Парижский шлейф
Шрифт:
– Подожди! – Настя перебила его и сразу же сникла. У нее в голове творился абсолютный кавардак. Мысли путались, мешались, наезжали одна на другую. Она только сейчас поняла – у этого «Николая» совсем другой голос! Нет-нет, девять лет разлуки здесь ни при чем. Она прекрасно все помнит, каждую нотку. До сих пор помнит так, будто они разговаривали только сегодня утром.
– Почему вы все время кричите? – у мальчика затряслись губы.
– Тактика стресса, – мягко объяснила Настя, сжалившись над ребенком и брякнув первое, что пришло ей в голову.
– Мне говорили, что «Les Fleurs du Mai» странный клуб, – голос его дрогнул, –
– А ты к нам ради «странностей» пришел? – не смогла удержаться от первой слабой улыбки Настя.
– Нет, – юноша тоже осторожно, едва уловимо, улыбнулся в ответ, – мне название нравится.
– Почему? – сердце в груди Насти подпрыгнуло и на секунду остановилось.
– Люблю Шарля Бодлера.
Настя застыла. Она удивленно смотрела на молодого человека и пыталась понять, что с ее бедной головой не так.
Вряд ли хоть кто-то из ее многочисленных подчиненных знал имя Шарля Бодлера. А этот… Николай в молодости любил и читал стихи Бодлера, но не могло же время, в конце концов, повернуться вспять! Николай? Только теперь к Насте окончательно вернулась способность соображать, отделять одну мысль от другой, и она внимательно посмотрела на своего собеседника. Он и вправду выглядел на тот возраст, который назвал, – красивый воспитанный юноша. А Николаю – она глубоко задумалась – было бы сейчас уже под сорок. У молодого человека была длинная челка, Николай всегда стригся коротко. Опять же цвет глаз. Еще, кажется, юноша был выше. Но… разрез глаз, губы, овал лица и даже фигура. Нет, просто уму непостижимо! Все равно – нужно запомнить: это не Николай, это – какой-то Иван, черт его знает, откуда он на ее голову взялся! Не путать – Иван!!!
– Анастасия Петровна, хотите посмотреть, как я танцую? – наконец подал голос кандидат.
– Потом, – Настя отмахнулась от него, – сначала нужно поговорить.
– С удовольствием, – парень окончательно пришел в себя – на губах заиграла старательная улыбка. Господи, очухался, теперь прикидывается опытным мужчиной. Тьфу! Да у него же на лбу написано, что он и женщину-то толком в руках не держал. Как она сразу не разглядела?!
– Ты где-нибудь до этого работал? – задала она обычный вопрос.
– Нет.
Они помолчали немного.
– Учился? – Настя продолжила допрос по заученной схеме, не задумываясь над тем, что говорит.
– Я же рассказывал, – он опустил длинные ресницы, как будто ему стало стыдно, – поступил, два года проучился, потом отчислили. Ну, в общем, сам ушел. А танцевать учился в хореографической студии еще в детском доме.
– Почему хочешь танцевать стриптиз?.
Так, значит, он вырос в детском доме. Бедняга.
– А что мне делать? – мягко спросил он в ответ.
Господи, ну как же он похож на Николая! Невозможно отделаться от чувства, что они – один и тот же человек. Только этот, последний, не такой взрослый и не такой циничный. Наоборот, трогательный и юный.
– Ну, устроиться на нормальную работу, – предложила она, – государство разве детям-сиротам не помогает с трудоустройством после учебы?
– С институтом помогли, – он снова опустил глаза, – а дальше мы должны сами. И вообще, я больше не ребенок. Обязан один…
– А друзей у тебя нет? – сердце больно сжалось.
– Нет, – Иван пожал плечами. – Из тех, с кем вместе выпускались, кто пьет, кто колется, кто сидит. А больше я никого не знаю. Понимаете, ребятам нашим очень тяжело:
уходят из детского дома в восемнадцать и сразу остаются наедине с целым миром. Ни жизни не знают, ни людей, денег нет – в общем, реальность обрушивается на голову сразу. И больно бьет по мозгам. Не знаю, как объяснить, наверное, вы не поймете.– Пойму… – Настя напряженно замолчала. Она вспомнила себя – наивную девушку, которую опекали и ограждали от реалий жизни родители. Не позволяли быть самостоятельной. Подменяли правду на придуманный ими суррогат, а потому не смогли сберечь. Если бы она не жила отстраненными мечтами… А впрочем, давно пора забыть. Настя подумала, что восемнадцатилетних ребят, только вышедших в жизнь из детского дома, разрушает столкновение с болью и грязью, мучает чувство неприкаянности, одиночества, страха. Знала она, пережила эти гадкие ощущения.
– Мне раздеться? – Иван едва вымолвил заранее заготовленную фразу, покраснев до ушей, и тут же начал оправдываться. – Мне сказали, в таких клубах всегда просят снять одежду.
– Не надо, – Настя отмахнулась от него в ужасе. Ей теперь казалось, что Иван – это она сама десять лет назад: доверчивая и невинная. И от его вопроса стало невыносимо тошно.
– А что? – Он испуганно таращил на нее красивые синие глаза. – Вы меня не берете? Поймите, я никуда не уйду, пока не согласитесь. Мне не на что жить. Ваш заместитель сказал, что я очень даже подходящая кандидатура, сказал, вы меня возьмете с руками и ногами…
– Прекрати! – Настя зло на него посмотрела и впилась побелевшими пальцами в подлокотники кресла.
О чем этот ребенок говорит?! Он хочет, чтобы она заставила его, беззащитного и такого наивного, раздеваться перед похотливыми тетками, выставлять себя напоказ?! Чтобы за три месяца он превратился из молодого мужчины в тряпку, в легкую наживу для чужих извращенных желаний? Н-е-ет. Он просто бредит. Этот неизвестно как забредший сюда мальчишка, невероятно похожий на Николая.
– А вы – очень красивая, – едва слышно прошептал он, и Настя от его слов вздрогнула, – особенно когда злитесь.
– Так, – Настя покраснела до кончиков ушей, хотя изо всех сил старалась скрыть внезапное, бог знает откуда вынырнувшее, смущение, – соблазнять будешь наших клиенток! Если я возьму тебя. Понял?
– Как скажете, – улыбнулся Иван. И Настю бросило от этой ясной и искренней улыбки в жар.
– Анастасия Петровна, – вихрастая голова Олежека просунулась в дверной проем, – Лидия Сергеевна звонит – говорит, вы не отвечаете по своему мобильному. Она вас через полчаса в ЦДЛ ждет.
– Отмени, – коротко бросила ему Настя (странно, она и не слышала никаких звонков), но потом все-таки спохватилась: – Подожди, я сейчас сама ей перезвоню.
Иван смущенно опустил глаза: он понял, что Анастасия Петровна собирается отменить какую-то важную встречу из-за него. Может, он все-таки понравился ей? Может, она возьмет его на работу?! И тогда закончатся его мытарства и стыдная нищета: появятся деньги, чтобы платить за квартиру, чтобы покупать еду и отправлять в журналы стихи, которые не дают ему покоя, рвутся наружу. Да, аморально и грязно танцевать полуголым на сцене, но сдохнуть от голода потому, что ты никому не нужен, – не лучше. И он ведь не собирается заходить далеко – потанцует пару месяцев, отложит немного денег и спокойно начнет искать приличную работу. Лучше всего в какой-нибудь газете или в издательстве.