Пассажир из Франкфурта

– Так что же все-таки произошло? Я подумал, не сгустили ли они краски в своей статье?

– Я полагаю, они просто выжали из этого случая все, что можно. Ты же знаешь эти поездки, тоска смертная. В Женеве был туман, пришлось изменить маршрут, и мы два часа проторчали во Франкфурте.

– Там это и случилось?

– Да. В этих аэропортах можно помереть со скуки: самолеты то прилетают, то улетают, радио орет не переставая: рейс триста второй на Гонконг, рейс сто девятый на Ирландию, и то и се, люди приходят, люди уходят. А ты все сидишь и зеваешь.

– Так что же все-таки произошло? – не унимался Четвинд.

– А то, что у меня на столике стоял стакан с пивом «Пилзнер», и я подумал, что надо бы что-нибудь купить почитать, поскольку все, что у меня при себе было, я уже прочел, поэтому я пошел к киоску и купил какую-то паршивую книжонку, не помню какую, кажется, детектив, и еще купил мягкую игрушку для племянницы. Потом я вернулся на прежнее место, допил пиво, открыл книгу и заснул.

– Да, понятно. Ты заснул.

– Что ж, это вполне естественно, не так ли? Я думаю, мой рейс объявили, но я этого не слышал и, как выяснилось, по самым понятным причинам. Да, я способен заснуть в аэропорту в любое время и тем не менее способен услышать объявление, которое меня касается. На этот раз я его не услышал. Когда я проснулся или пришел в себя, это уж как будет тебе угодно толковать, мной уже занимались врачи. По-видимому, кто-то бросил в мой стакан таблетку снотворного или что-то в этом роде, когда я ненадолго отлучился к киоску.

– Не правда ли, довольно незаурядное происшествие?

– Да, со мной такого еще не случалось, – согласился Стэффорд Най, – и, надеюсь, больше не случится. Главное, при этом чувствуешь себя полным идиотом, не говоря уже о похмелье. Там был врач и какая-то девица, медсестра, что ли. Во всяком случае, на здоровье это не отразилось. Украли мой бумажник с неким количеством денег да паспорт. Конечно, все это было неприятно. К счастью, наличных было немного, а туристские чеки я держал во внутреннем кармане. Когда теряешь паспорт, неизбежно возникает волокита, но у меня были с собой письма и все такое, так что мою личность установили без труда. Все утряслось довольно быстро, и я попал на свой рейс.

– И все-таки это очень неприятно, – неодобрительно заметил Четвинд, – я имею в виду, для человека в твоем положении.

– Да, – согласился Стэффорд Най. – Это выставляет меня не в лучшем свете, так ведь? То есть я выгляжу не столь блестяще, как предполагает мое… э… положение. – Эта мысль, казалось, его позабавила.

– Ты не выяснял, такое часто происходит?

– Не думаю, что это в порядке вещей, хотя может быть и так. Я полагаю, какой-нибудь любитель украсть все, что плохо лежит, мог заметить спящего и залезть к нему в карман, а если он профессионал в своем деле, то и завладеть кошельком или бумажником, смотря как повезет.

– Потерять паспорт довольно неприятно.

– Да уж. Теперь мне предстоит хлопотать о получении другого и, наверное, придется представлять кучу объяснений. Короче говоря, все это ужасная нелепость. И кроме всего прочего, Четвинд, это ведь выставляет меня в весьма невыгодном свете.

– Ну что ты, ты ведь не виноват, дружище, ты не виноват. Такое могло случиться с кем угодно.

– Очень мило с твоей стороны, – согласно улыбаясь, произнес Стэффорд Най. – Хороший урок я получил, правда?

– Ты ведь не думаешь, что кто-то хотел заполучить именно твой паспорт?

– Вряд ли, – ответил Стэффорд Най. – Кому бы мог понадобиться мой паспорт? Разве что кто-то хотел меня разыграть, но это маловероятно. Или же кому-то понравилась моя фотография в паспорте, а это еще менее вероятно.

– Ты никакого знакомого не встретил там… где, говоришь, был, во Франкфурте?

– Нет, нет, совершенно никого.

– И ни с кем не разговаривал?

– Да нет, вроде бы ни с кем, разве что сказал пару слов славной толстушке, которая пыталась развеселить своего малыша. По-моему, они были из Вигана и летели в Австралию. А больше я никого не помню.

– Ты уверен?

– Еще какая-то женщина спрашивала, что ей нужно делать, чтобы изучать археологию в Египте. Я сказал, что ничего об этом не знаю, и посоветовал обратиться в Британский музей. А еще я перемолвился парой слов с мужчиной, по-моему противником вивисекции: он очень горячо об этом говорил.

– Всегда кажется, – заметил Четвинд, – что за такими делами должно что-то скрываться.

– За какими делами?

– Ну, за такими, как то, что произошло с тобой.

– Не вижу, что могло бы за этим скрываться, – возразил сэр Стэффорд. – Газетчики, надо полагать, могли бы состряпать какую-нибудь историю, они на это мастера. И все же история глупейшая. Ради бога, давай оставим это. Наверное, теперь, когда об этом написали в газетах, мои друзья начнут приставать ко мне с расспросами. Ты лучше скажи, как поживает старина Лейланд? Чем он сейчас занимается? До меня доходили какие-то слухи о нем. Лейланд всегда слишком много болтает.

Минут десять мужчины дружески беседовали о делах, затем сэр Стэффорд поднялся.

– У меня много дел сегодня, – объяснил он, – нужно купить подарки родственникам. Беда в том, что, если едешь в Малайзию, все родственники ждут от тебя экзотических сувениров. Пойду-ка я в «Либерти», у них там неплохой набор восточных товаров.

Он бодро вышел, кивнув в коридоре на ходу двоим знакомым. После его ухода Четвинд позвонил по телефону секретарше:

– Попросите ко мне полковника Манроу.

Полковник Манроу вошел, а с ним высокий мужчина средних лет.

– Вы знакомы с Хоршемом? Он из службы безопасности.

– По-моему, мы встречались, – ответил Четвинд.

– Най только что от вас вышел, не так ли? – спросил полковник Манроу. – Есть что-нибудь в его рассказе про Франкфурт? Я имею в виду, что-нибудь, достойное внимания?

– Мне кажется, нет, – сказал Четвинд. – Он немного расстроен: думает, что выставил себя дураком, и, конечно же, так оно и есть.

Человек по фамилии Хоршем кивнул:

– Он так это воспринимает?

– Ну, он пытается представить эту историю в пристойном свете, – произнес Четвинд.

– И все-таки на самом деле он ведь вовсе не дурак, не так ли?

Четвинд пожал плечами:

– Всякое бывает.

– Я знаю, – сказал полковник Манроу, – да, да, я знаю. И тем не менее, видите ли, мне всегда казалось, что Най несколько непредсказуем. Что в некотором роде, так сказать, его суждения здравыми не назовешь.

Человек по фамилии Хоршем возразил:

– Против него ничего нет. Насколько нам известно, совсем ничего.

– Да нет, я и не хочу сказать, что что-то есть, я совсем не это имел в виду, – заторопился Четвинд. – Просто… как бы это выразиться… Он не всегда серьезно относится к жизни.

У мистера Хоршема были усы; он считал полезным иметь усы. Они помогали скрыть улыбку, когда не удавалось ее сдержать.

– Он не глупец, – сказал Манроу. – Знаете ли, мозги у него на месте. Вы не думаете, что… то есть вам не кажется, что за всем этим кроется что-то подозрительное?