Парцифаль

. . . . . . . . .

Да, обделен он не был славой,

И княжество его цвело.

Зачем же снова в бой кровавый

Он поспешил, судьбе назло?

Назло судьбе, себе на горе,

Вновь переплыть решил он море:

Гонцов прислал за ним Барук.

(Здесь, выражая сожаленье,

Я сделать должен добавленье:

Князь поступил как верный друг...)

Барук – мы сведенья имеем -

Вновь атакован был Помпеем,

Не тем, которым славен Рим, 42

42

Не тем, которым славен Рим... – Под прославившим Рим Помпеем подразумевается полководец Гней Помпей (107-48 до н. э.).

А тем, кто дядею своим

Взращен, Навуходоносором, 43

Тем властелином, о котором

Шумела глупая молва,

Что он – соперник божества

Из-за его завоеваний,

А нынче, не без оснований,

Посеявший раздоров семя,

Осмеян он и проклят всеми...

. . . . . . . . .

Барук безмерно рад подмоге...

Идет нещадная война.

И знают разве только боги,

Чья одолеет сторона:

Помпея или Гамурета?

43

Навуходоносор – царь Халдеи (VI в. до н. э.), известный своими успешными войнами против Египта и Иудеи.

Дерется храбро та и эта...

Ах, кто под чьим падет мечом?

И Герцелойда молодая,

Домой супруга ожидая,

Еще не знает ни о чем.

Что ждет ее: добро иль худо?

Вестей тревожных нет покуда,

Беспечно жизнь ее течет.

Довольство, радость и почет

Испанку нашу окружают.

Все королеву обожают,

Ее вниманьем дорожат.

Нет королевы благородней

И благостней!.. Притом сегодня

Ей три страны принадлежат!..

. . . . . . . . .

Ей ревность сердце не терзала,

Любя супруга своего,

Она с улыбкой узнавала

О похождениях его.

Пусть он иным любезен дамам, -

Ее не ранит он тем самым:

Какой ей может быть урон,

Коль всеми привечаем он?..

Меж тем прошло уже полгода,

А из далекого похода

Не возвратился Гамурет.

Вестей о нем все нет и нет...

Так радость горестью сменилась.

Душа тревогой стеснена.

Картина страшная приснилась

Ей в час полуденного сна:

Внезапно вспыхнул полог звездный,

Гром громыхнул грозою грозной,

Кругом пожар заполыхал,

Неслись хвостатые кометы -

Всемирной гибели приметы,

И серный ливень не стихал.

В том гуле, грохоте и визге

Метались огненные брызги...

Но вот ужасный этот сон

Другим ужасным сном сменен.

И снится бедной королеве:

Она дракона носит в чреве,

И девять месяцев спустя

На свет рождается дитя:

На голове его – корона...

Она злосчастного дракона

Своим вскормила молоком.

Но вскоре, к странствиям влеком,

Он мать родимую покинул

И вдруг исчез. Как будто сгинул...

Неотвратимую беду

По высшей воле провиденья

Ей предвещали сновиденья.

Она металась, как в бреду,

Пока ее служанкой верной

Не прерван был сей сон прескверный.

. . . . . . . . . .

Сокрылось солнце. Ночь настала.

Вдруг Герцелойда услыхала

Шум голосов и стук копыт.

Без короля вернулась свита:

"Отныне нам лишь Бог – защита!

Восплачь, жена! Твой муж убит!"

Как смерть испанка побелела,

Скорбя, душа рвалась из тела.

Глава ее клонится вниз,

Глаза ее не видят света.

Но тут промолвил Тампанис, 44

Оруженосец Гамурета:

"Узнай, как пал твой муж достойный!..

Палил пустыню полдень знойный.

Король был сильно утомлен,

А шлем его – столь раскален,

44

Тампанис. – Он не просто оруженосец, он, скорее, «старший оруженосец» (майстеркнаппе).

Что снял свой шлем он на мгновенье,

Дав голове отдохновенье.

Вдруг подошел к нему один

Наемник, некий сарацин,

И кровь убитого барана

Из драгоценного стакана

Плеснул на королевский шлем,

И, не замеченный никем,

Отполз в сторонку... Но металл

Тотчас же мягче губки стал...

Долготерпение Христово,

Кто оскорбить тебя посмел?..

Меж тем взметнулись тучи стрел,

И бой кровавый вспыхнул снова.

Смешенье копий и знамен!..

Мы наседаем, враг сметен.

Бойцов восторженные клики

Звучат в честь нашего владыки.

Глядим: уже с коня слезает

Помпея брат – Ипомидон.

Неужто в плен сдается он?..

О нет! Герою шлем пронзает

Его коварное копье.

Вонзилось в темя острие.

Наш повелитель покачнулся

И все ж не выпал из седла.

Он, умирающий, очнулся,

И – вседержителю хвала!
–

Хотя была смертельной рана,

Домчался он до капеллана,

Чтоб исповедаться пред ним:

"Святой отец, я был любим

И за любовь платил любовью...

И пусть моя истлеет плоть,

Да будет милостив господь

К той, что познает участь вдовью.

Прощанье с ней безмерно тяжко...

Отдайте же моей жене

Окровавленную рубашку,

Что в смертный час была на мне...

Благодарю, прощаясь с вами,

Всех воинов моих и слуг..." -

Такими кончил он словами.

Похоронил его Барук

По христианскому обряду.

На удивление Багдаду,

Король во гробе золотом

Лежит в могиле под крестом...

Ах, с сотворения времен

Таких не знали похорон!

Причем не только христиане

Рыдали в славном нашем стане:

И мавры – все до одного!
–

Потерю страшную осмыслив,

К своим богам его причислив,

Скорбя, оплакали его..."

Вот что сказал оруженосец

Несчастнейшей из венценосиц...

Она едва не умерла,

Хотя беременна была

На восемнадцатой неделе.