Париж (1924-1925)

И вот -

взбегает огонь

и горит,

и песня

краснеет у рта.

И кажется -

80 снова

в дыму

пушкари

идут

к парижским фортам.

Спиною

к витринам отжали -

и вот

из книжек

выжались

90 тени.

И снова

71-й год

встает

у страниц в шелестении.

Гора

на груди

могла б подняться.

Там

гневный окрик орет:

100 "Кто смел сказать,

что мы

в семнадцатом

предали

французский народ?

Неправда,

мы с вами,

французские блузники.

Забудьте

этот

110 поклеп дрянной.

На всех баррикадах

мы ваши союзники,

рабочий Крезо,

и рабочий Рено".

[1925]

ПРОЩАНИЕ

(КАФЕ)

Обыкновенно

мы говорим:

все дороги

приводят в Рим.

Не так

у монпарнасца.

Готов поклясться.

И Рем

и Ромул,

и Ремул и Ром

в "Ротонду" придут

или в "Дом" {*},

{* Кафе на Монпарнасе.}

В кафе

идут

по сотням дорог,

плывут

по бульварной реке.

Вплываю и я:

"Garcon,

20 un grog

americain!" {*}

{* Официант,

грог

по-американски! (франц.).}

Сначала

слова

и губы

и скулы

кафейный гомон сливал.

Но вот

пошли

вылупляться из гула

30 и лепятся

фразой

слова.

"Тут

проходил

Маяковский давеча,

хромой -

не видали рази?" -

"А с кем он шел?" -

"С Николай Николаичем", -

40 "С каким?" -

"Да с великим князем!"

"С великим князем?

Будет врать!

Он кругл

и лыс,

как ладонь.

Чекист он,

послан сюда

взорвать..." -

50 "Кого?" -

"Буа-дю-Булонь {*}.

{* Булонский лес.}

Езжай, мол, Мишка..."

Другой поправил:

"Вы врете,

противно слушать!

Совсем и не Мишка он,

а Павел.

Бывало сядем -

Павлуша!
–

60 a тут же

его, супруга,

княжна,

брюнетка,