Пари с морским дьяволом

– И какую же гадость ты нашел? – за ее спиной спрашивал Бабкин. Его, кажется, вообще не тревожила их участь. Да и Илюшина тоже.

– Обрывок веревки. Она была привязана к одному из колец, а часть ее застряла между звеньями. И тут до меня дошло. Записывающая камера – это обычная «вертушка», угол обзора по вертикали у нее ограничен. Никакие суда действительно не подходили в ту ночь к «Одиссею». Это был пловец, один-единственный! Последние метров двадцать он, думаю, проплыл под водой. И на записи его не видно!

– Постой, постой… – встрепенулась Маша и повернулась к ним. – Как – пловец? Ты говорил, яхта стояла не в порту!

До них снова долетел голос капитана. Ему отозвался боцман. Как Маша ни прислушивалась, она не улавливала ни тревоги, ни страха в их выкриках.

Илюшин перевернул исчерканный Бабкиным лист бумаги на чистую сторону и схематически изобразил яхту. Линия в десяти клетках от нее, очевидно, обозначала порт.

– Отсюда, – он показал на линию, – досюда, – ткнул в лодку, – пять километров. Даже я смог проплыть десять!

– Но ты утонул! – рявкнул Бабкин.

– Да, а с тобой сейчас Ктулху разговаривает, – флегматично заметил Илюшин и пошевелил пальцами под подбородком.

– Ты же понимаешь, о чем я! Тебя едва спасли.

– Но я и не пловец, – возразил Макар. – К тому же едва очухался от последствий травмы! Представь, что на моем месте был бы подготовленный человек.

Маша, только было расслабившаяся, снова напряглась, почувствовав изменения в поведении моря. Теперь их раскачивало не с боку на бок, а подкидывало вверх-вниз. Как будто бригантина была всего лишь бумажным корабликом на ковровой дорожке, по которой забавляющийся мальчишка пускал волны, встряхивая ее за края.

«Мы все-таки утонем…»

В иллюминатор вдруг ударила вода и со всхлипом разлетелась – Маше почудилось, что лопнуло и взорвалось стекло. Корабль возмущенно загудел и наклонился на правый бок.

– Вас точно не ждут наверху? – озаботился Илюшин, съезжая со стула. – Паруса, то-се… Что-то нас кренит.

– Позовут, – отмахнулся Бабкин. – Не отвлекайся! Хочешь сказать, убийца преодолел вплавь пять километров?

При слове «вплавь» Машу передернуло. Она с ужасом смотрела, как издалека на них снова катится поблескивающий вал. Высоту его можно было понять только по огромной шапке белой пены. Попав в луч света с корабля, пена стремительно пожелтела, а потом вал докатился до них и исчез – как будто впитался в борт бригантины.

– Может быть, немного меньше. Он был в ластах, маске и трубке, на поясе висел нож. Про маску и трубку я знаю, потому что на записях с камер его не видно, значит, какое-то расстояние он проделал под водой. Про ласты – это очевидно. Он экономил силы и время. Когда убийца добрался до «Одиссея», задняя платформа для спуска на воду была закрыта, а все лестницы – подняты. Будаев покинул яхту незадолго до этого, а Шошана решила не купаться в ту ночь.

– А как же он забрался на борт?

– По якорной цепи.

– Фиг с два ты по ней залезешь! – не выдержал Бабкин.

– Я – не залезу, – согласился Илюшин. – А тот, кто смог сломать шею женщине и прикончить двоих охранников – запросто.

Бабкин посопел.

– Он что, в ластах лез?

– Бинго! – Макар щелкнул пальцами. – Вот это – правильный вопрос! Конечно, он лез не в ластах. Ласты он, видимо, рассчитывал оставить на платформе или забросить на борт. Но это оказалось невозможно. И тут ему на помощь пришла удача – или, вернее, это он так решил. Маленькая веревочка, застрявшая в якорной цепи и плавающая рядом.

– Он их привязал!

– Конечно! Узел он сделал чуть выше уровня воды, скользящий, чтобы не возиться на обратном пути, когда срочно придется хватать ласты. Маску, наверное, поднял на лоб. И полез вверх по звеньям цепи.

Корабль снова плавно перевалился через невидимый гребень, и Маша не выдержала. Илюшин и ее муж сошли с ума! За ними раньше не наблюдалось такого пренебрежения собственными жизнями, но море и удар по голове меняют людей.

– Я скоро приду, ждите меня здесь, – сдавленным голосом проговорила она и быстро пошла к выходу.

Возле двери Маша обернулась. Даже если бы она сообщила им, что только что забила команду гаечным ключом, они не прервали бы разговора. Оба нашли кое-что более интересное, чем шторм и тонущее судно, и азартно обсуждали убийство.

«Чертовы идиоты! – ругалась Маша, карабкаясь по трапу и страшась представить, что ждет ее на палубе. – Мальчишки!»

Но когда она высунула голову наверх, ее ждал сюрприз. Бригантина вовсе не носилась по бушующему морю, потеряв руль и ветрила. Паруса были убраны, у борта, широко расставив ноги, стоял Яков Семеныч в длинном синем плаще с капюшоном, край которого полоскал ветер, а из рубки доносились голоса и совершенно неожиданный в этой обстановке аромат кофе.

Маша осторожно выбралась на поверхность и осмотрелась. Куда делись свирепые буруны? То, что снизу, из каюты воображалось ей не меньше, чем девятым валом, на поверку оказалось просто быстро катящимися гребнями воды, с которых ветер срывал пену.

– Кому не спится в ночь глухую? – окликнул боцман. Голос у него был совершенно спокойный. – А, Мария!

– Ничего себе глухая… – Маша, ежась в своей тоненькой футболке, подошла к нему. Волосы сразу покрылись мельчайшими капельками брызг. – Я думала, мы тонем!

Старик от души рассмеялся.

– Господь с вами! Пять баллов от силы!

– А этот ураган?

– Ветерок, пожалуй, свежий. Но ничего особенного.

Он наклонился к ней и заговорщическим тоном спросил:

– Кстати, знаете, что означает примета, если чайка летит гузном вперед?

– Нет…

– Значит, ветер очень сильный! – тем же таинственным тоном поведал Яков Семеныч.

Маша засмеялась. Всю тревогу ее как рукой сняло.

– А если мы не наблюдаем подобного явления, – как ни в чем не бывало продолжал боцман, – значит, все не так уж и страшно.

Ее охватил стыд. Сколько всего она успела нафантазировать, пока Бабкин с Илюшиным спокойно разговаривали!

– Нельзя быть такой трусихой, – подумала она вслух. – Это ужасно.

Яков Семеныч бросил на нее испытующий взгляд.

– Я, конечно, не женщина. Но слышал, что для прекрасного пола есть хороший рецепт преодоления испуга.

– И какой же? – удрученно спросила Маша.

– «Любопытство сильнее страха». Так мне мать говорила.

– Боюсь, со мной не сработает, – вздохнула она. – Когда мне страшно, то совершенно не до любопытства. Вот сейчас, например, меня совершенно не интересовало, пойдем ли мы ко дну быстро или медленно, и успею ли я захватить спасательные жилеты.