Парадокс Вигнера

Новосильцев дал последние указания сотнику, стрельцам нужно было перегнать кибитки на последнюю станцию, а затем отправляться в Москву. Иван Петрович написал царю бумагу, в которой докладывал о нападении кочевников по пути следования и встрече на берегу Дона с казаками. Стрельцы помогли погрузить багаж посольства на шлюпки, и незамедлительно отправились обратно, а участники миссии поплыли к стругам, где на палубах с любопытством на них смотрели казаки. Гребцы, присланные атаманом не сводили глаз с Мирославы, она стеснялась их наглых взглядов, скользящих по самым "девичьим" местам.

– Кто будет на княжну пялиться, – предупредил Белояр, – я благородно отрублю голову! Это сестра моя и я не разрешу простолюдинам оскорблять княжну вниманием.

Казаки смолчали, хотя обычно резко отзывались на слово «простолюдин», считая себя вольными и независимыми людьми. Но украдкой продолжали любоваться девичьей красой Мирославы, и это девушке нравилось, несмотря на запрет брата. На главном струге Новосильцева ждал атаман Войска Донского Мишка Черкашенин и его сын Кондратий, парень примерно такого же возраста, что и Белояр. Он помогал взобраться на палубу атаманского струга Новосильцеву, Белояру и Мирославе, где им приготовили каюты, небольшие помещения под верхней палубой. Износкова, Девлеткозю и кречетника Селивана разместили на остальных двух стругах. Кондратий протянул свою руку Мирославе, помогая девушке перебраться на струг и с ехидцей посмотрел на неё.

– А это ишшо нам за диво? – с кислым выражением лица отреагировал он на появление княжны, – девке на судне негоже якшатись!

Мирослава, как заворожённая, смотрела на парня и долго не могла отпустить свою руку. Её будто парализовало, перебравшись на палубу струга, она открыла рот и не сводила с Кондратия глаз. Это заметили все – отец, атаман и Белояр. И лишь Кондратий не обращал на девушку внимания.

– Добре пожаловати! – приветствовал атаман Новосильцева, – располагайтися Ваша сиятельства, донцы завсегда рады чести государевой! …Как добралися?

– С помощью Господа атаман! – с улыбкой отвечал Новосильцев, – давно ждёте нас здесь?

– Двое дён и нощей, князь! – отвечал Черкашенин, – отправилися из Раздоров в аккурат после ледохода, как в бумаге государевой было прописано…. Мы полущили царскую грамоту с вестовым ещё у прошлом годе и заранее изготовилися! Я решил самолищно встрещать Ваша сиятельства и знаю, как нелехко из Московии добратися к нам на Дон. Предлагаю погутарить об ентом обо всём вместе с обедом.

– Благодарствую, атаман, – отозвался Новосильцев, – сколько дней пути до Раздор?

– Ежели по тещению Дона итить без нощлега, – прикидывал атаман, – то за трое дён будим на мести, но нощью негоже, можно на мель попасти, не взирая на половодие! Ежели останавливатися на нощь, то полущаиться за пять, но можно и другой способ найтить. К примеру, дённо на вёслах, а нощно отдыхать.

– Значит, поговорить, время у нас имеется, – согласился Новосильцев.

– А зараз снимайтися с якорёв и полным ходом по тещению, – скомандовал Черкашенин казакам, управляющим судном, – мигом, матрю вашу, без думок у калгане!

Казаки, выполняющие работу матросов, быстро, чтобы не сердился атаман, снялись с якоря и все три струга на вёслах пошли на разворот. На атаманском судне гребцов было шесть человек, а на двух других, что поменьше по четверо. Парус применялся только при попутном ветре и за ненадобностью он пока был подвязан к рее. Виднелись две небольшие пушки по обоим бортам струга, грозное оружие, используемое казаками при захвате купеческих барж и судов, во времена разбоя на Дону.

Атаман сопроводил Новосильцева в свою каюту, тесную комнатушку под верхней палубой струга, где казак высокого роста быстро накрыл стол. Нарезал шмат сала, очистил несколько луковиц, вяленого осётра, положил в миски говядину-солонину и, конечно же, чёрствый хлеб. Таким скудным был сухой паёк даже у атамана, который ничем не отличался от еды рядовых казаков. Новосильцев удивился, что атаман не угощал его спиртным, и даже не спросил, желает ли князь чарку водки? Приступив к трапезе, атаман начал разговор о предстоящем сопровождении посольства в Константинополь.

Новосильцев тут же отметил для себя специфический диалект казаков. Атаман говорил твёрдо, медленно и протяжно, но не плавно, и с заметным «яканьем». Вместо «ч» произносил «щ», иногда вместо «и» говорил «ы», а «щ» заменял двумя «шш». Такие словечки как «табя», «сабя» или «тябя», «сябя», «щаво», «яво», «маво», «тваво», «сваво», «вядро», «мяня», «ня знаю», «лятучкя», «штоля» невольно вызывали у князя улыбку и атаман заметил иронию Новосильцева.

– Щаво, князь лыбишьси? Языка штоля маво не понимашь? – спросил он с улыбкой.

– Понимаю атаман! – улыбался Новосильцев, – непривычно ваш говор слышать, немного исковерканный….

– Для маво уха и твой смяшён, – ответил атаман, – но не обрашшай на мяня вниманию и не обижайси!

Беседу о предстоящих переговорах с турками в крепости Азов, вели попутно с обедом конфиденциально. Дела государевы не должны слышать посторонние люди и Новосильцев заранее попросил об этом атамана.

– Щаво табе? – рыкнул Черкашенин на казака, готовившего обед и заглянувшего в каюту.

– Можа вам ишшо щаво подати? – спросил казак.

– Ступай отсель, – отмахнулся от него атаман, – здеся секреты государевы обсуждаемси! Я покличу табя, коль понадобишьси!

Мирослава и Белояр обедали вместе. Девушка долго принюхивалась к еде, очевидно, ей не нравилась такая пища, но, в конце концов, голод заставил её за обе щеки уплетать вяленого осётра, а затем и солонину. Белояр приступил к поеданию сразу, без обнюхивания, он давно воспитывал в себе аскета и не обращал внимания, что ему предлагалось на обед. После трапезы брат и сестра вышли из каюты и, минуя гребцов, усердно работающих вёслами, поднялись на верхнюю палубу. Сын атамана Кондратий стоял у штурвала и смотрел вперёд. Он с безразличием скользнул взглядом по девушке и отвернулся, не замечая её присутствия. А Мирослава, наоборот, как заворожённая, старалась показаться ему на глаза. Даже Белояр оторопел от её настойчивости.

– Княжне необходимо вести себя подобающе! – прошептал ей на ухо брат.

– Это он! – прошептала в ответ Мирослава, – посмотри, и лицо и торс, всё его! Он только без доспехов и оружия….

– Кто он? – не понял Белояр.

– Мой витязь из мечты! – шептала Мирослава, – это он! Теперь я под его защитой и ничего не боюсь….

– Сестра, – пытался успокоить её Белояр, – ты княжеских кровей теперь и забудь на время свои мечты.

– Тебя как зовут, витязь? – крикнула Мирослава, не обращая внимания на Белояра, – и где доспехи твои с оружием?

– Кондратий! – назвал своё имя парень, и раздражённо добавил, – не замай мяня, я стругом правлю! Аль зенки повылазили у табе? Девками я зараз не интересуюся, да и батька гутарит, рано мне ишшо с ними якшатися….

– Меня Мирославой зовут! – представилась девушка, и, указывая на брата, продолжила, ни взирая на реакцию Кондратия, – а это княжич Белояр, брат мой!

– Ступай отсель, не замай! – повторил Кондратий, – я же гутарю: девке на судне нещего якшатися!

– Пошли сестра, он ненавидит людей из Московии! – советовал Белояр, – грубияны они, эти казаки, хотя и произошли от русских. И с женщинами грубы, как холопы на Руси.