Пастырь Добрый

— Батюшка дорогой, племянник–то мой пошел под машину ложиться!

— Ну, Федора, ничего не сделает он, только попугает. Как зовут–то его?

Он же мне шлет письмо из деревни: «Пришли, крестная, денег, хочу жениться». А я себе в уме думаю: «Пусть заработает, а потом женится».

Прихожу к Батюшке, а он все–то эти мысли мои, что на уме–то держала, и сказывает:

— Ты, говорит, — напиши ему: пусть заработает и женится. Померла моя сноха. Осталось у нее мое добришко. Поехала я за ним в деревню, а племянник и до сундука меня не допустил. Поскандалили мы с ним, поскандалили, так и уехала я ни с чем.

Год прошел после этого, я и спрашиваю у Батюшки:

— В отпуск еду. Как благословите — в деревню?

— Что ты, Федора, опять скандалить поедешь?

А ведь я ему об этом самом ни одного словечка не сказала, — сам все мои поступки признал.

Родила у меня племянница сына, а замуж–то ее не взяли. Я Батюшке и сказываю:

— Батюшка дорогой, вот какой случай с племянницей–то! А я, мол, ей советую: «Отдай ребенка–то ему, коль он тебя не берет!»

Засмеялся Батюшка:

— Тетка ты, тетка, а совет твой не теткин. Авось она не кошка, а мать ребенку. А лучше поезжай, да уговори его.

А то вот тоже приехала ко мне племянница из деревни и говорит: «Тетя, мы хотим уезжать от голоду. Отец–то, говорит, наперед поехал поразыскать, где жить».

А я ей: «Пойдем–ка я тебя к Батюшке сведу».

— Куда вы поедете? Там уже полуголод, а потом и вовсе будет голод. Кто от голода уезжает, тот голодом и помирает, кто от мора уезжает, тот мором помирает. Не троньтесь с места.

И действительно верно было слово Батюшки дорогого: кто от нас уехал, тот и помер.

Скажу это я ему бывало просто, а в голову не вбираю, что мудро ответит.

Пение–то — оно дело великое, а человек–то я маленький, малограмотный. Опытом дошла, что в церкви–то петь научилась. Думаю себе: «Что хорошо спою, то от Господа, то сеется, а что плохо — то наше». Верно так Господь вразумляет, гордиться–то и не приходится и о себе понимать.

— Батюшка дорогой, петь хочу.

— Пой, пой, Федора, — ты этим утешаешься.

Выходит Батюшка как–то на амвон и горько–горько плачет, а за ним моя церковь.

— Родители, родители, к чему вы детей своих подготовили? Как с вас Господь спросит. Не то — как вы родили, а как воспитали и к чему приготовили. Горе вам!

Навзрыд плачет Батюшка, — плачем и мы за ним.

Когда, бывало, я помыслю: «Ну — как Батюшка помрет?»… — зайдется мое сердце, а слезы так и льются… Думаю: «Как же я буду без Батюшки жить?» Померла у меня мать, померли братья, а никто не был мне так жалок, как Батюшка дорогой.

В тот самый день, когда пришлось узнать о Батюшкиной смерти, сильно мне недужилось, и ко всенощной не собиралась идти, — и вдруг что–то тяжко помыслила. Скорехонько собралась и поехала. Вхожу в церковь, службы еще нет, — а сестрица мне навстречу: «Входи–входи, Батюшка–то помер!» Так бы, кажется, в голос и крикнула. А мне говорят: «Ишь ты какая, мы бы все так стали кричать, да нешто так можно?» Отстояла всенощную, пришла домой, тут я и наплакалась вволю. Легла спать, — ночи–то крепко сплю, а тут что–то нет, не спится. Проснулась, вспомню, какое такое горе у меня — Батюшка помер. Слезы так градом и льются, а на сердце радостно. И что такое? Помер Батюшка, а мне вот, что хочешь, радостно и все… И легко я дошла из дому в тот день, когда Батюшку привозили: словно его как живого к нам везли.

Снится мне сон: лежит Батюшка, покровом покрытый. А я сняла с него воздух, смотрю, а лицо–то у него хорошее, светлое. Встает Батюшка, а я ему и говорю:

— Как жить тяжко без тебя… А он мне в ответ:

— Я вам много раз говорил: не начинай жить сверху, а начни снизу и дойдешь до верху.

— Батюшка дорогой, в церковь мало хожу я.

— Ну, что делать? Больше воздерживайся, терпи.

Царствие Небесное Батюшке дорогому. Собраны мы им не ради почестей, не ради славы, а ради Господа.

Публикуются по машинописи из архива Е. В. Апушкиной.

Рассказы отца Алексия из своего жизненного опыта

Мне приходилось иногда сопровождать отца Алексия в то или иное общество. Везде, где бы он ни находился, он всегда был неутомимым собеседником.

Рассказы его были не на отвлеченные темы, а из его богатого жизненного опыта. Он рассказывал постоянно случаи из своей жизненной практики. Я не помню даже, чтобы он ссылался на святоотеческие источники, приводил отрывки, хотя, без всякого сомнения, творения и жития святых он знал очень хорошо. Многие рассказы его, к сожалению, безследно исчезли из моей памяти, но хочется восстановить то немногое, что сохранилось.

В 1923 году из заграницы (из Риги), по благословению отца Алексия, приехала к нам в дом моя невеста. Переговорив с родителями, мы решили на мои именины 19 февраля ст. ст., или 6 марта нов. ст. позвать в гости отца Алексия. Это было во вторник третьей седмицы Великого поста. Зная, что о. Алексий постоянно занят приемом у себя на дому сотен посетителей, я не очень надеялся, вернее очень мало надеялся на успех своего дела. Однако, к моему большому счастью, отец Алексий согласился. Мы посадили его за стол. Был, разумеется, пирог, консервы–шпроты и еще что–то. Мама говорит: «Кушайте, Батюшка, здесь все «постное»».

О. Алексий едва прикладывается к чаю, немного ковыряет вилкой в поставленной перед ним тарелочке, отвечает, — хорошо, хорошо, а сам без умолку рассказывает.

Что именно он рассказал в этот раз, а что в другие разы при других случаях, когда я сам был свидетелем его бесед, точно не помню, но это, по–видимому, и не так важно.

Отцу Алексию, как он рассказывал, приходилось бывать у высокопоставленных лиц — князей, княгинь, приходилось бывать очень много и среди простого народа. Одно время его пастырская деятельность протекала среди самых низов общества. Он работал среди обитателей знаменитого «Хитрова рынка», так хорошо известного всем старым москвичам. Рассказывал он также и о распущенной молодежи, сорганизовавшейся в общество под названием «Огарки».

Во время голода 20–х годов ему пришлось посетить одну больную женщину. Она, кроме всех своих других болезней, страдала также и катаром желудка. Очень убогая комната. Сыро. Холодно. Еду ее составляла мороженная картошка. Сама женщина испытывала удивительное спокойствие духа и мир. Она поправлялась: «Я чувствую благодать Господню». «Вот так благодать Божия посещает в скорбях».

Другой пример. Был человек, занимавший высокое положение в обществе, всего у него было вдоволь, была большая квартира. Каждый сын дочь занимали по отдельной комнате. Отношения с отцом были у всех очень напряженные. Когда обедали, каждый старался смотреть только в свою тарелку и боялся проронить какое–либо слово. Лишь только обед кончился, каждый спешил укрыться в свою «берлогу». Так росла семья без внутреннего между собою взаимопонимания.