Партизаны
Шрифт:
– Чем же я должен быть подавлен? – откликнулся довольный Харрисон. – Я не предполагал, что в обозримом будущем смогу отыскать квартиру, удобней той, которой располагал. Однако я ошибался. Смотрите – настоящая печь, настоящий огонь! Как говорили древние: пользуйся случаем. Как вы думаете, Петер, что нас ожидает?
– Я не умею гадать, Джимми.
– Жаль. Было бы приятно услышать, что я вновь смогу увидеть белые скалы Дувра...
– С чего вы взяли, что больше их не увидите? Никто не собирается проливать вашу кровь. Вы же ни в чем не замешаны, Джимми. Вы же не посылали тайные сообщения неизвестным нам адресатам?
– Конечно, нет, – Харрисон оставался невозмутим. – Я не такой человек. У меня нет никаких секретов, и я не умею работать на рации. ...Так
– Маловероятно.
– Ну вот, а говорите, что не умеете предсказывать будущее.
– Для этого не надо быть гадалкой. Человек, занимающий столь деликатную должность, как ваша, никогда не займет ее снова, побывав у врага. Пытки, промывание мозгов, перевербовка – стандартная практика. Ваше начальство уже не сможет вам доверять.
– По-моему, вы перебарщиваете. У меня идеальная репутация. Моей вины в том, что все так получилось, нет. Этого бы не произошло, будь ваши четники чуточку бдительней. Спасибо, Джордже. Да, я бы выпил еще немного. Однако теперь, очутившись вдали от этих «небес», я счастлив и не намерен возвращаться туда, даже под дулом пистолета, – Харрисон поднял стакан. – Ваше здоровье, Петер.
– Разве вы питаете антипатию к четникам? К полковнику Михайловичу? Ко мне?
– Полнейшую антипатию. Нет, Петер, разумеется, не к вам лично, а к тому, что зовется вашей военной политикой. Лично вы для меня – загадка. Честно говоря, мне, скорее, хотелось быть с вами в одном лагере, чем находиться по разные стороны баррикад. Что же касается остальных четников, то я их всех ненавижу. Необычная позиция для союзника, ие правда ли?
– Джордже, – обратился Петерсен к толстяку, – я бы тоже немного выпил. Да, Джимми, правда. Вы выражали свою досаду, можно даже сказать, недовольство, хотя и осторожно, время от времени. Но я думал, что вы используете неотъемлемое право каждого солдата критиковать тяготы армейской жизни, – Петерсен задумчиво отхлебнул из стакана. – Выходит, за этим скрывалось что-то другое?
– Что-то другое? – Харрисон умиротворенно взглянул на пламя в печи. – Я бы сказал совершенно другое. Несмотря на то что наше будущее выглядит неопределенно, в некотором смысле я должник капитана Черны. Он помог мне покинуть гору Прендж вместе с ее отвратительными обитателями. Если бы не его появление, вы бы вскоре узнали, что мной подан официальный рапорт о своем отзыве. Конечно, Петер, я бы не скрыл от вас этого, знай о похищении заранее.
– Я ошибался в вас, Джимми.
– Возможно, – Харрисон оглядел остальных, словно желая убедиться, что теперь в нем никто не ошибается. Внимание всех было приковано к нему, точно к магниту.
– Получается, вы не такой, как мы.
– Я сказал об этом утвердительно. Быть может, я не солдат, но, видит Бог, и не клоун, как это могло показаться. Меня воспитывали в старой манере. Я не похож на Джордже, витающего в облаках академических кущ, – Джордже возмущенно взглянул на Харрисона и потянулся за бутылкой вина. – Мое образование позволяет мне глядеть на мир прагматично. Вы согласны, Лоррейн?
– Согласна, – Лоррейн улыбнулась и отчеканила, как по-писаному. – В. Sc, M. Sc, A. M. I. E. Е., A, M. I. Mech. О, Джимми очень образован, с этим у него все в полном порядке. Когда-то я работала у него секретаршей.
– Так-так-так, – сказал Петерсен. – Мир становится все тесней и тесней. Джакомо прикрыл лицо рукой.
– Кандидат наук, доктор наук . – это мы поняли, – промолвил Джордже. – Все прочее звучит, как названия неизвестных мне смертельных заболеваний.
– Член-корреспондент академии электротехники и действительный член академии электромеханики, – пояснила Лоррейн.
– Это неважно, – отмахнулся Харрисон. – Важно, что мое образование позволяет наблюдать, рассчитывать и анализировать. Я нахожусь в Югославии меньше двух месяцев, но мне понадобилось еще меньше времени, чтобы донять – мы поставили не на ту лошадку. Говорю как британский офицер. Не хочу, чтобы это прозвучало излишне драматично, но, выражаясь литературным
языком, Англия сцепилась в смертельной схватке с Германией. Как мы можем победить немцев? Только сражаясь с ними и убивая их. Как мы можем узнать, кто наш союзник? Только по одному признаку – наш союзник сражается с немцами. ...Михайлович? Да пошел он к черту! Михайлович воюет на стороне Германии. Тито? Немец, попавший на мушку ружья партизана, – мертвец. А эти придурки из Лондона продолжают нянчиться с Михайловичем, человеком, который помогает нашему заклятому врагу! Мне стыдно за свой народ. Единственная причина, объясняющая поддержку Англией четников, и это не снимает с нее вины, кроется в глупых расчетах недальновидных политиков и военных.– Вы не слишком лицеприятно отзываетесь о своем народе, Джеймс, – заметил Джордже.
– Заткнитесь! – воскликнул Харрисон, но тотчас спохватился. – Простите, Джордже. Вероятно, из-за своего гуманитарного образования вы столь же наивны и близоруки, как мое правительство. Сказанное мной, возможно, нелицеприятно, но это – правда. Тито сражается с немцами, в то время как ваш полковник занят интригами в стиле Макиавелли. Начиная с сентября сорок первого года Михайлович вместо того, чтобы воевать, устанавливал контакты с вашим драгоценным правительством в Лондоне. Да, Петер Петерсен, я сказал «драгоценным», но ваше правительство таковым совсем не является. Его не волнуют страдания югославского народа. Все, чего оно жаждет, – это восстановить монархию. Его не смущает, что путь к реставрации лежит через миллионы трупов сограждан. Слава Богу, лидер четников, вступив в контакт с королем Петром и его так называемыми советчиками, был лишен возможности завязать какие-либо отношения, с британским правительством. Но в качестве компенсации ему позволили вступить во взаимодействие с британскими вооруженными силами на Среднем Востоке. Насколько я знаю, наши болваны в Каире все еще относятся к Михайловичу как к главной светлой надежде Югославии, – он указал на Зарину и Михаэля. – Посмотрите на эту наивную парочку, обученную и присланную для того, чтобы облегчить жизнь благородным четникам!
– Мы не наивны, – голос Зарины звучал напряженно. Она сцепила руки так, что побелели костяшки пальцев. Было непонятно, к чему она ближе, к слезам или к ярости. – Нас обучали американские инструкторы, а не британцы. И приехали мы не облегчать жизнь четникам, а помогать своей родине.
– У американцев в Каире нет школ для подготовки радистов, – парировал Харрисон. – Если вашими инструкторами были американцы, значит, так хотели британцы. Думаю, вы все же наивны, доверчивы и лживы, вы прибыли помогать четникам. К тому же, думаю, вы хорошая актриса.
– Отлично, Джеймс, – одобрительно сказал Петерсен. – Хотя вы правы только в одном. Зарина – хорошая актриса, но она не наивна, не доверчива, они никогда не лжет, ну, разве один-два раза, и то, как говорят, во спасение. И она приехала в Югославию не для того, чтобы помогать нам.
Оба – и Харрисон, и Зарина – удивленно взглянули на майора.
– С чего вы решили? – спросил Харрисон.
– Интуиция.
– Интуиция! – с несвойственной для себя язвительностью воскликнул англичанин. – Если ваша интуиция похожа на ваши идеи, ее давно пора выбросить на помойку. И не пытайтесь ввести меня в заблуждение. Ваши драгоценные четники, – Харрисону, видимо, нравилось употреблять слово «драгоценный» с негативным оттенком, – ваши драгоценные четники, получая деньги и оружие от западных союзников, воюют на стороне немцев, итальянцев и усташей. Воюют против единственного реального союзника Англии в Югославии – против партизан.
– Хотите еще вина, Джимми? – предложил Джордже.
Харрисон помотал головой.
– Спасибо. Я хочу быть полезен своей стране, а вы, четники, ослеплены лже-патриотизмом, фанатичным желанием восстановить дискредитировавшую себя королевскую власть, – страстно продолжил он. – Неужели в Лондоне не понимают этого? Неужели мое правительство и дальше позволит водить себя за нос? Наверное, позволит, – печально заключил он. – Иначе чем объяснить непрекращающуюся помощь Михайловичу?