Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А дворцовые интриги против него плелись вовсю. То обостряясь, как на сквозном ветру, то затихая, как в штиль, но всегда заставляя Брежнева балансировать на проволоке. Яковлев же, обжегшись на шелепинских «младотурках», но не засветившись, искал то ли по заокеанскому заданию, то ли из собственного неистового авантюризма, с кем бы ещё поумнеё сыграть в фальшивую игру (много позже он сыграет с Горбачёвым и станет таки членом Политбюро, а Горбачёва выжмет, как лимон, и выбросит из политики!).

Подняться и стать героем интеллигенции «хромой бес» решил на русофобии.

У него всегда было одно кредо. Он всегда чувствовал себя в России, как грешник в аду. Перед глазами у него всегда была одна придуманная им самим страшилка-декорация пришедшего за его распутной душой возмездия. Декорация, нарисованная его неуравновешенной,

психически больной, маниакальной фантазией в образе некоего русского черно-злато-белого, «фашистского», «националистического» торжества. Его преследуют шизофренические вИдения: «Разрушительный шовинизм и национализм под флагом патриотизма пели свои визгливые песни». Он и на старости лёт, не опамятовавшись, был убеждён, что русские люди вокруг него — сплошные фашисты: «Уверен, что и сегодня в утверждении агрессивного национализма в России во всех его формах и на всех уровнях значительную роль играют люди и группы, которые рядятся в одежды «национал-патриотов». Я понимал тогда чрезвычайно опасную роль националистических взглядов, но у меня и мысли не возникало, что они станут идейной платформой развала страны, одним из источников русского фашизма, за которой народы России заплатят очень дорого, если не поймут его реальную опасность сегодня».

У Яковлева всегда был страх висельника, осознающего, что натворил, и понимающего, что рано или поздно, но таки придут за его душой из преисподней. Такие, как Яковлев, боятся тени. Они понимают, что есть «Неизбежность» — так, кстати, именно и называлась статья В. Чалмаева в «Молодой гвардии», № 9, 1968 г. Даже в гетто были восстания, а мы пока ещё не в гетто. Мыто знаем: возмездие на «оккупантов» придёт, потому что русский народ долготерпелив, это как тяжко сжимающаяся пружина, которая, дойдя до предела, затем разжимается с невероятной силой. Ну, а отщепенцы Яковлевы всегда пытались сыграть на опережение. Заранеё в зачатках задавить ростки русского самосознания. Сразу навесить ярлык «черносотенец, фашист» и растоптать.

Он вспоминает, как его безумно напугали русские: «Журнал ЦК комсомола «Молодая гвардия» опубликовал одну за другой статьи литературных критиков М. Лобанова «Просвещённое мещанство» и В. Чалмаева «Неизбежность». Лобанов обвинил интеллигенцию в «духовном вырождении», говорил о ней с пренебрежением как о «заражённой мещанством» массе, которая «визгливо» активна в отрицании и разрушительна. Вызывающим было и то,

ц^о официальный курс… автор объявляет неприемлемым для русского образа жизни. «Нет болеё лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия», ибо «бытие в пределах желудочных радостей» неминуемо ведёт к духовной деградации, к разложению национального духа. Лобанов рекомендовал властям опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую (то есть еврейскую. — А.Б) омещанившуюся интеллигенцию, а на простого русского мужика, который… способен сохранить и укрепить национальный дух, национальную самобытность… Пока власти приходили в себя, журнал публикует статью Чалмаева «Неизбежность». Как и Лобанов, он тоже осуждает «вульгарную сытость» и «материальное благоденствие». В статье немало прозрачных намёков на то, что русский народный дух не вмещается в официальные рамки, отведённые ему властью, как и сама власть «никоим образом не исчерпывает Россию».

Такой пощёчины власти снести не смогли. На этот раз на статью Чалмаева буквально обрушился пропагандистский аппарат партии, был запущен в обращение термин «чалмаевщина». «Хромой бес» объявил тотальный поход на «черносотенцев». Но мы в русских кругах над изобретателем термина «чалмаевщина» только посмеивались. Как ни парадоксально, широкая общественность бросилась читать обруганный журнал. В коридорах только о храброй «Молодой гвардии» и шептались. Мол, наконец-то, кто-то за русских заступился. Правду против «них» сказал. Лучшей рекламы, чем бешенство Яковлева, было не придумать. Средний партаппарат был весь в восторге. Знакомые офицеры ГБ наперебой звонили:

— Достань журнальчик — для своих «чалмаевщину» размножить!

И тогда Яковлев организовал провокацию.

рабление России. Мы были уже не те мальчики для битья, какими были до супервысшего образования, полученного в «Русских клубах». Совершенно неожиданно для горластых иудеев, привыкших к русскому безмолвию, — русские дали крупно сдачи. Нами было организовано оперативно письмо одиннадцати крупнейших

писателей в защиту «Молодой гвардии» и, преодолев цензуру (письмо это прошло-таки через её стену — я для этого использовал всё свои «права»), оно попало на страницы воскресного «Огонька» — прямо пред очи Брежнева, который начинал свой выходной день с чтения любимого «Огонька». К тому же его ещё и предупредили, чтобы не пропустил письмо русских корифеев. Сам Шолохов позвонил, что всем сердцем вынужденное письмо поддерживает и что поднимет вопрос на ближайшем съезде партии. Ну, Второй Ильич понял, что дело далёко зашло.

Двенадцатым подписантом у нас тайно был Солженицын, он нам сочувствовал, мы могли организовать его подпись. Но упёрся Софронов: «Только без Солженицына! Для Володьки Солодина это лучший повод «Огонёк» в цензуре задержать. Этот главный яковлевский «бдила» и так будет на ушах стоять. Сделайте всё, чтобы Солодина нейтрализовать! И ни в коем случае не надо Солженицына». Мы смирились.

Мы поработали над письмом основательно. Я даже вписал в текст пресловутую «конвергенцию», не очень понятную самим писателям, зато ключевую в профессиональной терминологии контрпропагандистского аппарата. Бить так бить наотмашь — мы тоже умеем смертельные ярлыки клеить. Мы вели огонь по А. Дементьеву из всех калибров, засыпали письмами ЦК, издевались, где только можно.

Яковлев попытался организовать ответ письму одиннадцати. Симонов с трудом собрал шесть подписей членов правления союза писателей под ответом на письмо одиннадцати через тогда контролируемую евреями «Литературную газету». Но письмо развалилось, не дойдя до печати. Мы поработали с русскими писателями, которых Симонов попытался соблазнить на русофобию. Открыли им глаза, и они разобрались.

Бой же в закулисе разгорелся не на шутку, и отчаянные столкновения шли с попеременным успехом.

7. РУССКИЕ ОСЛУШАЛИСЬ!

Русские не только не сдались, «безмолвствуя», на милость победителя, как было привычно заведено в советское время, но — дерзко опубликовали свой русский манифест — «О ценностях относительных и вечных», блестяще написанный Сергеем Семановым. Мы понимали, что таким манифестом бросаем вызов уже даже не «хромому бесу» Яковлеву, а всей коммунистической идеологии. Требуем коренного пересмотра её принципов. Поднимаем своё Русское Знамя и громогласно объявляем, что готовы насмерть сплотиться под ним.

Впечатление, которое произвёл «семановский» манифест (так его довольно быстро прозвали и в наших, и в «их» кругах), было огромным. Последовательно по логическим темам, манифест охватывал всю панораму общественной жизни страны, брал всё болевые точки. И спокойно, доказательно, заглядывая в прошлое и показывая, как оно может, если им гордиться, плодотворно работать на современность, обозначал путь, по которому мы, русские, хотели бы, чтобы наше общество развивалось и дёр-

жавно укреплялось. Многие вслух говорили (и даже в высоких партийных кругах, на уровне помощников Дёмичева, Суслова, Черненко, самого Брежнева), что вот так, в такой проникновенной, спокойно объяснительной манере на уровне «столыпинской» патетики надо бы готовить для генерального отчётные доклады на съездах. А то, мол, наш яковлевский отдел пропаганды только руками умеет размахивать и ярлыки клеить. А тут программа просто и ясно, без иностранных слов подана — и кто враги, и кто друзья, и что делать всем сразу, по крайней мере, совершенно понятно. И я подозреваю, что от помощников такая оценка «манифеста» шла не по их собственной инициативе.

А вот кто буквально взбесился, так это «яковлевская свора», пытавшаяся монополизировать «голос партии». Те аж на стенку полезли: в этих «Русских клубах» уже для партии готовую разработанную программу подносят на блюдечке с голубой каёмочкой?!

Русский манифест резко изменил политическую атмосферу в обществе. До этого в статьях Чалмаева, Лобанова было, как выразился А.И. Солженицын в памфлете «Бодался телёнок с дубом», действительно нечто вроде нечленораздельного русофильского «мычанья» — праведного, но несколько забитого. С фигой в кармане. Как бы дерзящего из-под полы. А тут уже вполне чёткий и уверенный голос прорезался. Мы уже не жаловались, не вздыхали, не скулили, мы чётко формулировали нашу программу и не боялись, что хуже «их», хуже какого-нибудь липового доктора наук из Отдела пропаганды Яковлева знаем свою историю.

Поделиться с друзьями: