Para Bellum
Шрифт:
– Я всё сейчас объясню, – не спеша проговорил Берия. Видно было, что он приближается к моменту какого-то своего торжества. – Если собирается определённое количество урана – критическая масса – самопроизвольно начинается цепная реакция, взрыв. Чтобы этого не допустить, чтобы заряд сработал тогда, когда нужно нам, критическая масса должна быть разделена на части, прослоена тормозящим веществом. Оно называется «тяжёлая вода». Немцы завозят её из Норвегии, и получать её сложно и дорого. Потому создать ядерную бомбу им пока не удаётся. – Докладчик сделал паузу и, уже не скрывая торжества, добавил: – Докладываю, товарищи, что нам удалось найти
Сталин заинтересованно поднял глаза на Берию.
– Это вы такой способ изобрели? – ядовито спросил Молотов.
– Не я, – с достоинством парировал нарком внутренних дел. – Но я спас от ежовских палачей человека, который сумел придумать такую технологию.
– Наверное, будет целесообразным вернуться к этому вопросу позже и в расширенном составе. Пригласить учёных, военных, руководителей некоторых отраслей промышленности. Чтобы получить объёмную картину того, как может изменить ситуацию это ваше новое оружие, товарищ Берия, – завершил Сталин. – Вы согласны, товарищи?
Товарищи закивали.
Вновь назначенного комфронтом встретила на вокзале группа командиров. Все были одеты в шинели без знаков различия. «Секретность соблюдаем», – подумал Марков и порадовался, что не вышел из вагона при полном параде.
Первым сделал три шага вперёд и старательно козырнул небольшого роста чревастый – даже просторная шинель не могла скрыть объёмистое пузо.
– Генерал-лейтенант Глыбо Вениамин Захарович. Начальник штаба фронта.
Поданная рука оказалась холодной и потной. На творожно-белом лице алел бесформенный пористый нос и оловянно глядели глаза.
«Неужто алкоголик, – брезгливо подумал комфронтом. – Вот повезло – как утопленнику».
Следующим шагнул к Маркову молодой, на вид лет двадцати восьми – тридцати, ладно скроенный мужчина.
– Старший майор госбезопасности Габрильянц Валерий Хачикович. Начальник управления Особых отделов фронта. – Его рукопожатие оказалось крепким, уверенным. А ослепительная улыбка на узком, носатом – что называется, один профиль, не физиономия, а отточенное лезвие – лице вызывала доверие и желание усмехнуться в ответ.
Третьего из присутствующих, немолодого, наверное, на пределе выслуги, командира представил начштаба:
– Непомнящий Иван Андреевич, подполковник, – был у Павлова старшим адъютантом. Если прикажете – продолжит…
– Пусть пока, – бросил Марков, занятый другими мыслями.
Вдруг на ступеньках тамбура появилась Сумова. Сергей заметил, как удивлённо приподнял бровь начальника штаба и как спрятал усмешку «особист». Марков, досадливо поморщившись, назвал девушку будущим сослуживцам по имени и фамилии. Без подробностей.
На вокзальной площади ждали два автомобиля, явно «не наших». Таких генерал раньше не видел.
– «Опель-Адмирал», – объяснил контрразведчик. – Немцы подарили после парада.
– Какого парада?
– Ну, когда мы встретились на новой границе, устроили совместный парад – наши и фрицы. У них из пяти командиров трое – Фридрихи, уменьшительно-ласкательный вариант Фриц. Прошу, – перебил он сам себя, – рассаживайтесь.
Марков открыл заднюю дверцу, усадил Люсечку и знаком предложил занять места начальнику штаба и Непомнящему (неподходящая фамилия для помощника), а сам направился к второй машине, где за баранкой уже воцарился
человек с режущим профилем. Генерал распахнул дверцу и вежливо спросил:– Не возражаете, Валерий Хачикович?
– Почту за честь, – сверкнул зубами чекист.
– Тогда вперёд. – И кавалькада понеслась по узким старинным улочкам.
– Хочу сразу обратиться с личной просьбой. – Сергей Петрович обернулся к водителю.
– Слушаю, – отозвался старший майор. Он вёл легковушку легко, даже небрежно, бросая на дорогу быстрые взгляды и успевая испытующе коситься на комфронтом. – Предполагаю, речь о вашей… – он сделал выразительную паузу, – спутнице?
– Точно так. Не могли бы вы девушку трудоустроить? И помочь подыскать приличное жильё.
– Вообще-то задание не по нашему ведомству, – снова ухмыльнулся контрразведчик. – Но сделаем. Я так полагаю, службу не слишком обременительную, а квартирку поближе к резиденции?
– Наоборот, – теперь усмехнулся Марков. – Работу… – он замялся. Как-то не задумался раньше, на что же способна чекистка. В учительницы не определишь, в медсёстры или библиотекари тоже – образование нужно.
– Вообще-то, она официантка.
– Так, может, в офицерскую столовую? – предложил Габрильянц. – Допуск оформим, не переживайте. Пусть наши кавалергарды встрепенутся. – И всмотрелся в лицо командира.
– Отлично, – с искренним облегчением согласился Сергей. – А проживание, по возможности, поближе к месту службы.
На физиономии Валерия Хачиковича читалось недоумение, и генерал решил объяснить:
– Это – вдова моего близкого друга. И всё.
– И давно? – спросил контрразведчик, подчёркнуто внимательно вглядываясь в дорогу.
– Что давно? – не понял Марков.
– Вдова давно? – На лицо снова вернулась заразительная, неуместная улыбка.
– Неделю назад…
– А-а, – понимающе протянул Габрильянц и сделал скорбное лицо.
Первые дни прошли в сплошной запарке. Начштаба Глыбо, отворачиваясь, чтобы не так било в нос начальству застарелым перегаром, познакомил с документацией всех переброшенных к границе частей вплоть до дивизии, которые поступили в распоряжение фронта. Бумаги оказались в идеальном порядке. Сергей Петрович подумал: «Надо же так ошибиться в человеке. Ведь я решил, что пьяница и бездельник. А этот прямо по Крылову: «По мне ты лучше пей, да дело разумей».
Ещё комфронта провёл совещание высшего комсостава округа. На нём он дал новую вводную – исходить из того, что фашисты начнут войну – не провокацию, а именно полномасштабную войну – не позднее 1 июня. Соответственно, задача – привести к этому времени войска в полную готовность к отражению вторжения.
Командиры встретили речь нового начальника, мягко говоря, без энтузиазма. Глыбо, как ему казалось, очень грамотно обосновал невозможность решать одновременно две противоположные задачи – разворачивать части для наступательных действий и обеспечить эффективную оборону. К удивлению Маркова, крайне агрессивно повёл себя Габрильянц. Совсем не по чину и не по должности. Он почти впрямую обвинил Маркова в паникёрстве, подчеркнув, что его слова прямо противоречат линии партии и правительства. Сослался на мирный договор с Германией, который подписал лично товарищ Молотов. Прозрачно намекнул на то, что совсем недавно комфронтом отбывал наказание, можно считать, за неправильные, если не прямо враждебные высказывания и поступки. Закончил он так: