Пастырь Добрый
Шрифт:
Батюшка рассказывал, что, будучи у одной дамы, он расспрашивал ее, как она с мужем проводит время. «Да, вот, Батюшка, целыми днями заняты: то у знакомых, то в опере, то на журфиксах, — дня свободного нет». — «Ну а с детьми–то вы когда–нибудь занимаетесь?» — «Очень редко, Батюшка! Но вы не думайте: они у меня не как–нибудь воспитываются: у Сережи — бонна, у Шуры — гувернантка, у Бори — гувернер». Легко представить себе результаты такого воспитания. Но хорошо, здесь хоть каким ни есть воспитателям поручили ребенка, а приходится чаще наблюдать, что дети растут без всякого воспитания, на дворе или на бульваре.
Многочисленными примерами из жизни и личной практики — склонял Батюшка слушателей к своим взглядам. Воспитание, по его мнению, должно быть христианским, с одной стороны, и церковным, с другой стороны. Мало внушить ребенку идеи Бога, безсмертия, возгреть в нем чувство долга, чувство любви к Богу и людям. Все это очень трудно достигается без параллельно идущего воспитания церковного. Богослужение, оставляя глубокие следы на впечатлительной душе ребенка, придает отвлеченным богословским истинам окраску реальную, жизненную, делает их более близкими и понятными. Воспитанный таким образом ребенок, знакомый
В чем неудачность и кратковременность современных браков? Батюшка утверждал, что в том, что, ища брачного сближения, люди думают только о себе, о своем личном счастье. Мужчина видит в жене только женщину, доставляющую ему чувственные наслаждения, и весьма часто закрывает глаза на нее, как на человека, друга, мать. Женщина также выходит замуж только по слепой страсти, которая весьма скоро угасает, или же по расчету. Этот эгоизм, проникший во все слои нашего общества, и служит причиной столь частых семейных драм и разводов. «Молодой человек, — говорит Батюшка, — который хочет жениться, должен понимать, что брак есть крест, что ему вручается слабый сосуд — жена, которую он должен беречь и хранить для своего потомства». Цель брака — прежде всего в рождении и воспитании детей. Для несения креста брачного муж и жена должны отбросить свои эгоистические счеты и жить во имя и для своих детей. Любовь их между собой не должна ограничиваться чувствованными функциями, — она должна простираться и прежде всего охватывать духовную жизнь супругов. Муж должен видеть в жене лучшего друга, помощника, спутника жизни. Жена, со своей стороны, должна не только «бояться своего мужа», но и любить его, со всеми его недостатками, заботясь о его душе и спасении прежде всего.
В то время как жизнь супругов безбожных проходит в заботах о материальном благополучии и этим ограничивается по большей части, жизнь христианских супругов состоит во взаимном несении общего для всех христиан жизненного креста (а вдвоем всегда легче!) и совместном шествии к Господу. Поелику супруги проникнутся такой мыслью, брак их будет воистину благословенным и неразрушимым вовеки.
Обращаясь особенно к женщинам, Батюшка часто указывал, что жена в брачном союзе играет всегда большую роль, нежели муж. Не говоря уже о том, что она родит и воспитывает детей их, в то время как муж работает для их прокормления, она вносит атмосферу ласки и любви в самую личную жизнь мужа и зачастую оказывает благотворное действие в смысле искоренения его пороков. Батюшка приводил случаи из своей жизни и рассказывал, как один его товарищ по семинарии — еще на школьной скамье начал пить и вскоре сделался типичным алкоголиком. Пил он и будучи диаконом, и ничто не могло отучить его от этого порока. Ему посоветовали жениться, сосватали жену из духовного звания, заставили его в пьяном виде подписать брачный договор и обвенчали его с женщиной, которой раньше он и в глаза не видел. Казалось бы — что хорошего могло выйти из такого брака? Но оказалось — обратное. Прошло несколько лет, и бывший пьяница, теперь степенный и трезвый человек, является к Батюшке и сообщает, что давно уже бросил пить, и что в этом сыграла роль никто иная, как его добрая и любящая жена. На этом и на других примерах показывал Батюшка, какую великую силу представляет собой любовь и в семейной жизни, и как способна она покорить даже самые ожесточенные людские сердца.
Но не только о браке и воспитании детей говорил Батюшка. Множество всевозможных жизненных вопросов решалось на этих беседах, и интерес к этим вопросам особенно пробуждался при чтении Батюшкой дневников. Цель этого чтения, по учению Батюшки, состояла в том, чтобы развить нравственно слушателей, столкнуть их с действительной жизнью.
Дневники эти писались его духовными детьми для него специально и представляли собою как бы исповедь, изложение жизни тех, кто не имел возможности часто видеться с Батюшкой и рассказывать о себе. Интересуясь жизнью своих детей, Батюшка некоторым даже велел писать дневники периодически, чтобы следить по ним за развитием и уклонами любимой им души. Читал он эти дневники, конечно, не называя имени писавшего и выпуская интимные строчки. И чтение дневников, более чем какое–либо другое чтение, возбуждало интерес в слушателях, тем более, что там описывалась знакомая всем современная жизнь, затрагивались вопросы, известные каждой присутствующей личности. Таким образом работал Батюшка над нашим духовным ростом, и только непослушание ему и своевольная критика делали эту работу безплодною в сердцах непонимающих людей.
В домашней жизни своей Батюшка был крайне прост и скромен. В кабинете его, в комнатке: и груды раскрытых и нераскрытых книг, и письма, и множество просфорок на столе, и свернутая епитрахиль, и крест с Евангелием, и множество икон и образков, и общее хаотическое состояние комнат, — все это показывало, что Батюшка всегда занят, что ему все некогда, что его всегда ждет — и дома, и в церкви, и на улице — великая работа любви и самоотвержения. Часто бывало Батюшку зовут пить чай, обедать, а он сидит у себя в комнатке и, ничего не замечая, горячо убеждает кого–то. Когда домашние его, не вытерпев, стучат и входят в его комнату, говорят, что нельзя так относиться к своему здоровью, — Батюшка делает вид, что сердится (по–настоящему сердиться он не умел) и говорит: «Ну вот, опять вы за свое, разве я вас не знаю. Я же сказал, что занят — вот отпущу его и приду». А то, бывало, скажет мне: «А ну–ка,…, принеси мне стаканчик чайку…» И пьет на ходу, среди разговоров — чай, иногда и обедает также. Эта великая сутолока людей, эти безконечные очереди и целодневная работа Батюшки заставляли его попросту
игнорировать свое здоровье. Только настойчивые убеждения родных и близких «за послушание» заставляли его обращаться к докторам и пить лекарственные снадобья. Раз я, помню, провожал его к одному доктору, а он говорил мне: «Мне несколько лет назад доктора предсказали, что я умру, если буду переутомлять себя, а видишь вот — и до сих пор мы с тобой живем».Летом уезжал Батюшка обыкновенно в Верею, где одно время и я с ним жил. Время отдыха своего Батюшка проводил больше в духовном чтении, заставлял иногда ему читать «Жизнь пустынных отцов» [177] или «Авву Дорофея», при этом любил приостанавливать чтение и размышлять или подкреплять что–либо особенно интересное фактами из личной практики. А то, замечая во мне какой–нибудь тайный порок или смущение, выберет при чтении назидательное место и прочтет мне его. «Вот так–то и мы с тобой должны поступать», — скажет он, и чувствуешь, что он даже на отдыхе не перестает заботиться о своих детях и весьма мало времени уделяет себе.
177
Имеется в виду сочинение Руфина Турания (†410), пресвитера Аквилейского «Жизнь пустынных отцев», впервые изданное по–русски Свято–Троицкой Сергиевой Лаврой в 1898 г. Еще при жизни Афанасия Великогосовершил Руфин свою поездку в Египет, где встречался и беседовал с учениками преподобного Антония Великого. «Жизнь пустынных отцев» впоследствии почти целиком была включена в «Лавсаик».
Писем Батюшка писал много, приходило их к нему еще больше. Всякое письмо Батюшка успевал внимательно прочесть, иногда даже делал выписки в свою памятную книжку — и вскоре писал ответ. Вообще и в домашней жизни своей, и на отдыхе он не оставлял никогда забот о доверившихся ему душах, подтверждая этим собственные же свои слова: «Я вас всех здесь (в сердце) ношу!»
Что же еще остается сказать о дорогом Батюшке?
Сколько ни напиши страниц, сколько ни изведи бумаги, — жизнь Батюшки так многообразна и необъятна, что и в больших томах не охватишь ее целиком. Могу только пожелать всем, читающим эти записки, в которых сказано очень немного, проникнуться великим образом любвеобильного старца–Батюшки и напечатать в своих сердцах его единственный пламенный завет: «Люби!»
Дай Бог, чтобы этот скромный труд принес хоть небольшую пользу томящимся и отчаявшимся душам, особенно молодым, неопытным. Дай Бог, чтобы, вспоминая и знакомясь с нашим дорогим отцом, — они восприняли бы живительный дух его и восчувствовали бы (как и я — пусть даже поздно) — двигающую и спасающую силу Православия, для многих незаметную, многими непонимаемую; силу любви и свободы во Христе Иисусе, Ему же со Отцем и Святым Духом честь и слава во веки веков. Аминь.
Москва. В январе 1924 года. Диакон Владимир СЫСОЕВ [178]
178
Об авторе воспоминаний — диаконе Владимире Сысоеве — почти ничего не известно, за исключением того, что он сам сообщает о себе: познакомился он с о. Алексием вскоре после февральского переворота 1917 г., рукоположили его позднее, служил в храме Свт. Николая в Кленниках, вместе с духовным отцом отдыхал иногда летом в Верее. Воспоминания датированы автором январем 1924 г. Написаны в Москве.
Полностью публикуется впервые по машинописной копии из архива Е. В. Апушкиной, озаглавленной «Диакон В [ладимир] Сысоев. Воспоминания о дорогом Батюшке». Первая неполная публикация в кн.: Отец Алексей Мечев. С. 27—41, 306—313.
Баночка с вареньем
Пришел к Батюшке. А Батюшка куда–то вышел и оставил меня одного. В это время на окне у Батюшки стояла маленькая баночка с вареньем и на ней была приклеена записочка: «Дорогому Батюшке». Было это в самую голодовку. Вот увидел я эту баночку и подумал: «Однако попик–то хорошо живет, когда в такое голодное время варенье ест». И разом у меня все доверие к нему пропало и разговаривать уже не хотелось, — ну, значит, мол, такой же, как и все». Вот пока я раздумывал приходит Батюшка, посмотрел мне в глаза, улыбнулся и говорит: «Так, значит, этому старику не стоит доверяться, потому что он варенье ест». И так мне стало легко… Как будто он все мое недоверие к себе и сомнение взял и выбросил в окно.
Михаил АСИКРИТОВ [179]
У Патриарха
В день Ангела Святейшего Патриарха Тихона была я у обедни и подхожу ко кресту, а о. Сергий говорит мне: «Вам, Ирина, ехать поздравлять Святейшего. Батюшка болен, мне на работу и все разошлись — ехать Вам!» Я руками замахала, говорю: «Что вы, что вы, о. Сергий! Да я девчонка, боюсь, не поеду!» О. Сергий вынес большую просфору, дал мне и велел ехать к Патриарху, поздравить его от общины с днем Ангела. И вот я поехала. В подъезде меня встретил такой важный швейцар, что у меня душа в пятки ушла. Он спросил, зачем я приехала. «Поздравить Святейшего с днем Ангела от Маросейской общины». Он провел меня в зал и сказал, что Святейший сюда выйдет. Я прижалась к двери и ждала. Скоро в зал вошел Патриарх весь в белом, и такое у него было светлое в сиянии лицо, что я не могла оторвать от него глаз, а ноги мои окаменели, и вместо того, чтобы подойти к нему, поклониться земно и поздравить, я стояла, не двигаясь с места, и только смотрела на него. Тогда Святейший подошел ко мне, благословил, погладил по голове и спросил: «Ты откуда, детка?» — «От Батюшки», — ответила я и протянула просфору. «Ах, от Батюшки! — воскликнул Святейший. — Как же Батюшка, как Сережа, как все вы там поживаете?» — и с любовью большой слушал мои ответы на его вопросы. Наши дела были близки его сердцу. Ласково благословив, он отпустил меня, велев поблагодарить Батюшку и всю общину.
179
Печатается по машинописной копии из архива Е. В. Апушкиной. Об авторе — Асикритове — см. прим.