Пастыри
Шрифт:
— Ты что, совсем ко мне переменилась? Ты передумала?
— Нет. Но ты человек семейный, Франк, — сказала она. — И не про тебя это — все бросить. Как только бы мы с тобой съехались, ты бы перво-наперво стал устраивать тайные свидания с семьей и у нас пошли бы дикие ссоры. Мы вообще друг другу не подходим.
Он был пристально занят носком своего ботинка.
— Ты только перебори себя, Франк, — сказала она. — И все обойдется.
Иногда мы будем друг по другу скучать. Вполне возможно. Я тоже буду по тебе скучать, Франк.
Она взъерошила
— Милый ты, славный ты мальчик, — сказала она.
Она встала и потрепала его по щеке. Он поднял на нее глаза.
— Я сейчас вернусь, Франк.
Она приняла ванну, переоделась и снова к нему вышла. Он держал руку на щеке. С чего это он?
— Покатаемся, Франк? — сказала она. — Погода такая хорошая.
Поехали в ее машине.
— Очень удобные эти пикапы, — сказала она и улыбнулась ему. Они отправились к берегу и пошли каменистой тропой, зажатой между водой и кверху взбегавшим лесом.
— Все кончилось, Маргарита? — спросил он, держась за ее руку.
— Да, Франк, кончилось, в том смысле, как ты это понимаешь, — сказала она.
Они смотрели на восходящий месяц. Они слушали сов. Они вернулись к машине и углубились в лес. Маргарита опустила спинку его сиденья, и он опрокинулся навзничь.
— Ну вот, — засмеялась она. — Видишь, сколько тут места? — Она затормозила.
Напоследок надо быть с ним внимательной и нежной.
И не думать о том, как бы потрафить Розе.
Лицо у Франка стало совсем белое и опрокинутое, когда она распрощалась с ним на тротуаре и пошла к своей двери.
— Ты звони, — сказала она. — Иногда. Чтоб я знала, что ты жив.
Войдя в дом, она всюду зажгла свет. Все пороги придется снять, ковры тоже будут ни к чему, и надо устроить покатый спуск на террасу. Она сама все вычертит.
Она примерилась поднять кресло. Не такая уж она слабосильная, и у нее вполне могло бы быть, скажем, отложение солей, которым страдает добрая половина ее сотрудников. Все не так уж плохо. Всегда может быть что-нибудь и похуже.
Эрне хуже, та не сможет даже тайком видеть Лео. Она его у нее выкрала. Конечно, можно было бы войти в положение и разрешить той изредка его покатать. Но ей не хочется. Обойдется. Это ее месть.
Глава 10
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО РАЗГОВОРОВ
Лео Грей, наш главный герой, лежащий в больнице после автомобильной катастрофы в почти безнадежном состоянии, начинает поправляться. Его уже возят в кресле. Его жена Маргарита готовится к его возвращению домой.
Первого августа Маргарита и Роза отправляются отдыхать. Они сидят в пикапе Маргариты, Лео и Альва на задних сиденьях. Конни стоит на тротуаре и машет им. Несколько дней, прежде чем отправиться на курсы, он побудет дома.
— Что это за курсы за такие? — спрашивает Маргарита Розу, когда они задерживаются
у въезда на шоссе.— Для инженеров, — говорит Роза. — Он ведь участвует в этом кружке усовершенствования специалистов. Теперь съедутся специалисты со всей страны.
— И будут себе развлекаться, — говорит Маргарита. — Знаю я эти курсы. Ну и отлично.
— Нет, там люди очень серьезные, — говорит Роза.
— Да, очень серьезные, — подтверждает Альва сзади.
У Лео на лице обычная улыбка, и Роза берет его за руку. И тотчас осторожно отпускает руку.
— Очень хорошо, что они такие серьезные, — говорит Маргарита.
— Как, по-твоему, Конни хорошо выглядит? — спрашивает Роза.
— Исключительно, — говорит Маргарита. — У вас теперь хорошо?
— Да так, — говорит Роза. — Переменно.
— Но ты все такая же, — говорит Маргарита.
— Сегодня Конни хорошо выглядел, но это за много дней впервые, — говорит Роза.
— Как-то ты неуверенно себя чувствуешь, — говорит Маргарита.
— У папы уже нет револьвера, — говорит Альва.
— Что за револьвер? — вскидывается Маргарита. — Вы держали в доме револьвер?
— Я ничего не знаю, — говорит Роза. — Он запирал ящик. У него во время войны был револьвер, и он его не сдал.
— А, знаю, — говорит Маргарита. — Знаю. У того, с кем я жила до Лео, тоже было огнестрельное оружие. Ему слова нельзя было сказать. Просто невозможный был. Но ведь Конни будет жутко тянуть к нам на природу?
Они выехали на природу. Тускло золотились высокие хлеба.
Маргарита, боковым зрением видя профиль Розы, смотрит на поля, дремотно и пьяно льнущие к опушкам, где бродили они с Франком.
— Сколько воды утекло, — громко говорит она, когда они въезжают в лес, где листва уже скупо процеживает солнце.
— Что? — переспрашивает Роза, тоже погруженная в свои мысли.
— Ты почти не изменилась, с тех пор как мы познакомились, — говорит Маргарита.
Улыбка Розы печальна.
Маргарита думает про Франка.
Альва легонько берется за оборочку материнского платья.
— А мы будем плавать?
— Да, — говорит мать, — там бассейн, и вы с Лео сможете плавать.
Озера слепят глаза, в прорезях холмов, за низким лесом лениво берут с места разнеженные паруса, и быстро отсчитываются промельки голыми телами унизанных купален.
Маргарита резко тормозит у киоска и покупает большие брикеты мороженого.
— А ты точно знаешь, что отец сдал револьвер? — спрашивает Роза, оборачиваясь назад.
— Точно, — говорит Альва.
Альва одной рукой кормит Лео, в другой держит свой брикет.
— Ты не рада, Маргарита? — спрашивает Роза, помолчав после мороженого.
— Нет, — отвечает Маргарита. — Но погоди, может, я и буду рада.
Лео почти не слышно. Лицо его, которое вообще уже может меняться (Альва даже умеет заставить его копировать разные движения губ), теперь застылое и блаженное, когда бы ни взглянула на него в зеркальце Маргарита.