Пари

Мамедов вернулся в машину и набрал номер Чебаковых.

– Я вас слушаю, – раздался в трубке высокий женский голос с металлическими нотками.

– Добрый вечер, – вкрадчивым голосом начал Алискер, – моя фамилия Мамедов, я расследую убийство Федорова.

– Убийство? – оттолкнувшись от последнего слога, как от трамплина, голос резко взлетел вверх.

– Вот именно, – теперь уже сухо подтвердил Мамедов, – могу я с вами поговорить?

– Вы из милиции? – настороженно спросили на том конце провода.

– В этом случае, я бы вызвал вас для беседы повесткой, я частный детектив.

– Ну я не знаю… – повисла недолгая пауза.

– Я не отниму у вас много времени, – деликатно сказал Мамедов, чтобы успокоить даму.

– Что ж приходите, – с неохотой согласилась она.

– Я внизу, как мне войти? – торопливо спросил Алискер.

– Наберите номер двенадцать, я вам открою.

Алискер положил трубку и вышел из машины. Зуммер на двери запиликал, после того как Мамедов набрал нужный номер.

– Это Мамедов?

– Да.

– Заходите.

Щелкнул засов, и Алискер вошел в подъезд. «Как на западе», – подумал он. Он легко взбежал на третий этаж и позвонил в квартиру. Ему пришлось ждать по крайней мере минуту, прежде чем дверь открылась.

– Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, – женщина, встретившая его на пороге, улыбнулась одними губами.

Мамедов почувствовал тонкий аромат дорогих духов.

– Можете называть меня Алискером, – сказал он, пройдя в гостиную и утонув в предложенном кресле, – а вы – Людмила Васильевна?

– Можно просто Людмила, – кокетливо ответила мать Светланы.

Людмиле можно было дать лет тридцать семь-тридцать восемь, хотя по подсчетам Алискера ей должно было уже перевалить за сорок. Она, возможно, выглядела бы еще моложе, если бы не то напряженно-озабоченное выражение, которое не покидало ее напудренного лица, даже когда Людмила улыбалась. Из-за этого ее улыбка выглядела какой-то высокомерной и неискренней.

Между ее тонких подкрашенных бровей залегала довольно глубокая тревожная складка, взгляд ее больших серо-голубых глаз был ледяным и пронзительным, что-то волевое и капризное присутствовало в ее красивом лице, которому бледность и зачесанные назад и за уши короткие каштановые волосы придавали смутное очарование роковой женщины двадцатых-тридцатых годов.

«Прямо женщина-вамп», – подумал чуткий к женскому шарму Мамедов.

Соблазнительно стройная и манерная, Людмила поразительно гармонировала с элитарной роскошью интерьера.

– Хотите выпить? – предложила Людмила.

– Спасибо, я за рулем, – отказался Мамедов, – может, вы присядете?

– А что, я вас нервирую? – провоцирующе произнесла Людмила, приоткрывая в улыбке ровные зубы.

Алискер умел себя вести с женщинами и проигнорировал вопрос.

– Скажите, Людмила, ваша дочь долго встречалась с Федоровым?

– Ну-у, – Людмила прищурила глаза, – мне трудно сказать определенно, – месяца два-три, может, чуть больше.

Небрежность и равнодушие сквозили в каждом ее слове и жесте.

– Вы знаете, где и как они познакомились?

– На теннисном корте, где же еще?

– Светлана занимается теннисом?

– Только для общего развития.

– У них с Федоровым были серьезные отношения?

– Не знаю, что вы называете серьезными отношениями, но в Швецию за Димой она собиралась ехать.

– Вы, кажется, не очень огорчены смертью жениха вашей дочери?

– А что, я, по-вашему, должна голову пеплом посыпать? – небрежно отмахнулась Людмила.

Как бы от нечего делать она поправила легкий атласный шарфик, обвиваюший ее шею.

– Вы не любили Дмитрия?

– Что-что? – она надменно подняла тонкие изящные брови.

– Я имею в виду, вы считали его не парой вашей дочери? – Мамедов пристально взглянул на Чебакову.

– Вот именно, вы совершенно правы, – она, наконец, опустилась на стул и закурила длинную коричневую сигарету, которую взяла из плоской зеленой коробочки, стоящей на столе.

– Вашей дочери сейчас нет в городе, – скорее констатировал нежели спросил Мамедов.

– Да, ей нужно отдохнуть, она много занималась последнее время.

– Разве сейчас каникулы, где она учится?

– Света учится в ПКЦ, – ответила Людмила, словно не расслышала первую часть вопроса.

– Она уехала одна?

– Она уехала со своим другом.

– Можно узнать, как его зовут?

– Зачем вам это? А впрочем, это – Сергей Коломиец.

– Сын Ивана Кузьмича Коломийца, зама губернатора?

– Ну да, а чему вы удивляетесь? – Людмила покрутила на пальце изящное золотое кольцо с крупным, карата в три, бриллиантом, который сверкнул, как солнечный блик на гребне волны.

– Я что-то не совсем понимаю, она рассталась с Дмитрием?

– Я не слишком-то вникаю в ее отношения с мальчиками, но с Сергеем она знакома гораздо дольше, чем с Федоровым, – она не уследила за пеплом и серебристо-серый столбик упал на ковер, – хотите кофе?

– Спасибо, не откажусь, – улыбнулся Мамедов.

Людмила прошла на кухню, а он обвел взглядом гостиную.

Тяжелые, отороченные золотом шторы, широкими волнами спадающие до самого пола, идеально сочетались с общей бежево-коричневой цветовой гаммой стен, ковров, мебели. Спрятанные под багет светильники мягко освещали этот райский уголок, придавая ему терракотовый оттенок.

«Дорого и уютно», – подумал Мамедов.

Вскоре вернулась Людмила с миниатюрным серебряным подносом, на котором стояли две кофейные пары из фарфора, сахарница и маленький молочник.

– Кладите сахар, – сказала она, поставив поднос на стол.

– Благодарю, я без сахара, – Мамедов отхлебнул горячий ароматный напиток, – м-м-м, замечательный кофе.

– Муж привез из Парижа.

– Кстати, а где он?

– На работе, где же ему еще быть, – пожала плечами Людмила, – днюет и ночует на своих стройках.

В этот момент послышался звук отпираемой двери, и через минуту в комнату вошел лысоватый мужчина лет пятидесяти в темно-сером костюме. Нижнюю часть его лица обрамляла небольшая, аккуратно подстриженная борода с проседью. Глубоко посаженные карие глаза смотрели на Мамедова внимательно и доброжелательно.