Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

Но в Москве отклик на немецкие зондажи был холодным. 20 мая Молотов сказал Шуленбургу, что для сближения двух стран отсутствует политическая основа (вернув немцам реплику Вайцзеккера). В Берлине фразу сочли «загадочной». Советский «сфинкс» то ли хотел сначала улучшить политический климат, то ли не хотел сближения вовсе.

Гитлер признал в мае 1939 г., что экономические проблемы «80-миллионной массы» немецкого народа нельзя решить «без вторжения в иностранные государства или захвата иноземного имущества» [84] . 23 мая на совещании военные заявили Гитлеру, что в случае одновременной войны с Великобританией, Францией и СССР Германия проиграет. 26 мая Шуленбург получил указание активизировать контакты с Молотовым. Но дело все равно не сдвигалось с мертвой точки — пока у Кремля были другие планы.

84

Фляйшхауэр И. С. 163

28 июня Шуленбург упомянул в разговоре с Молотовым, что сближение между странами одобряет сам Гитлер. Молотов сказал Шуленбургу, что похоже на то, будто Германия ведет с СССР политическую игру под предлогом хозяйственных переговоров. В Кремле помнили провал январской миссии Шнурре. Теперь руководители СССР требовали — экономические выгоды вперед. Молотов рассказывал об этой встрече: «У меня был недавно Шуленбург и тоже говорил о желательности улучшения отношений. Но ничего конкретного или внятного не захотел предложить» [85] . Немцы боялись делать решительные шаги. Гитлер, по словам Вайцзеккера, «опасался, что из Москвы под громкий смех последует отказ» [86] . Он был раздосадован, и 29 июня решил, что такая игра на советских условиях ему не нужна: «Русские должны быть информированы о том, что из их позиции мы сделали вывод, что они ставят вопрос о продолжении будущих переговоров в зависимость от принятия нами основ наших с ними экономических обсуждений в том их виде, как они были сформулированы в январе. Поскольку эта основа для нас является неприемлемой, мы в настоящее время не заинтересованы в возобновлении экономических переговоров с Россией» [87] . «Сближение» кончилось, не начавшись.

85

Там же. С. 220

86

Там же. С. 162

87

СССР — Германия 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях… С. 19

Однако этот этап «принюхивания» имел большое значение. Были созданы каналы, по которым можно было практически немедленно возобновить переговоры, не привлекая внимание «мировой общественности».

Камень преткновения

27 мая «Антанта» ответила на советские предложения, согласившись на идею военного союза. Правда, 6 июня стало известно, что Польша «быть четвертым не хочет, не желая давать аргументы Гитлеру» [88] .

88

Мельтюхов М. Советско-польские войны. С. 189

6-7 июня руководители Великобритании и Франции приняли за основу советский проект договора. Можно было начинать переговоры.

Потенциальные союзники оценивали возможности СССР скромно. Комитет начальников штабов Великобритании считал, что СССР сможет выставить за пределами страны всего 30 дивизий. «Такая оценка обусловила отношение к СССР как к важному, но все же второстепенному фактору в Европе, «неопределенной величине»» — комментирует М. Л. Коробочкин [89] . Стратегическая важность Испании и Португалии оценивалась выше, чем значение СССР. Анализируя английские документы, Л. В. Поздеева приходит к выводу об ошибочности британских оценок того периода: «На Западе ошибочно полагали, будто массовые репрессии в СССР надолго подорвали его боеспособность… Даже понеся в 1941 г. колоссальные потери в вооружении, СССР уже в 1943–1944 гг. сумел создать и оснастить всем необходимым 6 танковых армий, 10 артиллерийских корпусов, 44 артиллерийские дивизии прорыва, 14 воздушных армий» [90] .

89

1939. Предвоенный кризис в документах. С. 77

90

Там же. С. 111, 105

Британцы считали важным не дать СССР возможности остаться нейтральным, чтобы он не стал арбитром в споре Запада и Германии, если этот спор будет вестись военным путем. При благоприятном для Запада сценарии Германия могла бы вообще «увязнуть в России». К Сталину лидеры стран Запада относились не лучше, чем к Гитлеру, и сближение с ним было явно вынужденным. Британцы намеревались «тянуть» с переговорами, чтобы и соглашения не заключать, и держать Гитлера под угрозой создания могучей коалиции против него. 19 мая Чемберлен заявил в парламенте, что «скорее подаст в отставку, чем заключит союз с Советами» [91] . Союз с Гитлером не исключался. 8 июня Галифакс заявил в парламенте, что Великобритания готова к переговорам и с Германией.

91

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 160

Галифакс считал, что «пока идут переговоры, мы можем предотвратить переход Советской России в германский лагерь» [92] . «В Париже тогда полагали, что советские власти будут ждать исхода политических переговоров с Парижем и Лондоном, прежде чем начнут официальные, даже чисто экономические контакты с Берлином», — суммирует З. С. Белоусова содержание французских дипломатических документов [93] . Эти заблуждения Парижа и Лондона предопределили тактику затягивания переговоров с СССР, которая так дорого обошлась союзникам.

92

1939. Предвоенный кризис в документах. С. 87

93

Там же. С. 13

Молотов пригласил прибыть на переговоры своих коллег Чемберлена и Даладье. Ради Гитлера они легко проделывали подобное путешествие. На худой конец хватило бы министров иностранных дел. Но Лондон и Париж ответили, что переговоры будут вести послы.

14 июня в Москву прибыл У. Стрэнг, начальник Центральноевропейского бюро МИД Великобритании, который был направлен как эксперт в помощь послу У. Сидсу. Но Стрэнг, представлявший Форин-офис, выглядел как глава делегации. Так он и воспринимался Кремлем. Такой низкий уровень представителя британского МИД оскорблял советскую сторону и убеждал в несерьезности намерений Великобритании. Собственно, эта несерьезность была секретом Полишинеля. Чтобы подчеркнуть неравенство уровней делегаций, Молотов разместился в зале переговоров выше партнеров, которые вынуждены были делать записи на коленке. Это возмущало их не меньше, чем Молотова — оскорбительно низкий уровень его визави. Настроение Стрэнга было далеко от оптимизма: «Это просто невероятно, что мы вынуждены разговаривать о военных тайнах с Советским Союзом, даже не будучи уверенными в том, станет ли он нашим союзником» [94] .

94

Ширер У. Указ. соч. С. 537

Тем не менее, дело пошло. К середине июля согласовали перечень обязательств сторон, список стран, которым даются совместные гарантии, и текст договора. 12 июля Чемберлен признал, что СССР готов заключить договор. Это была проблема — договорились слишком быстро.

Но тут встал вопрос о «косвенной агрессии». «Именно этот вопрос Лондон избрал для саботажа переговоров», — утверждает Г. Л. Розанов [95] . Слова «косвенная агрессия» были взяты из английских гарантий Польше. Под косвенной агрессией понималось то, что Гитлер проделал с Чехией — он не напал на эту страну, а заставил ее капитулировать под угрозой нападения и спровоцировал отделение Словакии. Казалось бы, со стороны англичан не должно было последовать возражений по поводу термина «косвенная агрессия». Но историк-дипломат В. Я. Сиполс рассказывает нам, что Великобритания и Франция «все же не соглашались распространять на Балтийские страны ту формулировку, которая была применена ими в гарантийных обязательствах Польше: на случай прямой и косвенной агрессии» [96] . Это неверно. Партнеры СССР были согласны оказать помощь жертве как прямой, так и косвенной агрессии. Но под «косвенной агрессией» они понимали случай, аналогичный ликвидации Чехо-Словакии. 9 июля Молотов внес советское определение «косвенной агрессии». Это такая ситуация, при которой государство — «жертва» «соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы» произвести действие «которое влечет за собой использование территории и сил этого государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон» [97] .

95

Розанов Г. Л. Указ. соч. С. 73

96

Сиполс В. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной войны. 1939–1941. М., 1997. С. 28

97

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 133

По справедливому замечанию М. Л. Коробочкина, это определение явно выходило «за рамки чехословацкого варианта марта 1939 г.» [98] . Партнеры попытались вернуть Молотова к образцу чехословацкой трагедии, убрав двусмысленные слова «или без такой угрозы». Но Молотов «уперся». Таким образом, англичане использовали прямолинейность Молотова, чтобы загнать переговоры в искомый ими тупик.

Позиция Молотова наводила и партнеров СССР, и самих «гарантируемых» на самые неприятные размышления о намерениях Советского Союза. Ведь получалось, что он мог вторгнуться на территорию любого из соседей в случае их добровольного («без такой угрозы») сближения с Германией и при этом рассчитывать на помощь Великобритании и Франции. Речь шла прежде всего о странах Прибалтики. Англичан и французов это совершенно не устраивало.

98

1939. Предвоенный кризис в документах. С. 83

Распространение гарантий на страны Прибалтики, которые их не просили, совершенно невыгодное Великобритании и Франции, было делом принципа для лидеров СССР, которые видели в Прибалтике северный фланг «клещей». Сталину и Молотову было совершенно все равно, согласятся Эстония, Латвия и Литва стать плацдармом для нападения на СССР под давлением Германии или без оного. А страны Запада вовсе не желали воевать с Гитлером, если тот начнет сражаться с СССР за Прибалтику.

Эта ситуация по-разному воспринималась в Лондоне и Париже, который не был отгорожен от Германии морем. Ж. Бонне писал послу в Лондоне: «Колебания британского правительства накануне решающей фазы переговоров рискуют сегодня скомпрометировать не только судьбу соглашения, но и саму консолидацию нашей дипломатической и стратегической позиции в Центральной Европе». При этом Франция «предпочитает трудности, которые может повлечь принятие русского определения косвенной агрессии, серьезной и намеренной опасности, которая последовала бы за провалом, окончательным или временным, переговоров» [99] .

99

Там же. С. 17

Особенно обидно было то, что кризис возник, когда остальные положения договора уже были согласованы.

В начале июля французский посол Наджиар предложил разрешить противоречия по поводу стран Прибалтики в секретном протоколе, чтобы не толкать их в объятия Гитлера самим фактом договора, который фактически ограничивает их суверенитет. «В течение лета 1939 г. это было первое серьезное предложение относительно включения в договор секретного дополнительного протокола. Оно исходило от французской стороны» [100] . Первоначально Молотов не воспринял идею секретного протокола, но затем она получит развитие в советско-германских отношениях.

100

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 202