Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

Бинго заморгал. Отель, вроде бы крепкий, как-то качался.

— Что? — переспросил он. — Ты не пойдешь к этой Белле?

— Нет-нет. Я должна вернуться, Джулия лежит с грелкой. Позвонишь? Тогда я бегу.

Бинго вдохнул побольше воздуха.

— Конечно, конечно, конечно, конечно, конечно, — сказал он. — Непременно. Позвоню. Объясню. Что может быть легче! Не беспокойся, душенька.

— Спасибо, кроличек. Пока.

Она уехала, он стоял, безмолвно шевеля губами. Только однажды чувствовал он так остро всю любовь провидения — в школе, когда преподобный Обри Апджон уже занес трость и вывихнул плечо.

Побежав в бар, он хлопнул рюмочку и принялся за вторую. В баре уже был Перкис. Сурово взглянув на него, он присел подальше, еще не готовый к беседам, но кто-то тронул его за рукав. Хозяин глядел на него, как спаниель, готовый подлизаться к человеку, у которого аллергия на собачью шерсть.

— Мистер Литтл… — проговорил он.

— Да, мистер Перкис?

— Мистер Литтл, вы можете меня спасти.

Не знаю, что ответили бы вы. Учтите, что Перкис его выгнал, мало того — употребил при этом шесть оскорбительных слов. Лично я сказал бы «О!» или «Да?». Может, это сказал бы и Бинго, но Перкис продолжал:

— Со мной случилось страшное несчастье. Только вы можете меня спасти. Сюда с минуты на минуту приедет моя жена. Перехватите ее, выдумайте что-нибудь. Она не должна подняться к мисс Джобсон.

Бинго поставил стакан.

— Расскажите мне все, — сказал он.

Перкис вынул платок и промокнул лоб. Другой рукой он гладил рукав Бинго.

— Сегодня, — начал он, — я узнал, что жену тоже пригласили. Я думал, мы будем t^ete-`a-t^ete… Понимаете, я часто встречался с мисс Джобсон, в интересах дела. Я надеялся, что сегодня мы окончательно договоримся.

— Обычно, — сухо заметил Бинго, — это поручают редактору.

— Да-да, но… да, конечно. Понимаете, чтобы было вернее, я решил…

— Немного поднажать?

— Вот именно. Именно. Цель, знаете ли, оправдывает средства. «Малыш» — на распутье. Заполучим Беллу Мэй Джобсон — все, победа. Уплывет к другим издателям — вообще не сможем оправиться. Я приложил все силы…

— Вот как?

— Да-да. Буквально все.

Бинго поджал губы.

— Не буду судить вас, — сказал он, — но это попахивает… чем-то французским. Вы ее целовали?

Перкис дернулся.

— Что вы, что вы, что вы, что вы! — вскричал он. — Ни в коем случае. Я вел себя совершенно прилично, она — с девичьим достоинством. Мы ходили в Британский музей, в театр (на утреннее представление), в Национальную галерею. Видя, что она поддается…

Голос его пресекся. Обретя его вновь, он спросил напитков, подкрепился и закончил фразу:

— …я отдал ей собачку.

— Что?!

— Собачку. Понимаете, она у нас была, и та ей очень понравилась. Сегодня, с утра пораньше, я вынес ее в шляпной коробке и принес сюда. Через десять минут мисс Джобсон подписала контракт, а еще через час решила пригласить и жену. Она позвонила, я кинулся сюда, чтобы забрать животное — и не застал его, они гуляют. Войдите в мое положение, мистер Литтл! — Он задрожал. — Ах, что мы теряем время! Мы тут сидим, а она едет… Станьте у дверей! Мистер Литтл!

Бинго холодно посмотрел на него.

— Хорошо, я встану, но на каких условиях? — спросил он. — Почему я вообще должен вам помогать? Конечно, я мог бы удержать миссис Перкис, но зачем, зачем? В конце этой недели мы с вами расстанемся. Вот если бы я у вас работал…

— Вы работаете! Работаете!

— …и больше получал…

— Вдвое больше! Вдвое!

Бинго подумал.

— М-да, — заметил он. — И вы не будете вмешиваться в «Дядю Джо»?

— Ни в коей мере! Полная свобода.

— Что ж, тогда — успокойтесь. Миссис Перкис сюда не войдет.

— Вы гарантируете?

— Гарантирую. Зайдем к портье, составим новый контракт — и я к вашим услугам.

Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Мой малыш

Трутни спорили о том, имел ли Бинго нравственное право притащить своего младенца в клуб и поить его молоком прямо в курилке. Трутень с темными кругами под моноклем и под невооруженным глазом полагал, что после тяжелой ночи такие зрелища опасны. Другой, помилосердней, возразил, что Литтлу-сыну все равно придется когда-то вступать в клуб и лучше его подготовить. Третий считал, что надо предупреждать заранее, ручаясь при этом за сохранность шляп, пальто и зонтиков.

— Очень уж у него подозрительный вид, — пояснил он. — Что называется, преступная внешность. Вылитый Эдвард Робинсон.

Четвертый Трутень, всегда все знавший, сумел пролить свет на эту тайну.

— Да, — сказал он, — Алджернон Обри — не подарок, но Бинго уверяет, что он совершенно безопасен. Визит в наш клуб — знак благодарности. Если бы не этот младенец, еще одна семейная драма буквально потрясла бы мир.

Когда брак Бинго Литтла с Рози М. Бэнкс был благословлен потомством и Алджернон Обри появился на лондонской сцене, отец его (сказал Трутень) откликнулся так, как откликнулись бы и вы. Знакомясь с младенцем, он произнес: «Ой» — и долго не мог прийти в себя.

Отеческая любовь продержалась лишь потому, что у Бинго было изображение его самого в том же возрасте, и выглядел он примерно как разбитое яйцо. Отсюда он вывел, что и такой ребенок может постепенно превратиться в изящного бульвардье с тонкими чертами лица.

Тем не менее, обнаружив, что в очередных бегах участвует лошадь по кличке Страшила, он с горя поставил на нее десять фунтов. Склонный к суеверию, он подумал, не для того ли послан в мир этот младенец.

Лошадь проиграла. Десятка, брошенная к ее копытам, была последней, а это означало, что надо месяц обходиться без коктейлей, сигарет и всех тех излишеств, которые тонкой натуре важнее, чем хлеб насущный.

Просить у жены не стоило. Уезжая на курорт, где мать принимала морские ванны, Рози недвусмысленно приказала на бегах не играть. Значит, деньги следовало добыть из другого источника. Как всегда в таких случаях, мысли злосчастного мужа обратились к Пуффи Проссеру. Тот был прижимист, но с недавних пор как-то подобрел. Заглянув в ту комнату, где Трутни писали письма, Бинго увидел, что домашний миллионер слагает стихи. Во всяком случае, он спросил, что рифмуется со словами «синие глаза», и поговорил о радостях семейной жизни.

Отсюда Бинго вывел, что его настигла любовь, а влюбленные добры. Он смело пошел к нему на Парк-Лейн и встретил его у самого дома.

— Привет! — сказал он. — Пип-пип! Ты не смог бы…

Опыт единственного Трутня, обладавшего деньгами, наделил Пуффи шестым чувством. Можно предположить, что он обрел дар провидения. Не дожидаясь конца фразы, он отскочил, словно антилопа, почуявшая тигра, а там — помахал рукою из такси.

Услышав, что несчастный богач сказал шоферу: «В „Савой“», Бинго пошел туда же и застал там Пуффи с барышней. Она оказалась знакомой, что дало возможность подсесть к их столику.