Парус, ветер и любовь (сборник)

Сима слушала Сергея Николаевича, а сама представляла всё в лицах: какой был он, какая она была, какие могли быть у них дети.

— А ты увидишь его, привет ему от меня передавай.

«Как же я ему передам привет, — думала Сима, — мы даже не здороваемся, никто нас не представлял друг другу».

Эти встречи и взгляды продолжались. Но как-то однажды она всё-таки не смогла пройти мимо.

— Какая собачка у вас симпатичная. Ей привет от Кучума.

— Вы знаете Сергея Николаевича? Да? Вот Том — отец Кучума.

И повторил рассказ, как подарили Кучума Сергею Николаевичу. И после этого они стали раскланиваться. Он с Томом провожал утром её до угла, а вечером до дома, рассказывал о своём внуке, который собирался в школу.

Когда Сима видела его издалека, сердце слегка замирало и такое приятное чувство разливалось в душе и в сердце. А потом долго они не встречались. Прошло полгода. Идет она с работы, думает о своём и, как всегда, никого не видит.

— Здравствуйте, — слышит она.

Он. Один. Без Тома.

— У Вас что-то случилось? — спрашивает он. — Вы как-то изменились. И я вас так давно не видел.

— Да. Случилось. У меня мама умерла.

— Ой, извините, пожалуйста. Простите меня за бестактность.

И так неожиданно ушёл. Почему-то смутился заданному вопросу.

Она потом всё время смотрела, искала его взглядом не только на прежнем месте, где всегда встречались, но и везде, всегда. Не привелось увидеться больше. Может быть, у него тоже что-то случилось, а Сима, не спросила. Не успела.

Встреча

Киевский вокзал. Поезд Москва — София отходит в восемь часов утра. Пасмурное осеннее утро. Моросящий дождь сопровождал эту уже немолодую женщину всю дорогу. На ней светлая курточка, без головного убора, в руках бежевый зонтик с неяркими жёлтыми ромашками и изящная светлая сумочка. Несмотря на дождь, волосы уложены хорошо, и глаза очень голубые, как говорят, со слезой. Взгляд взволнованный, напряжённый. Глазами ищет человека, с которым должна встретиться и которого прежде никогда не видела, но была знакома виртуально. Он уедет этим поездом, и пригласил её встретиться в половине восьмого утра на перроне.

Узнает ли она его? Её это очень беспокоило. Что скажет ему? Как начать разговор? Прикинуться весёлой и счастливой, но сможет ли? Это же её Мечта. Скорее всего, растеряется… Она всегда боится неожиданности в проявлении своих чувств, эмоций, с которыми не всегда может справиться. А играть ими… вряд ли…

И вдруг перед ней останавливается высокий красивый мужчина, тоже уже немолодой, с красивым букетом белых ромашек и роскошной улыбкой на благородном артистическом лице.

— Сима? Серафима Михайловна? Здравствуйте!

— О! Это Вы! — только и сумела произнести Сима.

Он что-то говорил и улыбался. А она слышала его голос, но не слушала, что он говорил. По её уже немолодому лицу бежали слёзы, и дрожала нижняя губа. Она не могла справиться с нахлынувшими чувствами, а он спрашивал её о чём-то, а она только отрицательно качала головой или кивком отвечала, ни слова не промолвив.

Если она заговорит, то не сможет сдержать слёз. Она держалась, молча, проглатывала слёзы. И сквозь них улыбалась, тонула в его глазах. Она знала, что это единственная встреча и последняя. Её Мечта была рядом, но ненадолго, всего на полчаса. Он сейчас зайдёт в вагон и уедет навсегда. А она будет вспоминать эту единственную встречу.

Кто-то включил магнитофон, и Михаил Шуфутинский пел: «Плачь, скрипка моя, плачь, расскажи о том, как я тоскую…» От этой песни становилось ещё невозможнее расстаться со своей Мечтой. «Скрипка, скрипка, не могу я больше, перестань, родимая, рыдать…»

Он сел в поезд, подошёл к окну, продолжал улыбаться и мимикой пытался взбодрить Серафиму Михайловну. Она спрятала лицо в подаренный ромашковый букет, а в глазах всё так и стояли слёзы. Поезд отходил медленно, она шла под дождём с ним рядом, пока он не набрал ход.

Светлая грусть

У Симы такой характер, назовём его ожидательным. Она всё время чего-то ждёт. В молодости ждала необыкновенной любви. Она считала, что обыкновенной любовь не бывает. И ей казалось, всё, что происходит с ней, — обыкновенное. Вот мечты её действительно были необыкновенными: то она мечтала поехать на далёкую Чукотку, жить в чуме и учить чукотских детей грамоте. Мечтала быть пианистом. Когда была дома одна, то играла что-то такое, сама сочиняла, бурное, громкое, неистовое. Потом поняла, что из неё получится лишь скромный учитель музыки, охладела. И так много всяких мечтаний было — просто кошмар. И поэтому ей снились удивительные сны, по которым можно было писать романы. А потом она вышла замуж. Ей казалось, что по любви.

Они были из разных городов. Поженились, но никак не могли объединиться в один город. Сима училась в аспирантуре и считала это очень важным, а может быть, и самым важным в своей жизни. А у него были больные родители, и к тому же он главный конструктор своего города. Там каждый дом, каждая улица были его. Как он мог всё это бросить?!

Писали друг другу письма. Она его всё время ждала и ждала от него много писем… Постоянно бегала к почтовому ящику за письмом. Считала, что он должен тоже, как и она, писать письма каждый день. Почту приносили два раза в день: с утра и после четырех часов дня. Сима, если была дома, бегала к почтовому ящику постоянно и проверяла, нет ли письма. Её маму вначале это смешило, потом стало раздражать. А она всё равно проверяла почтовый ящик.

Чего бы проще, бросить эту дурацкую аспирантуру, кому она, в конце концов, нужна! И уехать к нему. Потом она так и сделала. Оформила академический отпуск на неопределённое время, забрала ребёнка и уехала к нему. Сима думала, он будет счастлив с работы бежать скорее домой. Но где там! Опять ожидание. Весь день одна с ребёнком, телефона нет, да и друзей ещё не успела завести. Даже не поговорить. А если ребёнок болеет, не к кому обратиться. Днём все соседи на работе. Одна, совсем одна.

Опять ожидание. Ждёт, когда он придёт с работы, ждёт, когда хоть слово скажет. То совещание, то какой-то объект обвалился, экспертиза опять же… А бывали и шахматные турниры. Он хорошо играл в шахматы. То встретил одноклассника и два часа с ним проговорил. И к родителям надо обязательно зайти, угоститься у мамы, посидеть там и тоже помолчать. А Сима готовит ужин, старается. Он приходит, переодевается, идёт мыть руки, она накрывает на стол.

— Я у мамы поел. Есть не буду.

— А ты не мог сказать это раньше, до того, как я всё подогрела и выставила на стол?

Ухмыльнулся и пошёл читать газету или книгу.

Потом она устала ждать, бесконечно ждать. И уехала к себе в родной город. Но не избавилась от состояния ожидания. Она опять ждала. Ждала, что он бросит всё и приедет к ним или найдёт какие-то нужные слова, услышав которые она бы перестала ждать и стала бы с ним одним целым. Была бы рядом и была бы этим счастлива.