Пария

Гнев завёл меня далеко за грань, и я ждал суровой команды знать своё место, а то и приказ Суэйну заковать меня в железо. А вместо этого гнев Эвадины оказался лишь мимолётным. Её лоб наморщился, а потом разгладился, она опустила голову, закрыла глаза и медленно вдохнула.

– Я знаю, почему ты сделал то, что сделал, – сказала она, открывая глаза. – И Серафили в своей мудрости сочли нужным явить многое из того, что ты сделаешь, Элвин Писарь. Так что знай, это… – она указала на лодки, – не наказание.

Её взгляд остановился на моём лице, и в нём сияла такая проницательность, которая показалась мне более обескураживающей, чем её страх. В кои-то веки я не мог придумать ни слова в ответ, просто тупо молчал и смотрел, как она подошла ближе и, прищурившись, уставилась мне в глаза.

– То, что они показывают, часто… запутано, и даже противоречиво. Я видела и триумф, и поражение на Поле Предателей. Видела, как Совет светящих и смеётся, и благословляет меня, когда я прошу разрешения создать эту роту. А теперь Серафили послали видения о тебе… и мне. – Она подняла руку и протянула к моему лицу. – Иногда мы…

От тихого покашливания Суэйна её рука замерла. Эвадина моргнула и отдёрнула её, отступила назад и с оживлённой улыбкой повернулась к сержанту.

– Итак, сержант-просящий, готовы отплывать?

– Лодки загружены, и все с нетерпением ждут встречи с язычниками, капитан.

Я не знал, что беспокоило меня сильнее – прищуренный взгляд, полный ошеломлённого подозрения, которое Суэйн пытался скрыть, или полное отсутствие иронии в его голосе.

– Отлично, – сказала Эвадина. – Я соберу всю роту на причале, на тот случай, если аскарлийцам хватит глупости преследовать вас, когда вы закончите своё дело.

Она в последний раз напряжённо взглянула на меня и зашагала прочь. Смесь испуга и сомнения в её глазах заставила меня смотреть ей вслед, и моё беспокойство перерастало в дикий страх. Что-то очень неправильное творилось этой ночью, что-то намного хуже, чем перспектива грести в темноте навстречу тысячам аскарлийцев.

– Хватит таращиться и лезь на борт, Писарь, – рявкнул Суэйн, когда высокая фигура капитана скрылась во мраке за фонарями.

Когда я проходил мимо него, сравнительно легко было бы резко ударить его в грудь мечом в ножнах. Возможно, стоило посмотреть, как он барахтается и брызжет слюной в водах гавани, какими бы страшными ни были последствия. Но я не стал. Интуиция подсказывала мне, что ещё до конца ночи я буду признателен за способности сержанта.

Во фьорде Эйрика отлив начинался сразу после полуночи, создавая медленное изменение течения, благодаря которому лодка может выплыть из бухты без помощи вёсел. Разумеется, вёсла у нас были. Их мы собирались вставить в уключины и яростно грести на обратном пути, но подплывали мы в напряжённой, тянущейся тишине, если не считать всплески воды по корпусам. От луны лишь тонкий месяц выглядывал из-за облаков, а значит лодки напоминали всего лишь трио теней в потемневшем хаосе колыхавшихся вод фьорда.

Мы все лежали под чёрными накидками, с клинками в ножнах, пока они не потребуются. В передней лодке у всех было по дюжине глиняных горшков, наполненных ламповым маслом. Когда корпус первого корабля оказался бы в пределах броска, мы собирались метать горшки в доски, а лодки позади должны были зажечь факелы, и уже вскоре на внешней границе аскарлийского флота бушевало бы приличных размеров пекло. При наличии везения и нужного ветра, оно бы даже перекинулось на соседние корабли.

Как таковой план, следовало признать, был умён. Какая бы судьба нас ни постигла, победа так или иначе сегодня обеспечена. Меня беспокоила не вероятность успешного поджога нескольких кораблей, а маловероятность возможности добраться назад в гавань, когда аскарлийцы полностью проснутся. Конечно, Суэйн считал наши жизни справедливой ценой за выживание порта, но я так не считал.

