Партизаны полной Луны

— Ничего себе! — вырвалось у Андрея. — Вы его в святые возводить, что ли, собрались?

— Э-э… — Игорь побарабанил пальцами по столу. — "Адвокат дьявола" — это как раз наоборот, Ван Хельсинг. Это тот, кто не дает возвести в святые.

— Я в курсе, — огрызнулся Андрей.

— Именно, — кивнул брат Михаил. — Вы себе не представляете, как распространен у нашей молодежи культ почитания этого человека.

— Разве это вам не на руку? — Андрей чуть прищурился.

— Это нам совсем на другое место, — буркнул Филин. — В задачи Церкви не входит шахидов плодить.

— А что в них входит?

— Мы отвлеклись. — Брат Михаил поднял палец. — Я хотел сказать, что, когда я овладевал специальностью, через мои руки прошло много документов, в том числе и документы Медицинского бюро в Лурде. Девяносто шесть случаев исцеления самых разных заболеваний. Исчезали злокачественные опухоли, восстанавливались сердечные клапаны, начинали видеть люди, у которых зрительный нерв попросту отсутствовал… Заявленных исцелений было гораздо больше, свыше одиннадцати тысяч — но медицинское бюро отбрасывало все случаи, которые можно было отнести на счет естественных причин, где можно было предполагать, что ремиссия началась еще до посещения Лурда, и так далее. Некоторых исцеленных наблюдали до конца жизни и только после вскрытия объявляли результат чудесным исцелением… Как именно восстанавливались разрушенные суставы и возрождались нервы — никто не знает. Невозможно заранее сказать, кто именно из паломников исцелится, и заблаговременно сунуть его под томограф, чтобы отследить процесс в динамике. Но случаев восстановления перерожденных тканей много, вот что я хочу сказать. Не только с Лурдом связанных, Лурд — это просто наиболее статистически значимая выборка, хорошо подтвержденная документами. Особенно ценны документальные свидетельства на рубеже тысячелетия, когда диагностическая аппаратура начала давать нормальные результаты. Исцеления данпилов по причинам очевидным задокументированы гораздо хуже. О'Нейл — практически единственный данпил, физиологию которого подробно исследовали. Мы доподлинно знаем только то, что в ходе инициации нервная ткань человека прорастает "структурами Сантаны" и частично сама становится ими. А восстановление перерожденной ткани — хоть и чудо, но не новость.

— Но ведь тут не просто о перерождении речь. — Игорь завязал вилку узлом. — Разве кто-то из исцеленных в Лурде так мог?

— А разве кто-то из них прошел инициацию сверхъестественным образом? — пожал плечами брат Михаил. — Нет, они страдали от нормальных недугов и получали в ходе исцеления нормальное здоровье.

— У меня есть бредовая гипотеза, — добавил Филин. — К сожалению, чтобы ее подтвердить или опровергнуть, нет достаточно значимой статистической выборки. У нас тут не Лурд, увы… Ну так вот, мы знаем, что дьявол — не творец. Он может искажать и подражать, но не создавать. Значит, "структуры Сантаны" — это потенция, заложенная в самой природе человека и до времени, скажем так, дремлющая. Входя в человека, злой дух будит ее. Изгоняя беса, Господь не трогает ее — подозреваю, потому, что в противном случае исцеленный будет отравлен продуктами распада собственных тканей.

— Ты сейчас примерно процентов на пять-семь покойник, — добавил брат Михаил, обращаясь к Игорю. — "Структуры Сантаны" не дают мертвым клеткам выходить из обмена. После исцеления процесс опять запускается, но постепенно, так, чтобы человек не загнулся.

— А какая ткань у меня регенерирует — живая или мертвая?

— Живая, — уверенно сказал брат Михаил. — Теперь — живая. И ты опять начал стареть, хотя и более медленными темпами. Лично у меня естественный обмен замедлился раза в два. Кроме случаев регенерации, когда он ускоряется.

— А сколько мы живем? — поинтересовался Игорь.

— Неизвестно. Из тех, кто не рассыпался сразу, до старости не доживал никто. Ну или просто не было хорошо задокументированных случаев. По понятным причинам данпилы во время оно так же хорошо скрывались, как и старшие.

Игорь улыбнулся. Это было, по крайней мере… привычно. Ни на что другое он и не рассчитывал.

— А рассыпаются те, кто слишком долго прожил вампиром?

— Слишком надолго пережил человеческий срок, — кивнул врач. — Или перенес экзорцизм в состоянии, для человека несовместимом с жизнью. Видимо, должен быть какой-то значимый резерв живой ткани.

— Как все-таки… странно, — проговорил Антон. — Я все не могу привыкнуть к мысли, что это не сказки. Как будто поезд, на который я сел, отходил с платформы девять и три четверти…

— Скорее, тридцать четыре и девять, — сказал Игорь. — Это же, если верить сканеру, моя нынешняя температура?

— А почему не сказки? — спросил Ван Хельсинг. — Мы о нашем мире не знаем буквально ни черта. Говорят: "симбионт" — а почему не "бес"? Название научно звучит?

— Ни к чему не обязывает, — улыбнулся брат Михаил. — Нам ведь очень долго внушали, что Зла, — он развел руками, видимо пытаясь воспроизвести нечто всеохватное, — нет, а есть только зло. — Он сдвинул пальцы, сводя масштабы зла к зазору сантиметра в три.

