Партийная разведка
Шрифт:
Вот на таком сатанинском уровне Лубянка у Андропова против Православия и работала. Напротив всё то, что творили евреи, — «Пятка» как бы не видела, их на Лубянке уважали, им давали личные телефоны, помогали с изданиями и с выставками, играли с ними в призрачный «раскол демократического движения». Надо было уж очень засветиться на антисоветчине, с непременной передачей рукописей за рубеж, чтобы отдельного еврея тронули, пожурили и по израильской визе на Запад спровадили. Только кто кого обыгрывал в этих «демократических» играх? Мы — Запад или Запад — нас? Прокол следовал за проколом. Конечно, «Бобок» не поморщился и разгромил бы попросту не понятные ему, слишком интеллектуальные, занимающиеся какой-то там философией Духа «Русские клубы». Но, слава богу, Брежнев, Черненко, и даже серый кардинал Суслов, которому персонально поручили «бдить и опекать!» нас, хоть и негласно, всегда тихо, но против «них» таки поддерживали, не давали в обиду, боясь остаться
От стенограммы обстоятельного доклада в «Русском клубе» нашего идеолога Сергея Николаевича Семанова о «программной русофобии Троцкого-Бронштейна, которой и до сих пор вооружены русофобы-иудеи» Хромого Беса аж перевернуло. Мы в «Русском клубе» очень большое значение придавали этому докладу. Семанов должен был задать тон — «Русская партия внутри КПСС» — и подвести идейную платформу под всю нашу борьбу с «русофобией». Помню, я нервничал. Вся наша борьба висела на волоске. Но Семанов сподобился пройти сквозь игольное ушко. Никаких подставок. Всё строго научно, всё выверено до грана. Дело блестяще удалось. Всю теоретическую базу его излюбленной (слизан ной под копирку у Амальрика) «рабской парадигмы русского народа» у «жидовствовавшего» беса из-под ног выбивал семановский доклад.
Мы потирали руки, а А.Н. Яковлев встал на дыбы. Прикрыть «Русские клубы»! Ишь, полезли в спецхран и цитируют Троцкого, кто им позволил? Но даже догматик Суслов, как ни провоцировал Яковлев, не нашёл в стенограмме доклада Семанова криминала:
— Семанов раскритиковал русофобию Троцкого? Кадой же тут криминал? Очень даже для нас полезно об этом вспомнить в борьбе с поднявшим голову после дуролома Хрущёва иудейским троцкизмом!
Суслов не хотел нарываться на русских. К тому же ему нужен был инструмент против Андропова-Файнштейна. Структурно «Русские клубы» назывались весьма учёно-туманно (это придумал хитрый русский либерал Пётр Палиевский): комиссии по комплексному изучению отечественного исторического и культурного наследия, которые традиционно собирались по вторникам.
«Русские вторники!» Но вскоре название стало болеё обобщённым — и мы и переполошившиеся в диком испуге «они» иначе, как «русскими клубами», наши «вторники» в глаза и за глаза не называли. На слуху только было это вызывающеё название. Одно время и само слово-то «русское» было под полузапретом, из статей вычёркивалось. А тут «русские идут!». И мы шли! Семанов пишет о специфической русской среде ВООПИКа — академики Игорь Васильевич Петрянов, Борис Александрович Рыбаков, Михаил Константинович Каргер, Олег Васильевич Волков, народный артист Иван Семёнович Козловский и другие их уровня. И далеё цитирую: «Вот в эту-то среду и "внедрились", как выражаются профессиональные разведчики, Палиевский, Котенко, Кожинов, Ланщиков, Байгушев, Кольченко и другие. Ну, «мы историю не пишем», а кратко: случилось маленькое чудо — молодые русские патриоты получили право на законные собрания-заседания, и не в овраге за городом, а в центре столицы СССР Общество получило апартаменты в одном из домов Высокопетровского монастыря, весьма просторного. Вот здесьто и стала собираться «общественность, законно предусмотренная уставом».
Добавлю от себя, что попасть на «русский вторник» было не проще, чем в члены КПСС. Хотя формально заседания были открытыми, но «чужих» не пускали. Чтобы получить приглашение мало что надо было получить две устных, но от этого не менеё ответственных рекомендации от известных членов «Русского клуба», но ещё и пройти негласную предварительную проверку — замеченные в посещении «их» сборищ, в «Русский клуб» категорически не допускались (ходи к «своим»!). Председательствовать у нас обычно вызывался умевший не выпускать бразды правления из рук (иногда уж даже слишком, но приходилось терпеть ради «конспирации»!) публицист Дмитрий Анатольевич Жуков. Он демонстративно надевал для председательства черный кожаный пиджак, как будущие «баркашовцы». Два десятилетия позже я и сам ходил на сопредседательство в тот же «Славянский Собор» исключительно в черной рубашке и черной коже; времена меняются. Но тогда «черный цвет» был как черносотенный вызов. Представлял председательствующий выступавших всегда по фамилии, имени и отечеству. Далеё называл только по имени-отчеству. Такими же в русском стиле до 1917-го года были и всё обращения друг к другу внутри клуба. Свободные похлопыванья «Серёга», «Митя», «Дима», «Петя», «Олежка», «Свет» начинались уже только «вне особой русской территории».
Мы уважали себя.Дмитрий Анатольевич Жуков был у нас несколько загадочной фигурой. У него было «тёмное прошлое». Он блестяще владел нескольким языками. Имел аристократические манеры. Мог, когда хотел, держаться, как лорд. Но неизвестно было, где он учился. Из всех он был ближе ко мне, у него были солидные дворянские корни. В пору «Русского клуба» мы дружили семьями. В литературу
0н пришёл после того, как Хрущёв провёл бессмыслендие повальные сокращения офицерского корпуса в армии и органах. Он показывал мне свой бывший кабинет на Лубянке. Отечественную войну он начал в ГРУ. Недавно «Литературная газета» напечатала его воспоминания и фото, как спецслужбы обеспечивали историческую сталинскую «встречу в верхах» в Тегеране. Работал он и на Балканах. Знал хорошо Израиль. Вхож был везде. Автор фильма о сионизме «Тайное и явное» (режиссёр Б. Карпов, тоже замечательный активист «Русского клуба»), курировавшегося лично Ю.В. Андроповым и показывавшегося на закрытых просмотрах. Мирную гражданскую жизнь Жуков начал как переводчик английских детективов, чем-то кормить семью надо было. Потом уже переводил английскую художественную прозу. Его русскую прозу равно печатали «Новый мир» и «Молодая гвардия».
Выделялись ораторским мастерством критики — демонстративно «косноязычно» держащий фигу в кармане Виктор Андреевич Чалмаев и гибкий, игравший под либерала Анатолий Петрович Ланщиков, неизвестно где получивший хорошеё образование. Вроде бы тоже выпускник спецучилища и тоже жертва хрущёвских повальных сокращений. Сам он мне говорил, что ему с хрущёвским сокращением несказанно повезло. Кстати, той же версии искренне держался и Жуков, и Олег Михайлов. Олег Николаевич Михайлов блистал эрудицией и парадоксами — критик и прозаик, удивительный знаток Ивана Бунина, «суворовец» по воспитанию.
С поэтом и публицистом, выпускником философского факультета МГУ, знатоком современного масонства Валентином Митрофановичем Сидоровым мы всю жизнь были
близкими друзьями. За ним была история, когда он оказался рядом с Андроповым во время Будапештского путча, на котором Андропов сделал себе карьеру, чтобы затем прийти в Комитет госбезопасности. Рядышком, оба страшно перетрусив, лежали под окном под свистевшими пулями венгерских путчистов. Сидоров много занимался деликатными поручениями за рубежом, даже в США, особенно в Индии. Был весьма влиятелен в СП. И буквально помешан на Рёрихе, Блаватской, на «тайных доктринах».
Кипятился страстно ненавидевший «мокрогубых» русофил и знаток народного творчества поэт Иван Лысцов — поэт милостию Божией. Он отличился несколькими открытыми выступлениями против засилья «сионистов» в Союзе писателей.
Молодой блистательный доктор филологии, уже тогда известный на Западе шекспировед Дмитрий Михайлович Урнов (он станет главным редактором журнала «Вопросы литературы», сейчас живёт в США), наездник, свой на ипподроме, расхваливал русских лошадей.
Играл цитатами из Бахтина «Кровавый Валерианыч» — такая с лёгкой руки опекаемого им поэта, талантливейшего Владимира Соколова прилипла кличка к Вадиму Валериановичу Кожинову. Про Кожинова до сих пор оберегается миф: «мощнейший интеллект, живой классик, но человек чрезвычайно сложный, любил "строить" всех по-своему, был даже не "генералом" литературным, а чуть ли не "маршалом", способным обеспечить любое издание и даже славу в почвеннических кругах» («Завтра», 2005, № 1).
Ни маршалом, ни хотя бы полковником он не был, хотя с Бобковым душеспасительные беседы, по слухам,
рел. А почему бы нет? Мы ему доверяли. Он и на самом деле за «своих» мог горло перегрызть. Не имел официальных должностей и регалий, но, помню, брал за горло, звонил-звонил мне и на службу и домой: «Издай Палиевского. Это нужно всем!» Он искренно верил в свой нюх и в будущеё тех, кого опекал, и даже рок, за ним ходивший, — опекаемый им прекрасный поэт Прасолов застрелился, изумительного русского поэта Рубцова задушила любовница, рано ушёл из жизни Владимир Соколов и т.п. — не отпугивал от него.
А Святослав Котенко? Какой мировой эрудицией обладал! Как сыпал парадоксами!
Всё были личности! Настолько были личности, что тайные советники Андропова «арбатовы» и «бовины» попытались в порядке «контригры» распустить по Москве слух, что «Русский клуб» — вообще структура партийной разведки, его тайный мозговой центр, где обкатываются идеи, которые могут быть использованы против «нашего мощно набирающего силу сионизма».
Ах, если бы это было так! Но, с другой стороны, совершенно верно было подмечено, что в мозговой центр «Русского клуба» как-то неожиданно сплочённо и энергично подобрались люди с определённым весом. Не личности бы не выдержали затяжных боёв с «ними», не личностей бы сразу «они» смяли, а к таким так-то вот запросто рядового оперуполномоченного с Лубянки не пришлёшь и таким на «тяп-ляп», за «здорово живёшь» дела не пришьёшь. (Семанову-то потом, когда он уж слишком вылез на бруствер, дело всё-таки пришили, но на каком высоком уровне!) А пока…