Паранойя. Почему он?

Скотина!

Разозлившись, сбрасываю звонок, а сама потом мечусь у потухшего костра, как запертая в клетке тигрица. Меня рвет на части от досады на себя – ну, в самом деле, нахрена же я ему позвонила? Дура, Настя, какая же ты - беспросветная дура!

Злюсь, ревную, ненавижу… Во мне просто ураган деструктивных эмоций. И я не знаю, что с ним делать. А делать по - любому что-то надо, иначе я просто свихнусь: снова забуду обо всех «нельзя» и позвоню ему. Пусть расценивает, как хочет, предлагает свое решение, лишь бы только не было никакой другой.

Боже, до чего я докатилась? Самой смешно. Как будто другие его бабы – главная проблема. Да если б дело было только в них….

То что, Насть? ЧТО? – терзает меня изнутри настойчивый, противный голос.

Нет, не хочу отвечать, да и не за чем. В нашей с Долговым истории никаких сослагательных наклонений быть не может.

И вроде бы все так: правильно, разумно… вот только сердцу этого не объяснишь. Плевать ему. Оно требует своё. И как демон – искуситель нашептывает тысячи разных «если бы». Воображение же подкидывает сцены того, как эта сволочь проведет сегодняшнюю ночь, и мне хочется выть в голос на весь лес. Телефон жжет руку раскаленным огнем, подначивая: позвони, попроси, позволь… Убираю его поскорее в карман. Закрыв глаза, втягиваю с шумом воздух, понимая, что если сейчас не отвлекусь, все… Хана! Всему хана.

Гонимая этой мыслью направляюсь к палатке Ильи. И вовсе не назло Долгову. Ему в любом случае плевать. Просто мне больше не к кому. По сучьи это, конечно – использовать такого хорошего парня в качестве заместительной терапии. Но если выбирать из двух зол, пусть лучше будет она, чем… Я даже не знаю, что в альтернативе.

Можно было, конечно, к Ольке пойти, рассказать, как меня ломает и попросить помочь пережить эту ломку, но Молодых скоро должен был улететь в Америку. Его заметила НХЛ, и я ни за что не стала бы лишать подругу бесценных минут.

– Сень, - тихонечко зову, чтобы никого не разбудить. – Сень, ты спишь? – аккуратно расстегиваю молнию на палатке.

– Нет, – повозившись немного, высовывает Илья кудрявую голову, осматривает меня с головы до ног, осветив фонариком, и без лишних расшаркиваний, будто все поняв, протягивает руку. – Залазь.

– А Андрей? – растерявшись от такой прыти, киваю на спящего соседа. В палатке, конечно, и на троих хватит места, но мне как-то неловко ночевать с двумя парнями. Однако я не ожидала, что Илья просто растолкает друга и отправит в соседнюю палатку. Андрюха сначала хотел возмутиться, но увидев меня, понимающе хмыкнул, отчего я залилась краской стыда.

Отлично, завтра все будут думать, что я, наконец, дала Терехину! Начнутся дебильные шуточки, сплетни…

А, впрочем, не все ли равно? Ну, дала и дала. В конце концов, давно пора. Почему бы и не сегодня, тем более, что сам Сергей Эльдарович благословил?

Прокручивая в голове это его спокойное «Иди к своему мальчику», меня снова обжигает болью вперемешку со злостью.

И пойду! Ещё как пойду! А он пусть валит к своей гнусавой телке и подцепит какую-нибудь гонорею.

Злорадно усмехнувшись, стягиваю кроссовки и забираюсь в гостеприимно – распахнутую Ильёй палатку. После свежести и сырости горной ночи, тёплый, пряный запах марихуаны в дуэте с терпким мужским парфюмом кажется несколько навязчивым и вызывает головокружение. Мне требуется пара минут, чтобы снять куртку и привыкнуть к специфическому аромату.

– Ты под кайфом? – спрашиваю у Ильи прежде, чем забраться к нему в спальник.

Не то, чтобы я имела что-то против. Точнее, конечно же, я против наркотиков. Даже лёгких. Плотно сидящей на игле Яша Можайский – наглядный пример того, чем заканчивается баловство с травкой. Но мы с Ильей не в тех отношениях, чтобы я читала ему нотации. Просто хочу знать, насколько он не в себе, и не лучше ли мне держаться от него подальше.

– Немного. Это проблема? – тихо отзывается он, мгновенно напрягшись.

– Нет, если немного.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я не злоупотребляю. Просто… дурацкий день вышел, - он усмехается невесело, а у меня от его иронии внутри что-то сжимается.

Я не хотела его обижать. Не хотела, чтобы он узнал о моих метания, и почувствовал себя униженным.

– Прости, ты, наверное, думаешь, что я какая-то ненормальная, - произношу глухо, только сейчас осознавая, что поступаю ничуть не лучше Долгова: тоже не думаю о чувствах другого человека в погоне за своими целями. Становится противно. Чувствую себя какой-то сукой, особенно, когда Илья, мягко улыбнувшись, философски замечает:

– У каждого из нас свои за*бы.

– Ты прав, но кажется, у меня их несколько больше, чем у других, - не могу не сыронизировать. Терёхин хмыкает.

– Надеюсь, ты не собираешься из-за них всю ночь топтаться в углу палатки? – подкалывает он, вызывая у меня невольную улыбку.

Атмосфера слегка разряжается, но мне все равно не по себе.

Правильно ли я поступаю, сближаясь с человеком, когда у меня чувства к другому?

Все во мне кричит: «нет, это ошибка». Но смогу ли я удержаться от гораздо большей ошибки, если останусь один на один со своими чувствами?

Вряд ли. Поэтому отбрасываю последние сомнения, и сняв толстовку, забираюсь к Илье в спальник. Несколько минут мы копошимся, устраиваясь поудобнее, пока не оказываемся лицом к лицу.

Помедлив, словно не в силах налюбоваться мной, Илья, наконец, выключает фонарик. Окутавшая нас, кромешная тьма обостряет ощущения. По щеке ласково проходиться тёплый ветерок дыхания, вызывая у меня какое-то ноющее чувство. С одной стороны, волнительно и любопытно, а с другой – невыносимо горько.

Не думать, не думать, не думать! – повторяю про себя, как мантру, когда Илья нежно скользит кончиками холодных пальцев по моей щеке.

– О чем думаешь? – спрашивает шепотом.

– Ни о чём. А ты? –отзываюсь также едва слышно. Несколько долгих минут он молчит, а потом делает странное признание:

– О том, что все проходит.

Он снова замолкает, но я чувствую, что будет продолжение. Замираю в ожидании, Илья не спеша скользит тыльной стороной ладони ниже, касается большим пальцем моих губ, обводит контур.

У меня перехватывает дыхание. Сглатываю тяжело и не дышу. Мне страшно и в тоже время хочется попробовать, проверить: вдруг вся эта моя любовь – не более, чем следствие первого, испытанного с мужчиной оргазма. Знаю, звучит, как бред, но ведь и такое бывает. Честно, я была бы рада оказаться в рядах девчонок, путающих горячий секс с глубокими чувствами. Но чутье подсказывает, так легко я не отделаюсь.

Сердце отчаянно колотится не в силах решиться на что-то. К счастью, Илья не торопит: касается деликатно, изучающе, невесомо.

– Знаешь… Не уверен, стоит ли рассказывать. Я никому никогда не говорил про это, но хочу, чтобы ты кое-что поняла, - нарушает он нашу уютную тишину. А я уже знаю: то, что он сейчас скажет, многое изменит.

Нужно ли мне это? Вряд ли. Но Илья продолжает:

– Два года назад я пережил огромную утрату. Умерла моя девушка. Она не из нашего круга, и не хотела, чтобы я афишировал наши отношения, поэтому никто не в курсе. Но я любил её, сколько себя помнил. Как увидел лет в шесть – так и пропал, - он усмехается своим воспоминаниям, а у меня слезы подступают к глазам, потому что догадываюсь, к чему он ведёт, и чувствую себя ещё больше сукой. – Мы с ней прошли классический путь от ненависти до любви. В четырнадцать начали встречаться. Следующие два года были самыми лучшими в моей жизни. Катя вдохновляла меня, поддерживала во всем, она была всем тем, чего мне, порой, не хватало: моей уверенностью, смелостью, волей… Именно благодаря ей я стал писать стихи и музыку, зарабатывать на этом. Когда её не стало, я просто потерялся. Сначала замкнулся в себе, неделями не выходил из дома, а потом, будто сорвался: пил безбожно, укуривался в хлам, трахался с кем попало – в общем, творил всякую херню… Родители даже хотели меня в рехаб уложить, но я и сам начал понимать, что моя жизнь катиться под откос. Кое - как взял себя в руки, но все равно все вокруг казалось бессмысленным и пустым. За два года я не написал ни одной строчки, и, наверное, снова бы сорвался, но тут появилась ты…