Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски

Ощущение, которое тогда Я нус испытал, стех пор оставалось сним. Мир разлетелся на тысячу кусков. Вся жизнь — начиная с фруктового мороженого за семь копеек, которое он во втором классе покупал на сэкономленные от школьных завтраков деньги, до звания майора, которое он получил затри недели до этого проклятого ужина, — все рухнуло и исчезло в черной пропасти, название которой было должностное преступление.

Улыбчивый сотрапезник умело держал паузу, и отего понимающей улыбки у Януса сводило лицо. Все, что предшествовало их встрече и что должно было последовать, мгновенно выстроилось в его натренированном мозгу с неумолимой логикой. Ему позволят придти в себя, дадут паузу в несколько часов, скорее всего до утра, и затем попросят об очередном более или менее безобидном одолжении. Может быть, более или менее щедро расплатятся. Это уже не принципиально, главное, его зацепили. А сорваться с крючка в таких случаях не позволяют ни при каких обстоятельствах. Дальше все покатится само, вплотьдоформаль-ной вербовки чужой спецслужбой.

Янус ошибся водном — его услуги были нужны не спецслужбе, а крупной химической корпорации. Узнав об этом, он не испытал ни малейшего облегчения. Он прекрасно знал ту банальную истину, что большие деньги в принципе не могут обойтись без поддержки политиков. А это означало, что рано или поздно в ходе взаимных расчетов услугами его великодушно уступят тем людям, которые, как и он сам, уважительно-фамильярно называют свою организацию «конторой», и от которых никакими одолжениями в сфере бизнеса не отделаться. Более того, от них вообще отвязаться нельзя.

С момента, когда улыбающийся голландец сообщил ему о реальной подоплеке сделки с химическими веществами, сознание Януса перестало быть единым. Оно разбилось на несколько осколков, каждый из которых по-своему отражал происходящее и тем самым дарил ему свободу выбора — быть отступником и негодяем или жертвой обстоятельств. Того выбора, которого в реальной жизни он сделать не смог.

Янус отстраненно и не без некоторого любопытства наблюдал за тем, как его «я» дробилось и корчилось, как ложь мешалась с истиной, запутывала ее, создавала невообразимый клубок логических построений и постепенно одерживала верх. Он не смог заставить себя сразу после встречи в ресторане пойти и сообщить руководству о произошедшем. Он был должен, просто обязан был сделать это. Но это означало бы конец карьеры, а он был не готов к такой жертве. И виновато в этом руководство «конторы» — сотрудник обязательно должен иметь возможность, в случае необходимости, придти безбоязненно повиниться, не тревожась за свое будущее, в этом гарантия от многих проблем. Услуги, которые он, Янус, сейчас вынужденно оказывает Ван Айхену и его людям, причиняют реальный ущерб его стране. Но этот ущерб ничтожен, несопоставим с вредом, который наносился теми, кто в разное время получал доступ к политическим рычагам и кормушке. Голландцы рано или поздно сдадут его спецслужбам. Однако пока это не произошло, и прямого нарушения служебного долга он не совершил. Ван Айхен подставляет Соловьева, чтобы отвести подозрения от него, Януса. Но он-то, Янус, против этого. Он возражает, протестует и однако невластен повлиять на исход дела. Кроме того, Соловьеву ничего особенно не грозит. На гражданке он будет получать в несколько раз больше, и в некотором роде Я нус станет для него благодетелем.

Снова остановившись у поворота набережной и глядя втемную воду, Янус глубоко вздохнул. В эти мгновения он впервые откровенно сказал себе, что здесь, в Голландии, он стоит перед окончательным выбором. До сих порой не сделал ни одного шага против своих. Подставляя Соловьева, он приблизился к последней черте, которую не переступит. Если Соловьева не удастся переиграть — а это сделать будет очень и очень непросто — то Ван Айхен решит его ликвидировать. Но уж здесь Януса будет не сдвинуть с места — он ни под каким видом не позволит Ван Айхену причинить физический вред Соловьеву. Он может поступиться многим и закрыть глаза на то, что произошло против его воли или в минуту слабости, но есть на этом свете вещи, которых он никогда не сделает.

* * *

Если все обстоит так, как я предполагаю, то ждать меня, скорее всего, должны на подъезде к институту. Причем особую деликатность соблюдать совсем не обязательно — если уж они решили скомпрометировать меня, то ликвидация с шумом скорее дойдет до нашего руководства и будет дополнительно работать на версию о моей связи с противником. Засветить они меня с грехом пополам засветили, так что теперь самое время закрыть тему.

