Пастыри. Черные бабочки

Громыко неожиданно остановился, точно упершись в невидимую стену, а потом круто повернулся в сторону леса и ринулся туда, рукой показывая – за мной! Он что-то кричал, но ветер уносил слова.

Яна сразу последовала указанию майора, а Илья застрял в вязком снегу и опять приотстал. Но пока Привалов возился, выдирая ноги из сугробов, он ясно различил меж серых березовых стволов группку людей, стремительно уходящих от поезда в глубь леса...

...Сыскари воссоединились лишь на небольшой, освещенной тремя чадящими факелами полянке где-то километрах в двух от железной дороги.

– В душу, в бога, в мать-перемать! – Громыко выругался и зло сплюнул в снег. Яна подошла к лежащему вниз лицом обнаженному телу, с трудом перевернула его.

– Б-бу-тырин?

– Он, Янка. Отмучился, бедолага. Эх, не успели мы, – закурив, Громыко хмуро глянул на выбирающихся из ломких зарослей дикой малины графа и Митю.

Илья, сцепив зубы и стараясь протолкнуть вниз застрявший в горле комок, посмотрел на мертвого Бутырина – и поразился спокойной улыбке, застывшей на обезображенном кровавой буквицей лице бывшего школьного учителя.

– Что дальше? – сухо осведомился Торлецкий, укрывая еще не остывший труп обрывками тюремной робы, собранными Митей.

– Дальше? – Громыко отбросил недокуренную сигарету, выпрямился. – Сейчас сообщу Кокину, где тело Бутырина, потом отзову своих светлояровцев обратно – не хер им тут делать. А что, есть конкретные предложения?

– Есть, господа! – кивнул граф. – В тот момент, когда покойный господин Бутырин расстался с жизнью, уже известное нам окно, находящееся меж трех берез, вдруг резко увеличилось в размерах, и через него в наш мир вошло совершенно уникальное существо небывалой силы.

– Вот так, да? – неизвестно к кому обратился Громыко.

– Опять мы вроде кукол на сцене. – Илья выдернул из снега шипящий факел, осмотрел его – кол, пакля, проволока – и воткнул обратно.

– Ну и где это существо? Куда движется? Чего хочет? – майор перешагнул через мертвого Бутырина и замер перед графом.

– Я затрудняюсь ответить точно, но мне кажется, что люди, совершившие здесь э-э-э... ритуальное убийство, сейчас как раз движутся ему навстречу, – спокойно ответил Торлецкий.

– Так, может, нам тоже?.. – Илья махнул рукой куда-то в сторону далекой Москвы.

– Ну чего, сыскари, рискнем? – прохрипел Громыко и обвел всех тяжелым взглядом, – Януль, загадай число...

– Д-вяносто-д-вять! – быстрее обычного прострекотала девушка.

– Сто. Я выиграл! Ну, решено. – Громыко выдохнул и почти нормальным, человеческим голосом сказал: – Я знаю, что хуже нет ждать и догонять, но – постарайтесь, а?

Вскоре короткая цепочка из пяти человек неслась через темный февральский оттепельный лес по следам загадочных убийц, на встречу с неведомым. Над их головами шумели верхушки деревьев, под их ногами чавкал мокрый снег, за их спиной гасли на поляне догоревшие факелы, а что ждало их впереди – про это не знал никто...

* * *

Прошло около получаса сумасшедшего лесного кросса по пересеченной местности. Ночь давно перевалила за середину. Стало заметно холоднее, ветер усилился.

Трещали ветки, с хрустом ломался под ногами наст. Совершенно черное небо плакалось мелким и колючим снежком.

Призраками умерших деревьев серели во мгле стволы берез. Ветки все время лезли в глаза, цеплялись за одежду, мешали идти.

Неожиданно деревья расступились, вытолкнув уставших людей на небольшую полянку, словно бы вдавленную, вбитую в землю. Яна ойкнула – посредине из сугроба торчал грубый, сваренный из толстых труб могильный крест.

– Много в России мест. Что ни верста – то крест, – несколько переиначив Есенина, пробормотал Громыко.

Из-за снежной шапки, или еще по какой причине, но походил крест не столько на распятие, которое и создан был символизировать, а скорее на огородное пугало. Но от этого намогильный знак делался еще более жутким и страшным.

Илья зачем-то достал зажигалку, ломая наст, добрался до креста и осветил мятущимся на ветру пламенем небольшую табличку из нержавейки, прикрученную к трубе проволокой.

– «Поляков З. Б.», – громко прочитал Илья, – «родился в тысяча девятьсот...» Черт!

Огонек в его руке задергался и погас.

– Упокой, Господи, душу раба твоего! – негромко проговорил Торлецкий и перекрестился.

Всем стало неуютно.

– Раз могила, значит дорога рядом! – уверенно сказал недовольный Громыко и принялся яростно проламываться прочь с дурной полянки.

Майор не ошибся – спустя несколько минут они действительно вышли к раскисшему проселку, ведущему с севера на юг, как определил по компасу Торлецкий. Впереди, в темноте, угадывалась еще одна дорога, уходящая на запад.

– Да это ж Иванова росстань! – Громыко глухо выматерился. – Сучье вымя, мы кругаля дали! А убивцы-то наши – тю-тю... Ни хрена теперь не догоним!

– Тихо, господа! – неожиданно прошипел Торлецкий и широко повел рукой: – Я что-то чувствую... Там! Снова там, у трех берез, где было окно...

На этот раз бежать пришлось совсем недолго. Сыскари краем леса проскочили бывший лагерь ролевиков и уже готовились нырнуть в березняк, как впереди раздался громкий треск ломающихся деревьев и крики.

– Всем стоять! – растопырив руки, крикнул Громыко. – Митька, бинокль!

– Не надо, Николай Кузьмич, – тихо сказал подошедший граф, – Я и так могу сказать, что там происходит. То существо, что вошло в наш мир благодаря некоему кровавому ритуалу, только что попыталось уничтожить тех, кто этот ритуал совершил. Вполне обычное дело, отнюдь не одна только революция пожирает своих детей, другие монстры этим тоже грешат. И вот что: если наши неуловимые убийцы сумеют вырваться из смертельных объятий своего патрона, то останутся без покровителя...

– Вон они! – срывающимся голосом крикнул Митя, указывая пальцем на дорогу.

Пять невысоких темных фигур покинули березняк и, быстро перебежав проселок, канули в темной лесной щетине.

– Падающего – подтолкни! – азартно прорычал Громыко. – За ними!

И сыскари рванули через дорогу, стараясь срезать угол и успеть опередить беглецов.

А в березняке за их спиной по-прежнему трещали сучья и даже падали стволы. Но никто до поры не обратил на это внимания...

* * *