Пароль - Балтика
Шрифт:
В восточной части неба экипажи трех балтийских самолетов отбивались от "мессершмиттов".
...Борзов и Беляев ринулись в глубь леса, а затем, когда стих шум мотоциклетных двигателей, устроились в "зарослях, чтобы посоветоваться, как быть. Летчик прыгал с самолета, имея планшет. Карта облегчала ориентировку. Наметив маршрут - подальше от шоссе и населенных пунктов, в которых могли находиться фашисты, балтийцы двинулись в путь. Они обдумали и то, как действовать, если столкновение с гитлеровцами окажется неизбежным. Во всех случаях плен исключался. Первое, что они сделали, это поочередно
Беляев решил как-то облегчить положение командира. Несмотря на возражения Борзова, сержант разорвал свою тельняшку и перевязал старшему лейтенанту руки. К вечеру авиаторы увидели на опушке группу бойцов, обросших, настороженных, подавленных. Оказалось, красноармейцы плутают по лесу, не зная, как пробиться к своим.
Бойцы попросили морского летчика взять их под свое начало. И потом, на всем маршруте, петлявшем по самым глухим лесам и топким болотам, к Борзову присоединялись бойцы, с оружием и без него.
Хотя на этом пути все требовало внимания, настороженности, готовности к бою, все же время было и для размышлений, и Борзов часто вспоминал своих однополчан, много думал о матери.
Последний раз Иван виделся с ней в июле 1941 года. Помогая балтийцам, столица выделила десять новых ДБ-3. Борзову приказали перегнать эти самолеты. Прилетев в Москву, Иван вместе с летчиками поспешил домой, не обращая внимания на воздушную тревогу. Но дома никого не оказалось. Женщина, дежурившая на улице, посоветовала летчикам:
– Идите, товарищи, в бомбоубежище, там и найдете своих.
Однополчане остались около дома, а Иван пошел в бомбоубежище. Увидев Ивана, Надежда Васильевна и Полина обрадовались и испугались. Перед ними стоял их Ваня, и в то же время он мало походил на того жизнерадостного веселого парня. Взяв ключ, Иван бегом направился к товарищам. Когда объявили отбой, Надежда Васильевна и Поля поспешили домой.. Свидание оказалось тревожным и очень коротким...
На другой день Иван с друзьями вернулся в Ленинград, на свою базу в Беззаботное, с новыми самолетами.
...Скитаясь по лесам, Борзов потерял счет времени. И вдруг его словно обожгло, когда он вспомнил, что с тех пор, как он оставил самолет, прошло, вероятно, больше трех дней. Значит, послана похоронная, возможно, даже сообщили телеграфом. Борзов застонал, представив мать и сестру, убитых страшной вестью.
– Больно, товарищ командир? - спросил Беляев.
– Да, - ответил Борзов и опустил голову, чтобы не встретиться взглядом со стрелком-радистом.
Снова шагает отряд красноармейцев во главе с летчиком к линии фронта, на соединение с войсками, защищающими город Ленина.
А вскоре эти пехотинцы и их добровольный командир встретили своих.
Генерал-лейтенант П. И. Хохлов вспоминал, что когда Борзов пробился через линию фронта, за ним шли триста бойцов Красной Армии.
В полку Борзова считали погибшим: кто-то из ведомых передал две радиограммы. Первая, что отбомбились успешно, вторая, что самолет Борзова, подожженный "мессершмиттами",
взорвался в десяти километрах вос-точнее станции Кириши. И вдруг - вернулся. С ввалившимися глазами, в разодранной форме и развалившихся сапогах.Начальник штаба полка капитан Д. Д. Бородавка долго тряс летчику руку, повторяя:
– Значит, долго вам жить, долго жить!
Усадил Борзова на топчан, помолчал и, вздохнув, протянул отпечатанный на машинке листок. Летчик стал читать и как-то не сразу понял, что речь здесь идет о нем самом.
"Уважаемая Надежда Васильевна!
Ваш сын, старший лейтенант Борзов Иван Иванович, заместитель командира Краснознаменной эскадрильи Первого минно-торпедного авиационного полка ВВС Краснознаменного Балтийского флота, 16 сентября 1941 года, выполнив боевую задачу, пал смертью храбрых, защищая город Ленина..."
– Послали? - отрешенно спросил старший лейтенант.
– Нет, - Бородавка помолчал, потом сказал:
– Я все думал, не может быть, чтобы все погибли...
– Разве никто не вернулся? - Борзов поднялся, хотя это стоило немалого труда. - Никто?
Борзов вспомнил, что, приземлившись после прыжка из горящей машины, видел, как три ДБ отбивались от "мессершмиттов". Значит, не отбились...
На КП быстрыми шагами вошел Преображенский. Обнял Борзова.
– Как я рад, что ты жив. Уж и не надеялся. - Посмотрев на Бородавку, он продолжил:
– Мы с начальником штаба не знали, что и думать. Я вызвал врача Баландина в санчасть. Из штаба ВВС сообщили, что ты вывел из окружения большую группу красноармейцев. Здорово: летчик сражается и на земле. Быть тебе маршалом, Ваня!
Несколько дней Борзов лежал в санчасти. Как только заканчивались полеты, к нему заходили друзья. От них и узнал, что на аэродроме Беззаботное полк находится последние дни. Борзов, с забинтованной головой, перевязанными по локоть руками, пришел на КП.
– Мне пора летать.
– Эскадрилье сейчас особенно нужен Борзов, - поддержал Плоткин. Потери большие...
Преображенский ответил, что медицина возражает. Но комиссар Оганезов не то всерьез, не то в шутку сказал:
– Евгений Николаевич, давай разрешим, а то уйдет в пехоту!
Командир полка улыбнулся:
– Пожалуй, ты прав, Григорий Захарович. Среди многих замечательных командирских черт Преображенского была и такая: самокритичность, честность. Не боялся он признать и свою ошибку. Он сказал Борзову:
– Не могу себе простить, что перетасовал тогда экипажи. Нельзя ломать организацию... Обнял Борзова, вздохнул:
– Это мне урок надолго.
Дружба, завязавшаяся и укрепившаяся в боях, сохранилась у Евгения Николаевича и Ивана Борзова навсегда.
Василий Гречишников
Борзов возобновил боевые вылеты. Несколько недель летал с перебинтованными руками, испытывая сильную боль, когда на пальцах лопалась обгоревшая кожа. Стрелком-радистом, пока Иван Беляев лежал в госпитале, с Борзовым летал Владимир Кротенко. Они ночью бомбили аэродром в Сиверской, охраняемый "мессершмиттами". Осколочно-зажигательные бомбы вызвали два очага пожара. На обратном курсе Кротенко доложил, что их догоняет вражеский ночной перехватчик с включенной фарой.