Пари
Шрифт:
Пока ребята выступали, у меня было время походить по врачам. Ничего нового для себя я не услышал. В медицинских учреждениях, от первого же попавшегося, ближайшего к месту выступления полуподвального «медцентра», до профильных больниц мне говорили примерно одно и то же. Мол, никаких нагрузок, и всё само со временем придёт в норму. И что-то типа «А давно вы себе в паспорт заглядывали? Чай уже не мальчик! И со здоровьем дальше только хуже будет! Нефиг по сцене скакать, скромнее надо быть и сдержаннее себя вести. Какие в вашем возрасте танцы?» И, как обычно «Два года без физических
Я никогда не думал, что под тридцатник окажусь ни с чем. Одна из причин, по которой я с такой лёгкостью ушёл из спорта, заключалась как раз в том, что я не хотел оказаться выброшенным на обочину жизни в двадцать с небольшим. Чего боишься, то с тобой и происходит, так ведь?
Поезд уже должен был отправляться, а соседей всё не было. Мой взгляд упал на одинокую красно-бело-клетчатую коробочку с «сухпайком». Коробочка — одна штука. Я еду в купе один. Или Роман заказал четыре билета, а три потом сдал? С него станется.
Пришла проводница и проверила паспорт и билет. Видимо, я как-то не так выглядел, поскольку она прочитала мне лекцию о необходимости вести себя прилично, не трогать уже застеленное чужое бельё, и предупредила, что перед выходом придёт пересчитать тапки, салфетки и зубные щётки.
Кстати, щёток я тогда так и не нашёл. Уже утром обнаружилось, что паста и щётка были засунуты в… тапки!
После ухода проводницы я улёгся и мгновенно уснул. И спал, не просыпаясь, пока проводница не заколотила в дверь и не принесла завтрак.
Я действительно спал. Без кошмаров, без сновидений. Я не рыдал в подушку, не рвал на себе волосы. Внутри было пусто и гулко как в пересохшем колодце.
При подходе к дому я попытался надеть нейтральную «маску», но не смог.
Звонить в дверь я не стал. В квартире было тихо. Я заглянул на кухню. Маша что-то лепила на засыпанном мукой столе.
При виде меня она не выразила изумления. Роман позвонил предупредить?
Не знаю, что вдруг сорвало меня с тормозов. Я уселся на диванчик. Маша молча продолжала орудовать скалкой.
— Ну что, разводимся? — спросил я. Откуда это вылетело, я не знал. Мы всегда делаем больно именно тем, кто нам дороже всего. — Теперь я больше на танцор. Я теперь безработный.
На мгновение оторвавшись от муки, Маша вскинула на меня взгляд, но ничего не сказала.
Я закрыл глаза и прислонился затылком к стене. Зарыться бы куда-нибудь и дня два оттуда не вылезать. А потом сжав зубы, начать жить сначала.
Смешно. От чего хотел уйти, там и оказался. Я встал, и ничего не объясняя, ушёл с кухни.
— А мелкие где? — обернулся в дверях я.
— К родителям отвела. Пусть поживут у них пару дней.
Я молча развернулся и всё-таки вышел.
Роман точно звонил. Они тут все что, всерьёз думают, что я в запой уйду или номер какой выкину?
Я побродил по квартире. Постоял у окна. В одежде завалился на наш с Машей диван и уставился в потолок.
Надо будет найти работу. Только какую? Что я умею? И кому это может быть нужно? Разве что детским тренером куда-нибудь. Смешно.
От чего ушёл, к тому и вернулся. Только десять лет спустя.Разбудила меня Маша, пристраивавшаяся рядом. В комнате и за окном было темно.
Я завёл за спину руку, подтянул к себе Машу, нашарил её руку и, поднеся к губам, коснулся кисти.
— Прости меня. Я…
Маша придвинулась ещё ближе и таким знакомым собственническим движением закинула на меня ногу.
— Вот увидишь, всё утрясётся, — произнесла мне в лопатку она.
Может, тогда Роман её не просто предупредил, а рассказал многое из того, о чём сам я узнал много позже? Я потом так и не расспросил Машу, а теперь, много лет спустя, поднимать эту тему, наверное, уже глупо.
***
Два дня я давил диван, ходил по врачам, которые не сообщили мне ничего нового, пытался изобразить из себя повара и гулял с детьми. Выводы за столь короткий срок я сделал неутешительные: врачи ничего не знают, постоянно стоять у плиты скучно, и идеальным отцом мне не быть. Я с ужасом думал, что вот так мне и придётся жить до конца моих дней, когда каждый день происходит одно и то же, вернее, когда в твоей жизни не происходит совсем ни-че-го.
Визит к Семёну Фёдоровичу, моему тренеру, ничего не дал. Он был явно рад меня видеть, но, боже мой, как он постарел с тех пор, как мы в последний раз виделись, и какие безрадостные перспективы он передо мной развернул!
Дома мне снова предстояло нацепить улыбку и быть идеальным папой и мужем, что, кстати, у меня не особо и получалось.
Спас меня Роман. То, что предложил он, было всяко лучше прозябания в детской спортивной школе (Да и каков из хромого тренер?) или бессмысленного перекладывания бумажек в однодневных «Рогах и копытах». Роман предложил мне занять его место. Сам же он собирался начать новый проект. По его словам, он уже давно хотел переключиться на что-то новое, а тут подвернулся удачный повод. Хотя, это ещё, конечно, вопрос, для кого он удачный.
Я подумал, подумал (секунд тридцать) и согласился.
***
На фанатской страничке моего отсутствия на шоу почти не заметили. Лишь три человека вопросили «Куда делся Дима?», «У Димы отпуск, да?» и «Надеюсь, Дима не уволился?»
Дима не уволился. Он размышлял, как вчерашние коллеги его воспримут в качестве руководителя, и где и кого брать на место Романа и себя.
========== Часть 36. Я не сдамся без боя ==========
Прошло два года. Роман с нуля успешно создал новое шоу и перестал выступать, оставив за собой лишь общие руководящие и постановочные функции.
Ксюша-отдел кадров, пиар-менеджер и всё остальное в одном флаконе вышла за Лёню Косорезова, но наотрез отказалась брать фамилию мужа.
Никита Луценко отсудил-таки себе ребёнка. Быть гастролирующим отцом-одиночкой оказалось невозможно, и он, посидев пару месяцев дома, перевёз к себе маму из областного райцентра.
Сын Альфреда, к великой радости отца, по стопам матери не пошёл: парень с удовольствием ел мясо и презирал полезные корма и траву.
Альберт, весь с ног до головы, подобно якудзе, постепенно покрылся разводами татуировок.