Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

Все дальнейшие изыскания Стивенсона наталкивались на непонимающие взгляды коллег. Со стороны Стивенсона проявлялось не более чем праздное любопытство, и казалось, что не было оправдания трате денег и времени на загадку какого-то престарелого немца.

Можно понять, почему такое безразличие приводило поляков в отчаяние. Для восточных немцев отказ верить Коричневой книге казался зловещим: она отвергалась в Бонне как коммунистическая пропаганда, и чиновники таким образом избавлялись от многих проблем. Западногерманское правительство долго приходило в себя после шокирующего процесса Фельфе в федеральном суде Карлсруэ, продемонстрировавшего полную неэффективность организации Гелена и разведывательных операций в коммунистических странах. Он заставил газету «Вельт» сделать вывод о том, что из-за «катастрофически небрежной работы с кадрами» организация Гелена стала «уютным убежищем как для крупных, так и для мелких нацистов». Защищаясь, Бонн высмеивал восточногерманскую Коричневую книгу.

Спустя восемь лет бывшего полковника СС Людвига Гана привлекли по делу об убийстве заключенных в Варшаве. Его жена, сестра высокопоставленного западногерманского военного, имела хорошие связи во время войны. Его шурин, генерал Йоханнес Штейнхоф, теперь являлся ответственным за воздушные силы «Люфтваффе» и таким образом принадлежал к военной верхушке НАТО. Было очевидно, что Ган долго находился под надежной защитой и процесс, начавшийся 2 мая 1972 года в Гамбурге, где теперь жил обвиняемый, создавал только видимость правосудия. Ему были предъявлены обвинения не в самых тяжких преступлениях — отдаче приказа о депортации нескольких варшавян и невмешательстве в убийство заключенных варшавской тюрьмы в Павьяке.

Еженедельный западногерманский журнал «Тат» комментировал это следующим образом: «Более двух лет тому назад мы привлекли общее внимание к документам, доказывавшим, что Ган отдавал прямые приказы о ликвидации варшавского гетто… Свидетельства составили 133 тома. Обвинения были предъявлены только в августе прошлого года после волны общественного возмущения».

Если бы «менее тяжкие» обвинения, предъявленные Гану, не закончились признанием его виновным, пришлось бы начинать новое расследование всех дел, в которых он мог быть замешан. Суды Гамбурга между декабрем 1970 и августом 1971 года отклоняли все требования обвинительных органов поместить его в заключение. Когда полиция все-таки обыскала-его виллу, там обнаружили фотокопии предварительных показаний, данных свидетелями прокурору по его делу.

Доклад польской полиции попал в Интерпол в Париже в 1972 году. В нем утверждалось, что Ган регулярно летал в Аргентину и Бразилию по поддельным документам, подготовленным организацией Гелена. Что еще более любопытно, если, конечно, поляки не ошибались, так это то, что весной 1962 года Ган посещал доктора Деринга в его клинике в Лондоне. Вскоре после этого, 22 июня 1962 года, Деринг, кавалер ордена Британской империи за свою послевоенную деятельность в колониальной медицинской службе, неожиданно открыл дело о клевете против Уриса.

Никто в здравом уме, защищенный орденом Британской империи, служившим как бы удостоверением добродетели, не стал бы совершать подобные действия. Тем более что он занимался медициной в национальной организации здравоохранения. Никто в Лондоне не выступал против него. В этом городе не было напечатано ничего порочащего его репутацию, и только очень редкий читатель мог связать вскользь упоминавшееся имя Дееринг с живым доктором Дерингом. Теперь он поместил себя под луч прожектора, и это могло привести его только к катастрофическим результатам. К восемнадцатому дню процесса все англоязычные газеты сообщили о зверствах Освенцима, описанных сухим юридическим языком, а после вынесения приговора практически вся британская пресса публиковала специальные статьи, в которых обсуждались вопросы морали.

Через несколько месяцев началась работа по экстрадиции Франца Штангла, обвиняемого в убийстве по меньшей мере 400 000 евреев в другом лагере, под Варшавой. Он со своим старым другом Гансом Ульрихом Руделем, основателем Братства, нашел убежище в Бразилии. Представ перед судом, он заявил, что бежал с помощью епископа Гудала: «Ему было доподлинно известно, кто я такой».

Штангл и Братство не знали, что в 1948 году министерство внутренних дел Великобритании отказало польскому правительству за отсутствием достаточных доказательств в выдаче Деринга как военного преступника, но с тех пор поляки не прекращали попыток заполучить его. Деринг числился в составленном ООН списке военных преступников, обвиняемых Францией, Чехословакией и Польшей. Англия подала заявку на его экстрадицию, и на этом основании он содержался там в заключении в течение девятнадцати месяцев. Пережив допросы и расследования, он получил работу врача колониальной службы. Возможно, начав процесс, Деринг рассчитывал очистить свою репутацию и таким образом предоставить другим военным преступникам своего рода билет в нормальную жизнь. Его надежды основывались на том факте, что ранее английский закон сработал в его пользу. Оказалось, его плохо проинформированные советники вновь продемонстрировали полное отсутствие морали, не говоря уже о здравом смысле.

К 1972 году было уже трудно взывать к общественному сознанию в некоторых частях Германии и Австрии, и наказания за преступления военного времени там стали более мягкими или вовсе не назначались, а людей, доставленных в суд с запозданием, просто оправдывали. Нацистский архитектор Вальтер Деяка, сконструировавший и построивший газовые камеры и крематории в Освенциме, был оправдан австрийским судом присяжных. «Нью-Йорк тайме» напечатала 14 марта протест: «В суде были предъявлены чертежи газовых камер, печей и электрических подъемников для транспортировки тел в печи, на которых стояла подпись архитектора. Никакое наказание не может искупить те злодеяния, которые вершились в Освенциме. Позволять злодеям разгуливать на свободе… это осквернение праха жертв и надругательство над их памятью. Такие преступления подрывают самые основы человеческого общества. Как же можно забыть их или же простить?»

Одной из причин возмущения журналистов в Нью-Йорке и в основном довольно спокойная реакция в Западной Германии на это кошмарное эхо прошедших лет была разница в отношении общества. Когда политика американского правительства приводит к военным действиям, задевающим общественные понятия о справедливости, возникает мощный протест. Критики американской внешней политики всегда брали материал для своих выступлений из американских источников.

В Западной Германии занятия крупным бизнесом вновь принесли богатство и престиж людям, запятнавшим себя во время войн. Их судили и приговорили за военные преступления, но потом отпустили на свободу и снова принимали в приличном обществе.

Механизм, использовавшийся в Освенциме для эффективного избавления от человеческих созданий, контролировался и во многом совершенствовался благодаря «I.G. Farben». Во времена гитлеровского режима это был крупнейший в мире химический комбинат. Название «I.G. Farbenindustrie AG» объединяло всемирную сеть из 500 компаний более чем девяноста стран. Комбинат являлся международной организацией, устойчивой к катастрофам в Германии и поэтому очень привлекательной для Бормана и тех, кто планировал пережить приближающееся поражение. Компания управляла механизмами массового уничтожения и в то же самое время готовилась действовать в мире без Гитлера. Это ярче всего было продемонстрировано на так называемом «процессе Освенцима» во Франкфурте в 1964 году.

Американский военный суд в Нюрнберге приговорил тринадцать управляющих «I.G. Farben» к тюремному заключению по обвинению в убийствах и мародерстве. Поезда, предназначенные для перевозки грузов и домашнего скота, набивали евреями и отправляли в лагеря смерти, где в «душевых комнатах» уничтожали жертв и где крематории извергали клубы жирного черного дыма, распространяя удушливый запах сгоревших трупов. Через двенадцать лет после суда многие из преступников вернулись в компанию, в ее дочерние предприятия или же на другие химические фирмы. Например, Фрицтер Меер, который был признан лично ответственным за производство ядовитых газов и эксперименты на жертвах концентрационного лагеря в Освенциме, вновь занял уважаемое положение директора «Bayer Leverkusen», правопреемника «I.G. Farben». Отто Амброс, бывший председатель управления по производству химического оружия при фашизме, вышел из тюрьмы и стал директором одного из партнеров «I.G. Farben» (Scholven Chemie и AG Feldmunde Papier AG». Именно Отто Амброс написал 12 апреля 1941 года льстивую записку Фрицу тер Мееру: «На банкете, устроенном руководством Освенцима, мы обсудили все дальнейшие меры, касающиеся действительно прекрасной организации концентрационного лагеря для прибыли завода Buna».

После выхода из тюрьмы многие из представителей фирмы были награждены за свою работу немецким федеральным правительством. Генрих Бютефиш, ответственный за использование на фабрике рабского руда и по совместительству полковник СС, был приговорен военным американским судом к шести годам тюремного заключения, но выпущен на свободу после обретении Бойном независимости. Он стал заместителем председателя совета директоров компании «Ruhrchemie AG» и в 1964 году получил за выдающиеся успехи «Большой немецкий крест» от президента Западной Германии Любке.