Паруса для Марии

Мари сидела за столом, уронив голову на ладони. Когда он вошел, она подобралась и посмотрела на него. И никак не могла понять того, что между ними происходило — тогда, но сейчас — особенно. Просто без него она задыхалась в эту минуту едва ли не сильнее, чем пять лет назад. Какая тут, к черту, гордость? Какая разница, кто кого тогда предал? Какая разница, кто из них виноват больше, если она так и не может без него?

— Куда мы пойдем? — напряженно спросила она.

— Куда скажешь.

Мари молчала, внимательно глядя на него. А потом выдохнула:

— Тогда пригласи меня к себе.

Добирались долго. Сквозь пробки, на другой конец города, почти не разговаривая.

Наконец, дом, лифт, тринадцатый этаж.

Михаил повернул ключ и пропустил Марию в квартиру.

— Проходи, располагайся. Кофе будешь?

Мари скинула туфли и прошла в комнату, на ходу стаскивая пиджак. Не потому, что жарко. А потому, что задыхалась — от волнения. Легче не стало. Ступая по голому полу, она осмотрелась по сторонам. На стене висели фотографии. Много фотографий, с которых смеялась зеленоглазая девушка в окружении двоих детей. На некоторых с ней был и Миша. Мари грустно улыбнулась.

— Кофе… буду… Это твоя семья?

— Семья, — Михаил вслед за ней посмотрел на фотографии. Наталья с упрямой настойчивостью развешивала их по стенам его квартиры, пока он бы в рейсах.

Мари вся подобралась, но лицо ее казалось растерянным.

— Она красивая… очень, — пробормотала она негромко. — Рада за тебя…

— В смысле? — удивился Зимин.

— В обыкновенном, — она схватилась за ручки сумки, брошенной до этого в кресло. — Прости, я, наверное, зря напросилась… Я, правда, рада, что у тебя все хорошо.

Зимин нахмурился, пытаясь понять, что случилось. Что не так с этими чертовыми фотографиями. Снова осмотрел их быстрым взглядом и, наконец, врубился.

— Это сестра. И племянники.

Мари так и села в это кресло, возле которого застыла мгновением ранее. С ее губ сорвалось еще более растерянное:

— Я не знала, что у тебя есть сестра.

— Мы многого не знали друг о друге, — ответил он и снова спросил: — Кофе?

— Да, пожалуйста, — она кивнула, понимая, что эти минуты, пока он будет готовить — единственная возможность прийти в себя.

Недолго провозившись на кухне, Зимин принес в комнату поднос с чашками и сахарницей. Поставил все на маленький столик. Расположился в любимом кресле и смотрел на Марию, которая с любопытством разглядывала комнату. Сейчас она казалась более собранной, чем в БалтТрасте или чем еще несколько минут назад. И вместе с тем напоминала натянутую струну, которая вибрирует от всякого шевеления воздуха.

— Так о чем ты хотела поговорить? — негромко спросил Михаил.

Так и есть. Вздрогнула, резко повернулась к нему и проговорила.

— Да, я хотела… Но прежде всего, я прошу тебя, давай прошлое оставим в прошлом и упоминать о нем не будем.

«…прошлое оставим в прошлом». Михаил чуть дернулся. Все верно.

— Даже если бы и хотела, разве есть, о чем упоминать? Что там у тебя?

Она усмехнулась, но глаз не отвела.

— Я просто хотела задать один-единственный вопрос — зачем ты поцеловал меня в Кронштадте? — взяла в руки ложку, намереваясь помешать сахар в чашке. Руки продолжали дрожать. Пришлось бросить это бесполезное занятие.

Пока она говорила, он внимательно наблюдал за ней. Куда делась уверенная в себе госпожа д'Эстен? Он чувствовал усталость от ее постоянных метаморфоз.

— Мари, ты давно не ребенок, что за глупые вопросы? Мужчина поцеловал женщину. Что в этом такого? Я тебя обидел? Прости, этого я точно не хотел.

— Если бы обидел, меня бы здесь не было, — проговорила она. Ну, вот и повисла у него на шее. Как всегда.

— Тогда зачем ты здесь?

Мари облизнула губы и словно в омут с головой…

— Я пытаюсь понять, что между нами происходит. Ведь происходит же?

В конечном счете, следовало признать, что уже произошло. Пять лет назад. И продолжается до сих пор. Их разговор напоминал ему шаги по первому льду. Перейти Неву от Петропавловки до стрелки Васьки. Подвиг, когда тебе двенадцать лет. Но уже очень давно он перестал совершать такие сомнительные подвиги.

— Нельзя понять то, чего нет. Я даже не уверен, что было что-то… — он запнулся, — тогда. В том прошлом, о котором ты говорить не хочешь.

— Значит, я ошибалась, — Мари покорно кивнула — как часом ранее, в офисе БалтТраста, — прости… Это все ужасно неприятно. Вызовешь мне такси?

Ошибалась… Какая немыслимая глупость… Она продолжала ждать его все эти пять лет. И ошибалась. Почувствовала, как к глазам подступают слезы. Еще чего не хватало!

Зимин поднялся, подошел к телефону.

— Как скажешь. Тебе не за что извиняться. Всем свойственно ошибаться, — и добавил по-русски: — Я тоже не исключение, и неприятное последствие ошибок — это еще мягко сказано.

Он снял трубку, собираясь набрать службу такси.

— Я тебя люблю, — всхлипнула она, понимая, что окончательно сошла с ума.

Михаил медленно положил трубку обратно. Это тоже уже когда-то было. Ее слезы, ее признания. И тогда она точно так же была одна, сбежав со свадьбы. От чего… или кого… она сбежала теперь?

Он подошел к Марии, протянул ей платок.

— Мари, не мучай ни себя, ни меня. Ты снова что-то придумала себе. Пройдет неделя, и все вернется на свои места. Тебе опять захочется в свой мир. И ты снова уйдешь. На сколько в этот раз? На пять, на десять лет? К чему все это?

Мари вырвала платок из его рук. Движение получилось злое, резкое. Перевела на него взгляд, понимая, что граница перейдена — сама перешла, и проговорила неожиданно охрипшим голосом:

— Жаль, что так. Жаль, что ты считаешь, что придумала. Но ты прав — комедия подзатянулась. Хорошо. Первого июля жду тебя в Гамбурге. Я не уверена, что документы о сделке будут подписаны до этого времени, потому рекомендую не тянуть с увольнением из БалтТраста. Второго — спускаем «Паруса» на воду.

Мари встала и сама подошла к телефону. Все было предельно просто — позвонить в DartGlobal и попросить пригнать служебную машину: