Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
В это самое время донесся крик сверху, а затем из-за двери послышался странный шум: было похоже, что кто-то упал с высоты шестого этажа и разбил голову о каменные плиты… И опять ничего! Ни звука, ни шороха, только пугающая, могильная тишина!
— Дьявольщина! — пробормотал г-н Жакаль, на сей раз с гримасой столь сложной, что в ней невозможно было разобраться: его лицо выражало и огорчение, и жалость, и отвращение, и удивление. — Дьявольщина! Дьявольщина! — повторял он на все лады.
— Что случилось? — бледнея, спросил впечатлительный Овсюг, внимательно
— Вероятно, бедняга разбился, — ответил г-н Жакаль.
— Кто разбился? — воскликнул Овсюг, скосив глаза к переносице, вместо того чтобы оглядеться кругом.
— Кто-кто… Ветрогон, черт побери!
— Ветрогон разбился?.. — в один голос подхватили полицейские.
— Боюсь, что так, — подтвердил г-н Жакаль.
— А почему Ветрогон должен разбиться?
— Во-первых, мне показалось, я узнал его голос, когда кто-то закричал; он упал с высоты шестидесяти футов, как я предполагаю; можно ведь определить высоту, с которой падает человек, по тому шуму, который его падение производит, верно? Есть, по крайней мере, шестьдесят шансов из ста, что он разбился насмерть или сильно покалечился!
Наступила жуткая тишина; потом стало слышно, как еще кто-то упал, но не так тяжело: похоже кто-то спрыгнул с высоты одного этажа на паркетный пол; так, во всяком случае, показалось г-ну Жакалю, и, несмотря на доводы Овсюга, он продолжал упорствовать в своем мнении; вскоре читатели увидят, что полицейский оказался абсолютно прав.
Несколько мгновений спустя из-за двери послышался шепот:
— Это вы, господин Жакаль?
— Да… Карманьоль, ты?
— Я.
— Можешь нам открыть?
— Надеюсь… Только здесь темно, как в печке. Я зажгу свет.
— Зажигай… Отмычки при тебе?
— Я никогда не выхожу без своих игрушек, господин Жакаль!
Послышался металлический скрежет, однако дверь не поддалась.
— Что там? — спросил г-н Жакаль.
— Погодите, я сейчас, — отозвался Карманьоль. — Здесь два засова…
Он отодвинул засовы.
— … и перекладина… Ах, черт побери! На перекладине замок!
— У тебя есть напильник?
— Нету!
— Сейчас просуну тебе под дверь.
И г-н Жакаль в самом деле подсунул узкий и тонкий, словно листок, напильник.
С минуту из-за двери было слышно, как сталь вгрызается в железо.
Потом Карманьоль воскликнул:
— Готово!
И перекладина тяжело ударилась о каменную плиту. В ту же минуту дверь распахнулась.
— Вот мы и у цели, гром ее разрази! — отступая и пропуская своего начальника, проговорил Карманьоль. — Правда, без потерь не обошлось!
При свете восковой свечи Карманьоля и двух факелов г-н Жакаль окинул взглядом комнату: она была пуста, только в центре лежало бесформенное и неподвижное тело.
Полицейский многозначительно кивнул головой, словно хотел сказать: «Я так и думал!»
— Да, — подхватил Карманьоль, — вы смотрите на…
— Вот именно! Это он, не так ли?
— Я узнал его голос: это и заставило меня поторопиться… «Слышишь? — сказал я Барбетте. — Это
Ветрогон желает нам спокойной ночи!»— Он мертв?
— Мертвее не бывает.
— Его вдова получит пенсион в двести франков, — торжественно произнес г-н Жакаль. — А теперь вернемся к главному: осмотрим местность.
Полицейские вслед за Жакалем вошли в комнату, вернее, в зал, заслуживающий подробного описания.
Вообразите огромную ротонду, построенную во всю ширину и высоту дома, то есть шестидесяти футов в диаметре и шестидесяти футов в высоту, как справедливо отметил про себя г-н Жакаль, услышав грохот падения Ветрогона. Пол в зале был покрыт каменными плитами, а стены, побеленные известью, поднимались от основания к куполообразному потолку со слуховым окном.
Прямо под этим окном и было распростерто тело Ветрогона.
В стене, общей с квартирой Барбетты, на высоте двенадцати — пятнадцати футов зиял пролом; немолодая женщина, державшая подсвечник в руке, с любопытством заглядывала через пролом в зал, беспрерывно осеняя себя крестным знамением.
Зал напоминал храм Венеры на берегу залива в Байях или, еще точнее, парижский Хлебный рынок, если бы из него вдруг вынесли все мешки с мукой. Сходство усиливалось из-за отсутствия мебели, домашней утвари и вообще каких бы то ни было предметов. Никаких следов обитателей, абсолютная тишина и безлюдность! Казалось, вы попали в развалины какого-то циклопического сооружения, где когда-то обитали титаны.
Господин Жакаль осмотрел весь зал; пока он совершал это круговое путешествие, от уязвленного самолюбия у него на лбу выступил пот. Было очевидно, что его одурачили.
Он еще раз оглядел зал сверху донизу: на потолке — ничего, кроме окна, из которого упал Ветрогон; ничего — на стенах, кроме пролома, через который спрыгнул Карманьоль.
Покончив с главным, он занялся телом Ветрогона: с переломанными руками и ногами, с расколотым черепом, оно лежало, как мы уже сказали, прямо под слуховым окном в луже крови.
— Несчастный! — прошептал г-н Жакаль, и это было не сожаление, а скорее надгробное слово над телом человека, павшего смертью храбрых на поле брани.
— Как же это понять? — спросил Овсюг. — Что это Ветрогону взбрело на ум прыгать с высоты в шестьдесят футов?
Господин Жакаль пожал плечами и ничего не сказал. Однако Карманьоль решил ответить вместо начальника.
— Тут дело ясное! — заметил он. — Ветрогон думал, что с крыши попадет на чердак, а пролетел до первого этажа… Уж я бы на его месте такого дурака не свалял!
— А как бы ты поступил? — поинтересовался г-н Жакаль. — Ты, я полагаю, не был бы так опрометчив и не стал бы перед прыжком светить себе вроде Барбетты, что в эту самую минуту заглядывает сюда со свечой в руке?
— Разумеется!
— Ну, я слушаю, — сказал г-н Жакаль, который не слушал вовсе, но был не прочь скрыть под озабоченным видом свою растерянность.
— Как вы знаете, почти все мы рыбаки или моряки в прибрежных городах Средиземноморья, от Мартига до Александрии и от Александрии до Сета.