Поэтому, когда мы подплыли к внешнему ряду кораблей, я приподнял накидку, чтобы лучше видеть. Я надеялся, что замечу, или меня заметит бдительный воин, стоящий ночью на часах. Я собирался привлечь внимание такого парня и тем самым вызвать суматоху и крики, которые заставили бы нас бросить это самоубийственное предприятие. К несчастью никакой остроглазый аскарлиец не сделал мне такого одолжения, и ближайший корабль оставался явно пустым. И раздражающе небрежная команда не предприняла даже такой простой меры предосторожности, как выставить факелы на носу и на корме. Наоборот, насколько я мог понять, весь аскарлийский флот был погружён в темноту, которую не нарушал ни один факел.

– Готовьсь, – прошептал Суэйн. В лодке зашевелились мои товарищи, готовя свои горшки. – Ждать приказа.

На носу корабля была вырезана и ярко раскрашена кричащая хищная птица. Разинутый клюв нависал над нами, и наша лодка громко соприкоснулась с корпусом корабля. Любопытное отсутствие всякой тревоги ещё сильнее меня обеспокоило. Не только никого не стояло на часах, и не было ни одного факела – с корабля не доносилось почти ни звука, помимо скрежета досок и тихого шелеста верёвок.

– Стойте, – сказал я, повернувшись к Суэйну, который уже открыл рот, чтобы отдать команду бросать. – Что-то не так.

– Просто готовься, Писарь, – прошипел он в ответ. – Капитан может и прощает тебе недисциплинированность, но я не…

Я отвернулся от него, встал, отбросил накидку и прокричал в сторону корабля:

– Эй, есть кто-нибудь?

Вместо шеренги спешно вооружённых воинов, бегущих к поручням, я увидел лишь одно маленькое бледное лицо. Оно высунулось, моргнуло двумя вытаращенными перепуганными глазами и исчезло, а следом раздался напряжённый шёпот двух юных голосов.

– Бич тебя побери, Писарь! – разразился Суэйн, когда я подпрыгнул на лодке и ухватился за поручни. Вскарабкавшись, я перевалился на палубу и тут же пригнулся, протянув руку к рукояти меча. Я уже начал было доставать его, но остановился, увидев в нескольких шагах от себя пару мальчишек.

У них были светлые волосы, заплетённые в косички, как и у других аскарлийцев, что я встречал, но не наблюдалось никакой свирепости. Я решил, что самому маленькому лет десять, а второму не больше двенадцати. Старший отреагировал первым после того, как они с напарником нерешительно переглянулись. Вытащив с пояса маленький ножик, парень довольно неплохо попытался вызывающе зарычать, и бросился на меня, нанося удары, в которых энтузиазма было больше, чем умения.

– Хватит уже, – сказал я, схватил его за запястье и поднял. Ножик выпал, стоило мне стиснуть руку посильнее, и тогда я обернулся и увидел пустую палубу. – А где твой приятель? – спросил я, и получил в ответ вызывающий плевок в глаз. Моргая, я перевёл взгляд на корабль, стоявший на якоре в дюжине ярдов по левому борту. На его палубе команды так же не было, помимо трёх маленьких фигурок. Взгляд на соседние корабли подтвердил, что и на них всё то же самое.

Не выпуская пацана, я развернулся и крикнул через поручень:

– Что-то не так, сержант! Все корабли пустые, здесь только щенки вроде него!

Несомненно, гневный ответ сержанта утонул в громком медведеподобном вопле с кормы корабля. Из тени показалась фигура куда более высокая. Сначала я подумал, что это и впрямь медведь – косматая голова и покрытая шкурами туша создавали определённо звериное впечатление, но потом заметил в его руках боевой топор.

Отшвырнув парнишку, я отошёл от поручня и вытащил меч. Нападающий из-за этого подправил траекторию, высоко подняв оружие. Он всё вопил хриплым, но сильным голосом, а потом, резко вскрикнув от удивления, умолк, когда Брюер перевалился через поручни и ударил его ногами в спину. Тот свалился ничком на палубу, и топор вывалился из его рук. Хрипя от натуги, он попытался подняться, но ему пришлось опуститься, когда Брюер прижал колено к его шее и приставил кинжал к виску.