Несколько раз глубоко вздохнув и относительно восстановив душевное равновесие, выбрасываю в окно недокуренную сигарету и поворачиваюсь к водителю.

— Дружище, давайте-ка разворачиваться. Я забыл один из чемоданов в аэропорту. Там очень важные бумаги и я не могу ждать до утра. Изведусь просто, изнервничаюсь, понимаете? Давайте-давайте, быстрее поворачивайте. Естественно, я оплачу дорогу в оба конца.

Водитель абсолютно спокойно качает головой, внимательно глядя перед собой:

— Придется вам потерпеть несколько минут. Здесь нет разворота.

Проклятое европейское законопослушание! Машина быстро и почти бесшумно катится по ночным улицам Гааги. Огни в окнах домов, в основном одно- и двухэтажных, погашены, узкие улицы пустынны. В самых узких проулках водитель не снижает скорости, и «опель» проносится впритирку к тесно припаркованным по обочинам машинам.

Наконец, он круто разворачивает машину, и мы направляемся обратно на вокзал. Некоторое время с трудом удерживаюсь оттого, чтобы посмотреть назад. В конце концов все-таки наклоняюсь вперед и смотрю в боковое зеркало на моей двери. Почти вплотную за нами, мерцая фарой на неровностях брусчатки, следует мотоциклист. На узкой улице места для обгона нет, и очень скоро он отстает. Свет фары исчезает в темноте.

Интересно, что водитель такси будет делать на такой скорости, если кто-нибудь вынырнет из переулка? Пока мы еще несемся по улочкам Гааги и сворачивать особенно некуда. По таким улицам…

Меня внезапно швыряет к двери. Прямо перед капотом «опеля» из проулка вылетает уже знакомый мотоциклист. В темноте сверкетбликами его черный шлем. Скользнув по брусчатке, мотоцикл исттеряст равновесие и его юзом несет на обочину. Там мотоцикл все-таки задевает бордюр, и седок вылетает на тротуар. Водитель такси резко тормозит, машину ведет бортом вперед, и она гулко бьется крылом о чугунную тумбу ограждения. Все, приехали.

Таксисте громкими проклятиями вылетает из машины. Непонятно зачем, но я делаю то же самое. Впрочем, все правильно — если стрельба все-таки начнется, лучше быть вне машины. И я, как заяц, прыгаю из двери.

В тот же момент лежащий на противоположном тротуаре мотоциклист, приподнявшись, вытягивает в нашу сторону руку. Втемноте пистолете длинным стволом почти не виден, он скорее угадывается. Однако я очень ясно понимаю, что происходит, и поэтому незамедлительно падаю на асфальт, больно ударившись локтем о бордюр. Водительтакси, наоборот, ничего не понимает, и потому, что-то рыча по-голландски, направляется к мотоциклисту.

— Стой, не ходи! Падай! Падай!

Я опаздываю со своим воплем. Свистящий хлопок бесшумного пистолета останавливает водителя на полдороге, он боком грузно валится на капот своей машины и сползает на мостовую.

Ну вот, теперь моя очередь. Вряд ли здесь, в Голландии, убийцы с бесшумными пистолетами охотятся на водителей такси. Мне остается только молиться, лежа за машиной, чтобы у мотоциклиста не выдержали нервы. Нужно обладать недюжинным хладнокровием, чтобы в подобной ситуации повторить попытку. Сдругой стороны, место здесьтихое, просто грех не довести дело до конца. Кроме того, он ведь, наверное, и аванс получил…

Прижавшись шекой к прохладному шершавому асфальту тротуара, вижу из-под дниша автомобиля суетливо переступающие ноги убийцы в массивных ботинках на рифленой подошве. Глухо крякнув из-под шлема, он поднимает мотоцикл. Слава тебе, господи, решил уезжать!

Красные стоп-сигналы мотоцикла исчезают в переулке. Одновременно метрах в пятидесяти позади нас гаснут фары какого-то автомобиля. Понятно. Привязчивые коллеги не решились бросить меня одного в незнакомом городе. Спасибо вам, ребята, вы приехали как раз вовремя, чтобы спугнуть убийцу. Если бы вы еще были на моей стороне…

Сидя на мостовой и опершись головой о радиатор машины, водитель давится кровью. От радиатора пахнет горькой городской пылью, горячим моторным маслом и металлом. Господи, не хватало еще, чтобы этот таксист помер у меня на руках. Из-за скоротечности происходящего методы первой помощи при проникающих огнестрельных ранениях вылетели из головы, и я могу только бестолково шарить руками по груди водителя, все больше перемазываясь в горячей и липкой крови.