Паршивка
Шрифт:
А потом они перестали меня ждать.
Я вышла на улицу около полудня и увидела Элизу, которая в одиночестве играла с Принцессой в своем саду.
Мне очень нравится Элиза.
Я спросила, не хочет ли она построить для Принцессы картонный домик.
Маленький домик, вроде собачьей конуры, но еще меньше, цветной, а внутрь положить кусочек замши, который будет для Принцессы одеялом.
Еще я подумала, что Принцессе, наверное, одиноко и что ей нужна компания.
И я предложила Элизе поймать улитку и посадить
Чтобы сделать растения, я взяла дома маленькое блюдечко и положила в него кусок ваты (мама мне показала, где она хранится, по случаю моих месячных). На ватку я насыпала несколько чечевичных зернышек и объяснила Элизе, что, если мы будем постоянно их увлажнять, из зернышек вырастет много маленьких хорошеньких росточков, очень подходящих по размеру к минидомику из картона.
Идея очень понравилась Элизе.
Идея очень понравилась Элизе, и мне тоже, и все шло хорошо, пока я не поняла, что вместо того, чтобы внимательно слушать Элизу, я мысленно считаю, сколько раз в минуту она пришепетывает.
Я думаю, Элиза ничего не заметила, потому что вид у меня наверняка был очень сосредоточенный из-за того, что я считала, но на самом деле произошел рецидив моей хронической болезни: скуки…
И я быстро поцеловала ее, попрощалась и пошла выкурить сигаретку.
В тот же вечер мама осмотрела мои карманы, якобы для того, чтобы запустить стиральную машину с белым бельем на сорок градусов:
— А это что за зажигалка, Рашель?
— Какая зажигалка, мама?
— Ты меня за идиотку принимаешь или как?
— А! Зажигалка! Мне послышалось «Что за мигалка»! Ну, пока, мамуля…
— Я тебе задала вопрос, Рашель!
— А! Зажигалка! Это зажигать свечи на день рождения, вдруг спички все поломаются. Ну, пока, мамуля…
— Рашель! Вернись немедленно!
— Ее случайно мне в карман положили…
— Ты куришь?
— А? Э-э, нет, почему ты спрашиваешь?
— Потому что от тебя несет дымом за сто метров.
— От меня?
— От тебя, моя дорогая!
— Я? Да я никогда не курила…
— Ты никогда не курила?
— Нет. Только когда меня заставляют.
— Как это?
— Там один, ты его не знаешь, заставляет меня все время…
— Скажи мне, кто это, и я позвоню его родителям!
— Он сирота, и ему нельзя позвонить.
— Хватит шутить, Рашель!
— Ты думаешь быть сиротой смешно?
— Ты врешь как сивый мерин, Рашель! Я родила дочь, которая врет как сивый мерин! Мишель!
— Да, Франсуаза.
— Твоя дочь врет как сивый мерин!
— Красивый что?
— Как сивый мерин! Посмотри, что я нашла у нее в кармане.
— Это зажигалка моего друга, который сирота, папа! Он заставляет меня курить…
— Ну, я, например, тоже сирота, малыш, но я никогда никого не заставлял курить. Слушай, курить нехорошо… Иди-ка, малыш, скажи своему другу-сироте, что курить нехорошо… Кстати, Франсуаза, что происходит с твоей пукалкой? Тебе никто не говорил, что палочка рядом с местом водителя — это ручной тормоз, а не бильбоке?
— Что там
еще такое?— Твоя машина, Франсуаза! Твоя машина! Она въехала в гортензии!
— Ох! Ты осточертел мне, Мишель!
— Ну, ладно, пап, я пойду…
— Иди, малыш, и скажи своему другу-сироте, что курить нехорошо…
Мы бросаем велосипеды на холме.
Мы входим.
Пахнет влажной землей, везде в доме растет крапива.
Патрисия показывает нам маленькую синюю пачку и зажигалку. Бастьен спрашивает, где она это все достала.
— Это мамин «Житан» и папина зажигалка.
— Дай посмотреть..
— Да-а…
— А что за фотография на зажигалке?
— Стриптизерша.
— Проститутка?
— Конечно.
— А твой отец ходит к проституткам?
— Это уж точно.
— Я сказу все папе.
— Тебя не спрашивали, Элиза-дура.
— Хочешь сигаретку, Рашель?
— Давай.
Патрисия отдает мне пачку и зажигалку. Фотография проститутки немножко отклеилась. Я зажигаю сигарету и глубоко втягиваю в себя дым, чтобы не быть похожей на Бастьена, который его тут же выдувает через ноздри, как новичок. Я обожаю курить. И я обожаю тех, кто курит. У них красивый голос, и они действительно классные.
Пьер принес в сумке обрезки разноцветной чертежной бумаги, клейкую ленту, ножницы и флуоресцентные фломастеры.
— Ну, Элиза-дура?
— Сто?
— Ты хочешь хулиганить или диктант писать?
— Диктант писать. Я люблю диктанты, потому сто они для больсых. А хулиганят дураки.
Тогда Бастьен удобно устраивает Элизу за насквозь прогнившим столиком, который мы позаимствовали с утонувшей в болоте лодки. Она садится на ствол поваленного дерева. Бастьен протягивает ей листок чертежной бумаги и фломастеры:
— Ты готова, Элиза-дура?
— Да. Красивая у тебя бумаска.
— Спасибо.
— И фломастеры тозе. Спасибо, что ты мне их дал.
— Не за что, дура.
После чего Пьер начинает диктант, после окончания которого Элиза протягивает мне листок, чтобы я сделала иллюстрацию.
Я читаю:
«Групавуха — сиксуальный акт любви ф каторам учаетвуит многа людей на ужинах, в комнатах или гдета ищо».
Элиза спрашивает меня, хорошая ли у нее будет оценка, я говорю, что да, и она успокаивается.
Чтобы проиллюстрировать групповуху, я рисую кучу совсем голых человечков в маленькой комнате и между каждой парой любовников — сердечко.
Потом Элиза отдает мне второй диктант и интересуется, достоин ли он тоже хорошей оценки.
«Мастурбацыя — сиксуальный акт ф каторам учаетвуит адин чилавек синоним ананисм, смотри изображение».
В виде сопроводительного изображения Патрисия нашла фотографию какого-то шведа с намазанным маслом телом, который держит в руках что-то, что не может быть его штукой, нет, такое невозможно. Швед смотрит на меня исподлобья. Мне кажется, что он молча призывает меня сделать то же самое.