Пастыри. Черные бабочки

На гребне, во мраке, послышались крики. С воем несколько уже знакомых сыскарям тонких ракет прочертили дымные полосы и ударились в широкую темную грудь великана, но он не обратил на это никакого внимания.

– Наши противники уходят! – Торлецкий повернулся к остальным. – Они бегут, господа! Не кажется ли вам...

– Да, ясный пень, кажется! – рявкнул Громыко, вскакивая и рывком поднимая на ноги Митю. – Ноги надо делать! Быстро!!

– «В бегстве нет стыда. Стыд есть в трусости». Глава вторая, «Об укреплении духа и разума», – пробормотал непослушными губами мальчик, но его никто не услышал.

И они сделали ноги. Так сделали, что эти самые ноги едва не отвалились...

Трещали ветки, хлюпало и хрустело внизу, шумело и свистело вверху, ревело и трещало сбоку, а позади мерно и тупо вышагивал каменный гигант.

– Это сон! – на бегу заорал Илья. – Разбудите меня!

– А-ты ос-тан-вись! Ср-азу-пр-снешься! – зло хохотнула Яна.

– Да уж, господа, такого славного будильника я еще не встречал! – крикнул Торлецкий, таща за руку хватающего ртом холодный воздух Митю.

– Хорош базарить! – прорычал задыхающийся Громыко. – Кажись, оторвались мы. Что там впереди? Лес кончается?

– Там еще один овраг! – сообщил Илья, пробежав вперед. – Глубокий! Надо влево уходить.

– Нельзя нам влево, – четко и медленно произнесла вдруг Яна, доставая пистолет.

Все замерли и повернули головы. Неожиданно враз стих ветер. Меж белесых стволов четко угадывались пять невысоких фигур.

– Пипец! – прохрипел Громыко и закрыл собой Митю, одновременно вскидывая «макаров». Щелкнул взводимый курок графского «смит-и-вессона».

В наступившей тишине слышно было, как капает талая вода с веток. С легким шуршанием в овраге съехал пласт снега. Легонько, верхушками, зашумели березы.

И вновь стало тихо.

– Эй! – не выдержав напряженного молчания, отчаянно крикнул Илья. – Выходите, разговор есть!

Тишина.

– Мы вас не тронем! – отважно продолжил он переговоры. – Просто поговорим. Вы что, немые?

Тишина.

– Ну и чего теперь? – вполголоса обратился Илья к своим, не сводя глаз с застывшей среди голых кустов страшноватой пятерки.

Громыко, по-прежнему держа их на прицеле, левой рукой полез в правый внутренний карман куртки. Ему было неудобно, но тем не менее он все же умудрился вытащить оттуда небольшой листик бумаги.

– Сейчас проверим... Посвети! – прошипел майор Илье.

В дергающемся свете крохотного зажигалочного пламени Громыко, с трудом разбирая написанное, начал выкрикивать в темноту:

– Валеев Марат! Глазко Римма! Егоров Константин! Ефимцева Анна! Севостьянова Наталья! Черкасов Леонид! Хижняк Игорь!

– Ник-кузич, ты чего? – удивленно спросила Яна.

И тут раздался хруст веток.

Она вышла из темноты, как мотылек на пламя свечи. Дрожащий огонек зажигалки, которую Илья зачем-то все держал в вытянутой руке, скупо обозначил миловидное полудетское личико под круглой кожаной шапочкой, отразился в больших расширенных глазах, заплясал десятками бликов на кольчужных нашивках, металлических бляшках и тонком бронзовом стволе длинного ружья.

– А Ани... нет... – негромко произнесла девочка. Она говорила медленно, с трудом подбирая слова, как человек, давно забывший их звучание, – и Лени нет... тоже... Они умерли... Их... Аню много... лет назад... Леню... позже...

– Сорки задыбай, ботало! – раздался из темноты резкий мальчишеский голос, в котором слышались явно командирские нотки.

Девочка быстро обернулась, зло и тонко крикнула в ответ:

– Затынь! Затынь, тыро! Древно! Стало!!!

И добавила уже по-русски, тихонько:

– Я... я не могу... больше не могу!!!

И тут ее словно прорвало. Отбросив ружье в снег, девочка рухнула на колени и жутко, по-взрослому, разрыдалась, закрывая лицо руками...

* * *

Они рядком сидели на сыром стволе поваленного дерева, положив рядом свое чудное оружие, и говорили. Потрясенные сыскари молча слушали, пытаясь из мешанины знакомых и чужих слов понять, что им рассказывают эти странные и страшные дети.

История вырисовывалась жуткая, неправдоподобная, бредовая. И тем ужаснее звучали подробности, тем больше леденили душу откровения ребят.

Попав много лет назад в какой-то иной, невероятный и непонятный мир, они буквально сразу же оказались во власти настоящего беса во плоти.

– Троянда он... – с трудом подбирая забытые русские слова, наперебой вспоминали ребята. – Всех... потащил. Сразу – за Варяжень. Чикал. Торки ломил. Сильно... бил. Рвал. А потом...

А потом оказавшийся не то могучим колдуном со съехавшей крышей, не то маньяком, наделенным нечеловеческими способностями, Троянда начал обучать забитых и сломанных морально ребятишек убивать. Убивать профессионально, жестоко, беспрекословно, лишая жизни всех, на кого укажет.

У видавшего виды Громыко волосы шевелились на голове, когда та самая острозубенькая Наташа-Алиса, потряхивая густыми пшеничными волосами, вспоминала, как Троянда заставлял ее голыми руками душить месячных щенят, выбивая из девочки жалость к пушистым попискивающим живым комочкам.

– Я плакала. Он смеялся. Сидит и смотрит. Если я... не душу, то он... меня... а потом обольет, и кругом... ну, сначала все. И говорит: «Души!»

Троянда обучал и натаскивал ребят больше года. А потом... Потом началась нескончаемая война.

– Мы разбор чинили. Зирки рвали. Вожей тарили. Убивали то есть. Много. Градища агнили. Сжигали. Нас... нас все... живой морью звали. Смертью. Шапали: трояндичи рысут... придут то есть, – все, ложись и морай... ну, умирай. – Игорь Хижняк говорил тихо и глядел сквозь спутанные длинные волосы мимо слушавших его сыскарей.

Из рассказов ребят стало понятно, что каким-то неведомым способом Троянда умудрился навечно оставить их в том возрасте, в котором они попали в его мир. Попутно выяснилось, что время там текло куда быстрее, чем здесь, где с момента исчезновения семерых пионеров из лагеря «Юный геолог» прошло меньше двадцати лет.

О смерти Ани Ефимцевой и Лени Черкасова трояндичи рассказывать отказались. После того, как чары Троянды рухнули, ребятам и так было нелегко вспоминать то, что они пережили.

Первая вылазка в наш мир совершенно не тронула трояндичей. Омороченные своим жутким хозяином, они просто пришли, выполнили очередное задание и вернулись обратно.

– Это... это как за живенью... за водой сходить. Работа – и все, – объяснила Римма-Ния. – Мы не думали... Не могли думать... про другое...

Всего таких ходок было, как и предполагали сыскари, десять. Иногда группа шла через «лазило», как назвал Марат-Субудай окно между мирами, в полном составе. Иногда трояндичи пробирались по одному, встречаясь в условленном месте. В последние два раза, почуяв интерес «людин», они стали прикрывать, маскировать «лазило», собирая с помощью чародейства у трех берез то бардов-каэсэпэшников, то ролевиков.