылала наша страсть. Мы выбираемся на белый песок пляжа запыхавшиеся. (Пляж см. на открытке.)Обрати внимание на железную дорогу, которая ведет в святая святых меня, туда, где кончаются слова и восприятие происходит через образы. Так бывает перед просыпанием или засыпанием, а еще при высокой температуре. А может, такое ощущение испытывает плод в материнской утробе… Или человек в минуту счастья.
На карте нет ни одного уголка, в который тебе запрещен доступ: ни единого города, леса или пляжа, куда бы ты не мог ступить.
Обойми мою голову и разложи перед собой карту моих мыслей. Она у твоих ног.
Мишленовская возлюбленная.
Жан-Люк… я еще никогда не получала на день рождения такой замечательной телеграммы. Пожалуй, это мой самый лучший в жизни деньрожденный подарок. Но на будущий год я желаю себе большего: встречи с тобой во временной нише… в сказочной пещере… в действительности.
Целую,
Дельфина.
Дорогая Дельфина!
Ты в самом деле чудачка. Ты чудачка и в то же время чудо. Ты чудесная чудачка! И что мне остается сказать кроме «спасибо»? Спасибо за все письма, которые порождают чудесные образы уже не в твоей, а в моей голове. Спасибо за все мысли, которыми ты делишься со мной, за все грезы, которыми ты меня одаряешь.
Меня тревожит лишь то, что ты посвящаешь все свое время либо размышлениям обо мне, либо сочинению писем. Это неправильно. Если сам я пишу тебе гораздо реже, иногда с большими перерывами, то не потому… не потому, Дельфина, что мне не нравятся завязавшиеся между нами отношения. Скорее всего, я просто слишком занят своим. У меня сейчас выставки в Париже и Базеле, а меньше чем через месяц, с 14 апреля по 5 мая, я выставляюсь в крупной галерее в Нью-Йорке.
Неистовая ты моя, неугомонная… соблазнительница ты моя — обольстительница!.. Пожалуйста, будь всем этим, милая, будь самой собой — но не только в письмах ко мне.
Будь всем этим (по крайней мере, двумя первыми) и с другими людьми… Выйди из глубин своей души и живи наконец полнокровной жизнью.
Ж.-Л.
Дорогой Жан-Люк,
удачной тебе поездки в Нью-Йорк! Мне будет тебя не хватать!
Я понимаю, это ужасно глупо, и тем не менее это правда — мне будет не хватать тебя в твое отсутствие. Вроде бы какая разница, где ты находишься: в Фанжо или в Нью-Йорке? И все-таки разница есть. Мне будет не хватать тебя, потому что ты уедешь от знакомого мне письменного стола, от почтамта, от универсама на площади, от тутового дерева во дворе.
У меня часто возникает мысль о том, что прошлое — некое законченное целое, независимое от течения времени. Прошлое есть прошлое — по прошествии как одного дня, так и трех месяцев или лет после события. Точно так же можно было бы сказать, что ты одинаково не со мной, будь то на расстоянии в сто, в две тысячи или в семь тысяч километров. И все же разница ощутима. Наверное, пора пересмотреть и мое представление о прошлом.
Ты напишешь мне из Нью-Йорка?
Любящая, которая никуда не уезжает.
Может быть, Дельфина… может быть, и напишу. Не обещаю. Но ты прекрасно знаешь, что я одинаково много думаю (и буду думать) о тебе как в Фанжо, где у меня находится время для писем, так и в Нью-Йорке, где я могу не выкроить такого времени. Ты прекрасно это знаешь. Не будь капризной девочкой с крысиными хвостиками и надутыми губками. Договорились?
Второпях,