Пастухи призраков

– Уедем?! – вмешалась Нюся. – Здорово! А куда?

Лена поцеловала тёплый пробор.

– Ты вроде хотела жить в домике у моря…

***

Надвигавшийся вечер окрасил небо в нежнейшие оттенки бекона. С зеленью – это если краем глаза гору захватить. Зелень после лета была даже не второй, но третьей свежести. Так думал голодный Рома, пока ведомая нетвёрдыми Викиными руками машина трюхала по сельской дороге, на редкость похоже пародируя шипение и скрежет зубовный. В переднее стекло прилетел камушек. Вика отёрла лоб.

– Всё-таки удивительно, как тебе дали права, – не выдержал Рома.

– Ага, дали, после чего мы сразу уехали во всякие Индии, и я за два года за руль ни разу не села! А на мотоцикл я прав получать не собираюсь, если на меня упадёт двести килограмм, я, наверно, не переживу, – глянув в зеркало заднего вида, Вика улыбнулась (нежно): Рома загорел до черноты, здорово похудел и больше не напоминал нечто, завалявшееся под кроватью.

– В Кито попрактикуешься.

– Попробую, – наморщила нос Вика. – Что он там бормочет?

Заменявший радио старик-португалец усилил громкость.

– Благодарит, что подбросили, – перевёл Рома. Машина остановилась, но общительный дед продолжал сыпать шипящими португальскими фразами. – Интересуется, не в гости ли мы к русским, работающим у чокнутого Дуарти. Хм. Ленин хозяин непопулярен у соседей. Мягко говоря.

– Его пёсики вроде кого-то покусали, – отозвалась Вика задумчиво. – Если честно, я побаиваюсь собак. Непроработанная детская фобия.

Высадив старика, жучок пополз вперёд, то замедляя скорость, то с рёвом устремляясь вперёд.

***

Перед ржавым гибридом калитки и крайне позвоночного доисторического животного стоял мальчик в шортах и майке настолько линялых, что тщедушная фигурка сливалась с выгоревшей травой. Лена и прежде смахивала на подростка, но сзади. Теперь лицо тоже выглядело почти детским: чудесным образом исчезли морщинки, испарились синюшные мешки под глазами.

– Здорово выглядишь, – сказала Вика, высунувшись из машины. Честность заставила ей добавить про себя: «В некотором роде».

Рома фыркнул:

– Тётя Лена, тебе выпивку с сигаретами продают, или взрослых дядей просишь?

– Сама справляюсь, – усмехнулась Лена.

Трое переглянулись и прыснули.

– Пусти порулить, – велела Лена Вике. – Дорога паршивая.

– Ты водишь машину?! Ты? – ахнул Рома.

– Прикинь.

Шустро перевалив несколько порыжевших холмов с рыжими коровами, миновав оливковую рощу, жучок замер перед двухэтажным домом: черепичная крыша, стены, сложенные из каменюк всевозможных размеров и форм, рассохшиеся балки веранды, заросшие диким виноградом и фиолетовыми цветочками. Крошечные окошки обрамляли чернёные временем ставни.

– Прелесть какая! – всплеснула руками Вики (клацнули заточенные ногти). – Ему ведь лет двести, не меньше?

Лена пожала плечами.

– Семья Габриэля… в смысле, синьора Дуарти, жила здесь до того, как перебралась в Америку. Оливки выращивали, и сад был неплохой, но сейчас всё заросло. Игорёчек не напрягается, а Габриэлю пофиг. Вон те развалины – конюшни и ещё что-то хозяйственное, мы туда не ходим, можно ноги переломать. Когда у Габриэля начались заморочки с поиском корней, он выкупил ферму, построил дом – выше на холме здоровенный сундук видите? Старый дом Габриэль отреставрировал и планировал как гостевой, поэтому он пустовал, пока мы с Нюской ни приехали.

С крыльца вихрем слетела Нюся, мотая свежеотрощенными косичками.

– Дядя Рома!

– Невероятно вымахала, – удивлялся Рома. – Да погоди, не крутись…

– Ребёнок будет трёхметровым и поселится на крыше, потому что никуда больше не влезет, – басом произнесла Нюся, явно кого-то передразнивая. – Я стану работать Карлсоном! Дядя Рома, я скоро в школу пойду, мама меня записала. Я умею читать по-русски и немного по-португальски. Хочешь послушать?

На террасе материализовалась рыжая зверюга ростом с человека в шкуре, достаточной для нескольких человек среднего размера. Язык нежным лепестком свисал из пасти, подходящей по объёму, чтобы откусывать головы телятам. Несмотря на почти добродушное выражение морды, в позе собаки ощущалось напряжение.

– Крупный такой, откормленный, – почтительно заметил Рома.

– Это Аранда, – затараторила Нюся, – она старшая девочка, Габриэль её ещё до нас купил, и Милано тоже…

Из-за Лениного, несомненно, представлявшего антикварную ценность, джипа, выглянула, потягиваясь, собачка, по сравнению с которой первая казалась деликатной ланью. Нюся зарылась в складки шкуры (цвета плюшевого мишки из дорогого магазина).

– Милано не агрессивный, – она чмокнула похожий на мокрый кошелёк нос. – А вон Тина, и там ещё Луна и…

– Сколько их? – слабо спросила Вика.

– Четверо, – ответила Лена.

Она не повернула головы, казалось, нарочно игнорируя гигантов, и всё-таки собаки исчезли из поля зрения. Между ними и Леной чувствовалась беспроводная связь. «Самое подходящее выражение», – поздравил себя Рома.

Фанта обнюхала его как давно знакомый незначительный объект, ткнулась мордой в дрогнувшую Викину руку (прощай, крекер) и плюхнулась в ноги Лене, вдруг нарочито громко перешедшей на португальский.

– Пять собак в доме вполне достаточно, особенно хозяину, не знающему, что собакам нельзя давать соус чили, – шепнул Рома Вике на ухо.

Мимо размашисто прошагал мужчина, идеально соответствующий представлению людей о гоблинах. Зелёным он не был, но его татуировки не стоило рассматривать за обедом, а в носу болталось увесистое кольцо. Впечатление портили клетчатые трусы до колен и вьетнамские плетёные тапочки. Буркнув исполненное неприязни английское приветствие, гоблин скрылся в кустах, сверкнув черепом. Собаки потянулись следом (Рома не сомневался, что согласно Лениному распоряжению).

– Зайчик, правда? – ухмыльнулась Лена. – Синьор Дуарти. На самом деле гораздо длиннее, никак не могу запомнить.

– Габриэл Энрике ди Фигейреду Дуартите, – отрапортовала Нюся. – Дядя Рома, ты мороженое привёз? Габриэль ночью съел, обещал утром поехать, но спал и не поехал.

Рома хлопнул по боку рюкзака.

– Может, ещё не растаяло.

– Он всегда такой обаяшка? – поинтересовалась Вика сочувственно.

– Территориальное поведение, – тоном диктора от зоологии объяснила Лена. – Ярко выраженное. Считает, что дома имеет право быть самим собой, то есть злобным гадом, ненавидящим представителей собственного вида.