Парад теней

— Я еду с тобой.

— Никуда ты не поедешь, — сказала она так, что он сразу понял: он действительно никуда с ней не поедет. Она растрепала ему волосы и ушла. Он глянул на часы. Было половина десятого.

* * *

Через сорок минут он появился в галерее. Поздоровавшись, Светлана вежливо поинтересовалась:

— Как сегодня ваш теннис, Кирилл Евгеньевич?

— Партнер заспешил по неотложным делам, — ответил он. — Поэтому я так рано освободился.

Убегая от неловкости, он быстренько скрылся в кабинете. Сел за бюро, бессмысленно проверил все ящики и ящички, взял чистый лист хорошей бумаги и шариковой ручкой долго рисовал на нем растянутые по горизонтали уродливые рожи. Мысль от собственных рисунков ушла к Даниным рисункам, а от рисунков — к Дане. Он швырнул ручку на зеленое сукно выдвижного стола. Проследив за тем, как ручка, подпрыгнув, по дуге упала на пол, он прикрыл лицо обеими ладонями. Смотрел в розоватую тьму.

— К вам какой-то Константин Ларцев, — предупредил за его спиной Светланин голос.

— Какой еще Ларцев? — не раздраженно, а испуганно спросил он. Сегодня от всего становилось страшно.

Светлана презрительно хмыкнула и доложила:

— Говорит, что футболист, что вы знакомы с ним через певицу Дарью.

Вспомнился по-европейски лощеный спутник Дарьи, его хорошие манеры… Там, на кладбище.

— Пригласите его, Светлана, — разрешил он и встал, ожидая посетителя.

Обменялись поклонами и рукопожатием. Кирилл вежливо предложил:

— Прошу вас, присядьте, Константин… эээ…

— Просто Константин, — решительно покончил с реверансами Константин, отодвинул от круглого стола тяжелый стул, сел, легко облокотясь на антикварный стол, закинул ногу на ногу и начал излагать цель своего визита: — Во время первой и последней нашей с вами встречи… — Константин явно избегал слова "кладбище", — вы говорили о том, что собираетесь нанять детектива для расследования этого ужасного случая. Вы сделали это? На вас работает детектив?

Сидя в отдалении у бюро, Кирилл упрямо разглядывал дорогой черный башмак, приподнятый над полом, безукоризненную складку ловкой серой штанины. Не поднимая глаз, он устало ответил:

— А вам, собственно, какое дело до этого, Константин?

Константин на миг поймал оторвавшийся от его башмака взгляд и, игнорируя натужный, противоестественный для такого человека, как Кирилл, грубый вызов, объяснил, почему, что и как:

— По поручению группы артистов ведется параллельное вашему, если ваше, конечно, ведется, тщательное расследование этого дела. Я до какой-то степени являюсь доверенным лицом этой группы в регулярном общении с сыщиком, работающим на нас, и мне хотелось бы знать, не дублируем ли мы друг друга в своих усилиях. И если это так, то скоординировать наши действия. Для общей же пользы.

— То есть вы хотите узнать, чего добился наш детектив?

— Безусловно.

— А мне рассказать о том, каковы успехи вашего?

— В какой-то степени.

— Я не уполномочен сообщать кому-нибудь что-либо.

— А я уполномочен.

— Тогда рассказывайте, — пожал плечами Кирилл.

— Только об одном из результатов и с одним условием, — предупредил Константин.

— Условие?

— Вы даете мне старомодное, но для меня достаточное, честное слово, что ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах вы никому не скажете и слова о сведениях, полученных от меня. Ни лучшему другу, ни жене… ни любовнице.

Любовницу Константин выделил небольшой паузой. Кирилл бешено глянул на него:

— Ваш детектив — Сырцов?

— Сырцов, Георгий Петрович Сырцов.

— Какой же он подлый скот! — прокричал Кирилл, вскочил, но тут же сел обратно на стул. Константин искренне удивился:

— Почему?

Действительно, почему Сырцов — скот? Только потому, что с первого взгляда разобрался в их с Галиной отношениях? Кирилл нервно подергал себя за ухо и хмуро сказал:

— Прошу прощения за грубость и несдержанность. Нервы.

Константин хотел ему посоветовать, что лечиться, мол, надо, но удержался и вернул разговор в нужное русло:

— Вы согласны с моим условием, Кирилл Евгеньевич?

— То, что вы можете и собираетесь мне сообщить, действительно секретно и столь важно?

— Да. И важно особенно для вас.

— Я даю вам честное слово, что ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах никому не скажу и слова о сведениях, полученных от вас. Ни лучшему другу, ни жене… — почти буквально повторяя Константина, клялся Кирилл, — … ни любовнице!

Константин тем временем размышлял, как аккуратнее сказать этому истерику то, что Сырцов выяснил об обстоятельствах гибели Даниила. Решил как можно суше.

— Соберитесь, Кирилл Евгеньевич, и выслушайте меня по возможности спокойно. Есть все основания считать, что Даниил не убивал несчастную девочку, изображавшую певицу Дарью. Наоборот, он пытался ее защитить.

Чего угодно ждал от Горбатова-старшего Константин, но не этого. Кирилл, глядя на него ставшими абсолютно круглыми глазами, мгновенно и без всяких усилий заплакал. Тихие ручьи слез потекли из его глаз. Потом он резко повернулся к бюро и уткнулся в рукав собственного пиджака. Затем осторожно положил и руку, и голову на зеленое сукно.

Константин пальцами отбивал дробь по карельской березе. Звук был маршеобразен и требовал действия. Кирилл, не оборачиваясь, пошарил по карманам, отыскал носовой платок и тщательно утерся, повернулся к Ларцеву. Предупредительно заговорил ровным голосом:

— Прошу простить мою слабость. Но не в упрек вам будет сказано, новость эта обрушилась на мою слабенькую голову, как дубина. — И спросил с нескрываемой надеждой: — Вашим сведениям можно доверять, Константин?

— Безусловно, — кивнул Константин, бессознательно продолжавший отбивать бодрый марш.

Горбатов встал, подошел к круглому столу и своей рукой накрыл солирующую на ударных руку Ларцева. В наступившей тишине Кирилл сказал:

— Вы принесли мне горькую радость. — Слезы опять подкатывали к его глазам, но он загнал их внутрь. — Насколько я понимаю, до истины докопался Сырцов?

— Именно он.

— А это не провокация с его стороны?

— Вы дали честное слово, — холодно сказал Константин. — Сейчас честное слово даю я. Этого достаточно?

Кирилл наконец оторвал свою руку от Костиной ладони, двинулся к своему столу, но, поняв, что усидеть не сможет, отправился в круговое путешествие по обширному кабинету. Теперь его не надо было выспрашивать, он сам обо всем говорил, говорил: