Партизаны полной Луны
Шрифт:
Доктор присаживается рядом с папашей, и тому удается собрать в горсть остатки самообладания. Зато старшая из его жен начинает кричать в усыпанные звездами небеса, перемежая молитвы к Иисусу, Деве Марии и всем святым с проклятиями в адрес los conos tontos, которые не могут как следует нести караул, по какому случаю в ближайшее время отведают ремня.
Дождавшись, когда женщина прервется на вдох, Энрике в свою очередь закричал, что если ей нужна помощь против вампира от Девы Марии, Иисуса и всей компании, то думать надо было раньше, поскольку небесные силы не очень-то жалуют тех, кто занимается
— И я тоже проголодалась, — вставила доктор Лурдес и выразительно облизнулась.
Женщина замолчала. Внимательно посмотрела на губернатора, покачала головой — и уже медленно и распевно, почти без крика, принялась объяснять ему, кто он такой, от кого ведет родословную и где именно позабыл голову и совесть, чтобы приличным людям вампиров на ночь подкладывать.
Записывать за ней никто не пытался — всегда же можно потом спросить у доктора Лурдес, и она слово в слово повторит.
В промежутке между тирадами губернатор подмигнул мне.
Тут папаша решил поправить свой пошатнувшийся авторитет, рявкнул на жену и потребовал принести вина для гостьи. Гостья сказала, что не нужно специально ради нее куда-то ходить: раз все пьют мескаль, то и она будет мескаль.
Но было уже поздно для папаши Муньос-Лопеса. Я видел, как смотрели на Марию его младшие жены, как сверкали глаза его дочерей, молча прислуживавших нам, и понимал, что они уже не забудут, как он полз от женщины задом вперед. И я готов был побиться об заклад, что с утречка, как только папаша отвернется, жены примутся сплетничать по рации с соседними хозяйствами.
Слух — самый быстрый способ передачи информации. И один из самых полезных.
Папаша поднял бокал очень хорошего хрусталя и произнес примирительный тост — дескать, он надеется, что гости с севера забудут этот дурацкий случай, обознались, ничего плохого не хотели и так далее, больше не повторится.
Аминь, сказал Энрике, и все выпили.
На обратном пути он высказал восхищение моим умением обрабатывать местное население до состояния договороспособности — без кровопролития.
— Как машина, — сказал он. — Вы, наверное, можете делать это, не просыпаясь.
Нет, это не машина, сказал я. Машина — это когда ты выдвигаешься на по-настоящему сырую территорию. Где нужно не просто учить и натаскивать местных специалистов на процедуры и оборудование, а работать самим. Когда ты приезжаешь в долину — и через три недели, увидев в зеркале серо-зеленое вытянутое пятно, понимаешь, что первая волна пациентов сошла. Потому что, пока она идет, смотреть на свое отражение у тебя времени нет.
Юный губернатор кивает и вновь спрашивает: зачем мы идем на юг? Сейчас, одни. Там плохо. Там настоящие дикари. Ну уж вы-то должны понимать — какие.
— Именно поэтому, — говорит доктор Лурдес. — Потому что есть всего два пути — на юг или на север. Либо мы придем к ним — либо они к нам. Через вас.
____________________________
[1] Орор, штаммы альфа и бета, хорошо подавляется иммунной системой ребенка, не вошедшего в пубертатный возраст. Поэтому
до изобретения вакцины в качестве профилактики использовали гормоны вилочковой железы (так называемой железы детства). Реже заболевали также беременные и кормящие грудью, чем и объясняется «беби-бум» времен эпидемии, превалирование женщин во властных структурах в период Реконструкции и второе популярное название «чумного поколения» — «поколение потерянных детей».Глава 3. ЖЕЛТАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА
Вони шукають те, чого нема,
Щоб довести, що його не iснуе.
Так часто мiстики, доведенi до краю
Шуканням чорта, думають, що раз його нема —
Немае й Бога.
А пiсля цього сруть у алтарi i в дароносицю…
Аж тут приходить чорт у синiх галiфе —
I саме час задуматись, що раз вiн появився,
То й Бог десь рядом ходить…[1]
Лесь Подерв’янський, "Павлік Морозов"
Звякнул колокольчик. Запах внутри стоял тот же, что и во всех аптеках мира: запах чистоты, немножечко — трав, немножечко — моющего средства. У ближайшей стены выстроились в ряд ханбайки с газированной ерундой в банках, одноразовыми пакетиками кофе, одноразовыми же носками, а также жвачками и леденцами. Антон подошел к стойке и увидел кнопку с надписью: "Дзвонiть".
— Чим можу? — Из подсобного помещения вышел пожилой мужчина в джинсах и гавайке.
— Я… от Романа Викторовича… — Антон чуть приподнял корзинку, предъявляя ее как верительную грамоту.
— Ага… Ну то заходьте. — Аптекарь перешел на суржик, открыл дверцу в стойке и протянул юноше руку. — Исаак Рувимович.
— Антон. — Рукопожатие аптекаря было таким же мягким, как и у врача.
Он был высоким, грузноватым, горбоносым. Антон отдал ему корзинку и застыл — в который раз вспомнив, как "залегендировал" его визит Роман Викторович.
— Тебе трэба резыстына. — Аптекарь поднял палец. — Ходим.
Он жил на втором этаже над аптекой. Резистин хранился у него в том же холодильнике, в который он перегрузил еду из корзинки.
— Ходить по городу не надо, — спокойно сказал он, закончив перекладывать еду. — Со Львова пришла вказивка в милицию докладать про всех новых. А стукачей у нас немного есть. И глаза на улицах тоже. То ты посиди у меня до двух, а там я тебе проведу на автобус.
Этот новый поворот событий не был предусмотрен.
— А можно я позвоню… дяде? — спросил Антон.
— Давай, — согласился Исаак Рувимович. — Токо с моего аппарата.
И в самом деле — что может быть банальнее, чем звонок аптекаря врачу?
То, что называлось "аппаратом", мальчик раньше видел только в кино. Это был не комм, а телефон. Самый настоящий, старинный — с плоскостным экраном, с кнопочным набором и динамиком. Антон знал, что аналоговую связь возродили после Полночи и с тех пор содержали в порядке — сотовые вышки становились главными мишенями военных и тероористов — но впервые видел, чтобы ею кто-то активно пользовался. Он набрал номер и наклонился вперед, как делали герои фильмов.
— Филин слушает.
— Роман Викторович? Это я, — брякнул Антон. Какой "я", мало ли этих "я" звонит сельскому врачу каждый день?