Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

Опомнившись, я прошел через гостиную, остановился перед креслом, к котором сидела моя ученица, опустился перед ней на пол:

— Скажи, что ты… говоришь?

Она долго смотрела на меня, будто собираясь с мыслями.

— Т–ы, — сказала она, с трудом складывая губы, будто с трудом вспоминая, как работает язык. — Ни–ие. Пы–анимаеж.

* * *

— Что с вами, тан–Лоуренс? — спросил хозяин за ужином.

Его собственная, без сканера, способность считывать информацию значительно превосходила мое умение скрывать свои чувства. Через полчаса мы сидели в его кабинете; я смотрел в красный экран обогревателя, где металась, появляясь и исчезая, огненная бабочка.

— Что такое колбасные обрезки? — спросил я.

Тан–Глостер поднял бровь:

— Как?

— Колбасные обрезки.

— Идиома, — сказал он, подумав. — Устойчивое сочетание… Это тина–Делла брякнула, да?

Я смутился, подумав, что могу подвести мою ученицу излишней откровенностью с ее отчимом.

— Не беспокойтесь, — тан–Глостер хмыкнул. — Это просто забавный, совершенно невинный образ… И с чего вы взяли, что Делла не доверяет мне?

Иногда общение с ним было сущей мукой.

— Что вы, я только…

— Вы нервничаете. Не надо. Учите ее пользоваться функциями этюдника. И учитесь смотреть на мир… если сумеете.

* * *

— Вы разрешите мне взять это… рассмотреть повнимательнее?

На этот раз она использовала печать с дополнительным напылением — листы были тяжелые, будто слюдяные.

Она пропела — тонко, и, как мне показалось, насмешливо. Прижала язык к верхним зубам, будто собираясь что–то выговорить; передумала. Просто кивнула.

Поднявшись к себе, я взял плед и устроился с комфортом; прежде в моей комнате можно было жить только в постели, укрывшись с головой и на полную мощность включив одеяло. Теперь, когда в доме стало теплее, я обнаружил, что в моем распоряжении есть и стол, и кресло–качалка, и лампа–поплавок. Итак, я сел, повесив лампу над левым плечом, укрыл колени пледом и взялся рассматривать последние работы тина–Деллы.

Какой солнечный, какой теплый и светлый день. Какая безмятежная гладь воды; ручей…

Я прикрыл глаза. Солнце дробилось на поверхности воды. Блики прыгали по всей моей темной комнате. В отдалении пели птицы…

Робот–техник в который раз обнаружил неисправный фильтр и заверещал. Нелли так и не исполнило своего обещания и не отключило роботу аудиосигнал.

Я взял следующий рисунок. Иная техника — никаких деталей, смелая игра со светом и тенью, нарочито крупные мазки. По всей видимости, это то самое ущелье, на дне которого находится Медная Аллея. Синеватые тени в изумрудной траве… Два ряда молодых деревьев молодых деревьев — кажется, дубы… Или буки?

…Я заснул, уткнувшись лицом в тина–Деллины распечатки. Под пение воображаемых птиц.

* * *

— Нелли?

Служебное устройство повернуло голову.

Был поздний вечер. Нелли сидело в кухне за монитором; на экране сменяли друг друга настроечные таблицы.

— Что ты делаешь?

— Прохожу тест, — тускло отозвалось Нелли. — Профилактика мозговых расстройств.

— Скажи, пожалуйста… У тина–Деллы были учителя, кроме меня?

— Были, тан–Лоуренс.

Нелли замолчало.

— Ну?

— К сожалению, во время прохождения теста у меня сужено вербальное поле.

— Чему они учили тина–Деллу?

— Один — резьбе по камню. Одна — гимнастике.

— Почему они уехали?

— Они умерли, — сказало Нелли. — Простите, я должно продолжать. Мой день закончен. Тест.

* * *

— …Тан–Вуд, обучавший Деллу резьбе по камню, трагически погиб, сорвавшись со скалы. Но это случилось уже после того, как он принял решение прекратить занятия — ему показалось, что Делла уже приобрела все необходимые навыки и должна совершенствоваться самостоятельно… Тана–Джеми, преподавательница гимнастики, отправилась на долгую прогулку, не проверив на герметичность старый изношенный скафандр…

— …И это случилось после того, как она решила прекратить занятия с Деллой?!

— Дорогой тан–Лоуренс, — хозяин Медной Аллеи потянулся в кресле, как кот, — вашей жизни не угрожает ровно ничего… Если вы не будете пренебрегать простейшими правилами безопасности.

Робот–техник пробежался по потолку, повис вниз головой, демонстрируя тан–Глостеру мохнатое брюшко с мигающим красным символом: несбалансированный состав воздуха в помещении. Тан–Глостер потянулся за пультом:

— В самом деле душно, вы не находите?

— Почему он сам не даст команду на обновление?

— Все энергоемкие операции требуют подтверждения — моего или Нелли… Тан–Лоуренс, вы в самом деле думаете, что кто–то из нас — я или Делла — убили двух человек, ее учителей?

Я отвел глаза:

— Этюдник с обучающими функциями способен дать Делле никак не меньше, чем живой преподаватель…

— Я приглашаю к девочке учителей, — медленно сказал тан–Глостер, — потому что хочу, чтобы она научилась жить в человеческом обществе. Хочу, чтобы она обрела подругу, друга… Или влюбилась наконец. Это странно?

Он набрал комбинацию на пульте; из темноты потянуло сырым сквозняком.

— Простите меня, тан–Глостер, — тихо сказал я. — Не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, как… при каких обстоятельствах погибла мать тина–Деллы?

* * *

Постоялка сидела на камне. Издали ее можно было принять за еще один камень, поменьше.

Постоялка сидела, подняв к зеленоватому небу все свои антеннки–волоски.

Поднималось солнце. По небу растекались белесые полосы местного рассвета; когда на серо–бежевую, испещренную следами почву упала бледная постоялкина тень, она запела.

Вернее, не так. Она заговорила. Может быть, в частотной речи был какой–то аналог стихам.

Я стоял в сотне шагов, не прячась. Возможно, постоялка в самом деле меня не видела. Не знаю, как у постояльцев со зрением; ветра в то утро почти не было, и внешние микрофоны моего скафандра позволяли мне слышать каждый звук. Каждый отзвук.

Господи! В какой тесной скорлупе я живу — оболваненный моими скудными пятью чувствами, гордый своим темным разумом, своей беспомощной интуицией!

Как я хочу понять то, о чем она пытается мне сказать. Как я хочу заглянуть за краешек моего близкого горизонта. Кажется — только немного вслушаться. Только чуть–чуть подтянуться, и прошьешь пелену своей ограниченности, как челнок прошивает толстый слой облаков…

Постоялка замолчала.

Мне сделалось страшно.

* * *

— Тина–Делла, — сказал я, возвращая ей рисунки. — Мне очень важно знать… где вы видели раньше то, что вы рисуете?

Она пожала плечами, как бы говоря: понятия не имею.

— Тина–Делла… а у вас никогда так не бывало: слушаешь вашу… няню, и хочется… куда–то идти, что–то… искать, что ли… с вами это не случалось?

Делла попыталась что–то сказать. Щелкнула пальцами. Пропела несколько нот; уставилась на меня, ожидая, что я пойму. Наконец, в легком раздражении написала от руки в углу картины: «Просто. Внутренний слой. Информация. Связи. Просто».