— Я не знаю, — медленно сказал охотник на вампиров, — есть ли Зло. И где именно у него большая буква. Но просто зло есть. И если вы знаете, что делать с этим видом зла и как отделять его от человека, мне все равно, есть ли у вас ошибки где-то еще.

— А это, — сказал брат Михаил, отбирая у Антона Библию и поднимаясь, чтобы вернуть ее на полку, — уже неправильно. Данный вид зла, на самом-то деле, всего лишь частный случай. В этой книге, — он взвесил том на руке, — говорится о кровавых войнах, чудовищных пытках, предательствах, насилии, о человеческих жертвах во всех смыслах слова — и о Человеческой Жертве. И во имя этой Жертвы и этой книги было принесено столько других жертв, что теперь пропагандистам и выдумывать о нас гадостей не нужно — достаточно хроники открыть. Вам не должно быть все равно, есть ли у нас ошибки. Или — должно быть все равно, есть ли ошибки у них. — Монах мотнул головой в сторону окна, видимо обозначая так весь внешний мир. — Это последовательно. В конце концов, нынешняя тирания — не худшая из всех. Да, они считают себя пастухами, а нас баранами. Но пастух ведь заботится о стаде, хотя и режет кого-то регулярно. А сколько раз у власти оказывались не пастухи, а волки! Двести лет назад тут творилось такое, по сравнению с чем даже свободная охота — а ей положили конец — это слезы и сопли, а не террор. Так почему нужно бороться со злом, которое хранит нас от большего зла?

— Еще неизвестно, хранит ли, — сказал Антон. — Я изучал экономику. И статистику. Если по классической системе считать, по Пригожину, то, если оно будет идти, как идет, система обвалится через два-три поколения, — Антон потихоньку увлекся, — а если добавить социальный фактор, то, что называется отрицательным отбором, то это каких-то двадцать пять лет… — Он остановился. — Я об этом с мамой хотел поговорить. Приехал, а она… — Он справился с собой и продолжил: — Короче, страшно неустойчивая система. А еще эту ямку до меня копали, и даже абстракт-работы в Сети есть…

— И что? — спросил Игорь, поймав его интонацию.

— Оба докладчика числятся в погибших при нью-йоркском инциденте. Там ни с того ни с сего обвалилось здание гостиницы, где как раз проходила матконференция. Ну их всех там и накрыло. Но… но даже если не прав я, Андрей точно прав.

— Там не накрыло матконференцию, — буркнул террорист. — Там была попытка захвата Цитадели. Даже удачная. Долго рассказывать.

Все смотрели на него, не отрывая глаз. Наконец Игорь сказал:

— Нет уж, такая сенсация ничуть не хуже лурдских чудес, так что ты будь добр, хотя бы в двух словах. А то я первый раз в жизни слышу, чтобы Цитадель кто-то смог взять не изнутри.

Андрей потер плечо. Его явно сбили с какой-то мысли, которую он хотел высказать, но в конце концов он уступил настойчивым взглядам.

— Хорошо. Жил в Штатах такой математик, Десмонд Рэй. Преподавал в Корнелле, там сильная прикладная школа, и с моим командиром он одно время переписывался. По научной части. И когда Ростбиф ушел в подполье, они переписку продолжали. Очень осторожно. И нерегулярно. Ростбиф Юпитером божился, что до последнего ничего не подозревал. В общем, Рэй во что-то влез. Я даже не знаю, куда и кто это был. То есть фамилии-то известны — Ростбиф их всех если не по конференциям, то по публикациям знал — Стронг, Логан, Рассел, Асахина, Кессель…

— Стронг и Логан — это те самые докладчики… — растерянно сказал Антон.

— Не удивил. А вот чего хотели — один туман. Рэй три письма написал подряд, быстро и невнятно. Он лежал в карантинном госпитале, поймал коронавирус — прикиньте, еще тот, доповоротный штамм — и в самой заварушке не участвовал. Он как раз туда ехал, когда заболел. Поначалу с ним держали связь, а потом замолчали. Мы бы вообще ничему не поверили — бред и бред, если бы все, что только можно было проверить, не подтвердилось. Отель, где матконференция проходила, сделали базой операции как раз потому, что он бок в бок с Цитаделью стоял, полоса отчуждения, стена — и все. И никто не удивился, что в отель аппаратуры натащили, — математики же. А они возьми да и устрой хакерский захват всех электронных систем района, вплоть до личных коммов. И уже оттуда — множественная информационная атака на Цитадель. Внешний контур[5], из внешнего — внутренний. Я так и не понял, как это возможно… но у них там сидел цвет теоретической и прикладной математики. Техники Цитадели быстро отключили связь, но фрактальный[6] процесс сгенерировал стрим[7] уже с компьютеров второго контура, и как только стрим "понял", что пришел, куда было надо… А на внутренний контур заведены все системы безопасности Цитадели. В том числе и средства активной обороны, а их там много. Вот их и запустили, все. Почти одновременно. Огневые, химические, биологические. Что началось — только вообразить себе можно, потому что кто выжил — тот молчит в тряпочку. Высоких господ положили чуть не сотню — это же днем было, весь молодняк по саркофагам лежал. А кого в саркофагах не застало, тех серебряным коллоидом из пожарной системы обдало. Люди газом травились, уцелевшие ломанулись из Цитадели впереди собственного визга… А это ж белый день, большинство до метро не добежало, погорело. Кессель со своими просто прикинулись спасателями и вошли. Добили тех, кто еще дрыгался, заблокировали остальных в их помещениях, восстановили связь и выкатили властям свои требования.