Парашютисты (Повести и рассказы)

Вот знакомый, вроде бы, лес — вековые деревья ракетами нацелены вверх. На каком из них завис тогда Сыровегин? Глаз жадно бежит по укрытым снегом вершинам. А тропа, как поводырь, влечет все дальше и дальше. Вот уже несколько часов, как сошел Сыровегин с поезда, а места, которыми проходит, и те, вроде бы, и не те. «Неужели промазал? Да нет, не должно, парашютист или не парашютист ты, в конце концов? Ну! Ищи. Вон еще один лес — давай туда…»

Пройдя еще через один частый строй лесных великанов, Сыровегин неожиданно оказался на проселке, потом проселок свернул на шоссе — расчищенное, укатанное, прямое как стрела. Он оглянулся, чтобы мысленно прикинуть расстояние, которое отмерил от станции, и шарахнулся в сторону — на полной скорости его обгоняла полуторка. Отчаянно взвизгнули тормоза. Шумно распахнулась зеленая дверца, на асфальт спрыгнул водитель, веселый парень с голубыми глазами.

— Ты далеко, отец, ковыляешь?

— Я не ковыляю, а иду, — спокойно ответил Сыровегин.

— Далеко, я спрашиваю?

— Честно сказать тебе, сам не знаю…

— Тогда нам по пути! — неожиданно выпалил па рень. — Садись!

— Как это? — не понял Сыровегин.

— Садись, говорят тебе! Сын у меня сегодня родился. Час назад! Я от счастья на седьмом небе, качу куда глаза смотрят.

Сыровегин не заметил, как очутился в кабине рядом с водителем. Обе дверцы захлопнулись одновременно.

— Так куда же тебе? — еще раз спросил голубоглазый.

Сыровегин еще раз ответил:

— Ей-богу, не ведаю.

— Никогда не возил таких пассажиров! — пожав плечами, недоуменно воскликнул шофер.

— Никогда не ездил с такими водителями, — в тон ему ответил Сыровегин.

Они посмотрели друг на друга и… расхохотались.

Некоторое время ехали молча, действительно куда глядели глаза. Потом шофер, покосившись на негнущуюся ногу неожиданного попутчика, спросил:

— Где это тебя так?

— На Отечественной. Как в песне поется — в лесу прифронтовом. Где-то здесь, между прочим.

Парень встрепенулся:

— Ничего себе «между прочим»! Ты бы так сразу и сказал. Земляки, выходит?

— Я сам нездешний.

Шофер минуту-другую задумчиво гладил баранку, потом сказал решительно и безапелляционно:

— Теперь я знаю, куда нам ехать.

— Куда же? — с интересом спросил Сыровегин.

— Ко мне домой, ясное дело! Ты здесь воевал. У меня матушка тут партизанкой была. Поднимем по чарке за героев войны.

— Я непьющий давно, — вздохнул Сыровегин.

— А я и подавно: за рулем. Но по маленькой можно в такой день, как считаешь? Опять же за сына. Первенец!

— Вот разве что за него! — отшутился Сыровегин. — Как нарекли наследника то?

— Никак еще, но жена приказала нынче решить. Вот я и катаю — думаю. Может, подсобишь? Две головы — целый мозговой трест получается! Одним словом, айда в нашу деревню! Заодно посмотришь, как живем. Мы там такое отгрохали! И клуб, и кино, и ясли, и детсад. Даже родилка теперь своя. Город, можно, сказать. Но зовут все еще деревней, по-старому А я считаю — город, да и только. Увидишь — скажешь, прав я или нет.

— Как же называется твой город?

— Черные Бурки, слышал про такой?

— Как, как?… — вздрогнул Сыровегин и всем корпусом повернулся к водителю. — Может, Чернобурки? Тут я слышал, до войны лис разводили…

— Нет, не Чернобурки, а именно Черные Бурки — отчетливо, по слогам отчеканил шофер.

— В честь чего же это?… — не сводил с него удивленных глаз Сыровегин.

— О, это целая история! Издавна так повелось, с войны самой. Тогда меня еще и в помине не было — матушка и та еще девахой была. Но она то уж все в точности должна знать. Ну так как же? Рванем? Тут рядом совсем.

— Едем! — решительно сказал Сыровегин. — Пусть будет по-твоему.

Шофер весело сдвинул на затылок лохматый треух до отказа нажал на педаль акселератора.

Сыровегин напряженно и жадно вплотную приник к ветровому стеклу, за которым вот вот должна была показаться деревня, от одного названия которой у него захватило дух.

– КАМЕННЫЙ БРОД -

Получив путевку на Кавказ и пролетев самолетом многие тысячи километров, недолго лечил свои старые раны бывший солдат Ряшенцев. Уже на третий день, усыпив бдительность медицины, отправился в горы, на базу туристов, которую высмотрел еще по пути в санаторий. В брезентовом городке останавливал всех и каждого одним и тем же вопросом:

— На Каменный брод, граждане, дорогу кто показать может?

— Куда, куда? На какой такой брод? Нет, не знаем, папаша, — пожимали плечами загорелые рослые парни.

Один даже рассмеялся:

— Нет здесь никакого Каменного брода, отец. Неверный вам адресок дали.

В скверном расположении духа вернулся Ряшенцев в санаторий. А на следующее утро, за завтраком, официантка, поставив перед ним новенький благоухающий кофейник, сказала:

— К вам пришли.

— Ко мне? Кто?… — удивился Ряшенцев.

— Молодой человек. Ждет в вестибюле.

Не притронувшись к кофе, старик заспешил в огромное, пустое в этот час помещение. Там ждал его парень в ковбойской шляпе и джинсах.

— Агаджанов Николай, — сказал он, протягивая Ряшенцеву мощную руку. — Мне сказали, вы про Каменный брод спрашивали.

— Так точно! — по-военному ответил старик. — Неужто знаешь?

— Был один раз я на этом Каменном. Дикое место, и дорожка… черт голову сломит, но короче пути через перевал, по-моему, нет, а мне вот телеграмма — срочно в институт, вызывают по диссертации. Совпадают, выходит, наши маршруты — мой и ваш. Имущество все при мне, — парень указал на внушительных размеров рюкзак, стоявший в углу. — Если согласны — на сборы десять минут. Согласны?

Ряшенцев не мог скрыть своей радости:

— Сам господь бог мне тебя послал, хлопец! Благодарность ему по службе!

…Ноги двух путников скользили по наклонным плоскостям скальных пород, под подошвами со скрипом вертелись, как подшипники, мелкие камешки. Ряшенцев шел молча, сосредоточенно думал свою солдатскую думу. Агаджанов — свою, молодую. Время от времени слышался восторженный голос туриста:

— Вы только взгляните на эту прелесть! Из семейства моих эдельвейсов! Как пить дать приведу сюда когда-нибудь всю братву — пусть полюбуются!

— Да, да, — рассеянно отзывался Ряшенцев. — Да, да…

Так шли они много часов. Шли, останавливаясь, чтобы перевести дух, потом каменная тропа вела их дальше. Не заметили, как испортилась погода и раньше времени стало смеркаться. Пришлось остановиться на ночевку. Развели костер, развязали спальные мешки, на всякий случай захваченные Агаджановым, и забрались в них. Но, утомленные трудной дорогой, не могли уснуть. Каждый опять погрузился в свои мысли. Солдат вспоминал былое и уходил все выше в горы. Туриста, наоборот, тянуло вниз, к «братве», которую в самом деле надо будет, при случае затащить сюда, к полянам, усеянным цветами, напоминающими эдельвейсы.