Пасынки безмолвия
Шрифт:
«Испытываю жалость к вашему виду. Испытываю безмерное удивление – как заурядный эксперимент был способен настолько вывернуть мозги человеческого рода?»
Выбитый из колеи, Петрос опустился обратно.
Охранники по-прежнему не проявляли к его действиям никакого интереса. А вот финальная ремарка Йанны вдруг показалась инженеру крайне важной. Настолько, что он был просто обязан объяснить пустышечнице всю глубину ее заблуждений. Даже если через несколько часов после этого скудный дух арбалетчицы угаснет навсегда.
«Обитатели Кольца действительно считают людей плодами эксперимента? – со всем возможным сочувствием и тактом поинтересовался он, наполняя
«Несуразность, глупость, ложь!» – яростно полыхнуло в ее логосе.
«Превосходство эмоциональной стабильности. Жалость к заблуждениям. Возможность поделиться достоверной информацией».
Петроса начинала опутывать серая тоска. Вероятно, он даже будет скучать по столь неразумным, но жизнелюбивым представителям вида Homo Bifaxis, человека двуличного, такого недалекого и противоречивого…
Покачав головой, оператор принял решение. Даже если жизнь Йанны отныне равна считаным сотням минут, он откроет ей истину: возможно, подлинное знание позволит нелюдю смириться с уходом и не держать на него зла?
«Описание реальности, – протранслировал он, заметив, как впитывает его мнемослайд самочка, как широко распахиваются ее темно-серые глаза. – Настоящий эксперимент происходит за стенами Куполов. В месте, имеющем название Периметра. Несколько десятков периодов полного солнечного обращения ученые города поддерживают предчеловека, или пустышечника, в его естественной среде обитания. Внимательно изучают образ жизни своих предков в режиме реального времени».
Йанна пыталась возражать, но мужчина швырял логосолитоны так интенсивно и ярко, что она оторопела. Лишь заерзала, разминая за спиной затекающие руки.
«Город снабжает ваш вид продуктами и материалами. Особые механизмы ограничивают рост преступности. Специальные перинатальные программы контролируют рождаемость. Большие корпоративные отделы следят за гуманитарной обстановкой, предотвращая пищевой коллапс».
Скуднодухая замерла, впитывая с откровенным недоверием. Казалось, она сдерживает подступающее веселье, столь неуместное в ее положении.
Петрос, убедившись, что его понимают, продолжил дополнять мнемообраз:
«Для изучения негативных поведенческих механизмов город разработал ряд социальных программ. Одной из них является Лотерея Равновесия. Не более. С первых дней XXIII века все живущие на окружности Циферблата являются плодами крупнейшего эксперимента. Первые особи были выведены из доступного генетического материала. Дальнейший рост популяции стал результатом неконтролируемого размножения в условиях, приближенных к естественным для вашего вида».
В сознании Йанны блеснул клинок вопроса, который Петрос предпочел не расшифровывать, но трактовать по-своему. Он очень надеялся, что правда не обозлит арбалетчицу пуще прежнего – ему совсем не хотелось причинять ей лишнюю боль.
«Желание узнать мотивы? Корректно, готовлю ответ».
Мужчина собрался с мыслями, уже предвидя, каким ударом станет для смышленой пустышечницы горькая правда. Сформулировал, передал:
«Изучение видов. Воссоздание вымерших млекопитающих, предшествовавших эволюционному скачку человека. Сокровищница для ученых: социологов, биологов, археологов, историков, нейропсихологов. Уверенность: в случае получения возможности оживления питекантропа наиболее прогрессивные представители вашего вида пошли бы схожим путем. Богатейший научный материал. Наблюдение за естественным развитием и социальными особенностями проживания палеоантропов. Испытываю
жалость. Испытываю необходимость проинформировать. Вывод: Циферблат – эксперимент ученых Новосибирска. С его подопытными город волен делать все необходимое. Прошу простить человечество за пренебрежительное и жестокое отношение к обитателям крупнейшего зоологического парка в мире».Он снова глубоко вдохнул, на этот раз не столь судорожно и нервно.
Раскрыв душу перед Йанной, Петрос вдруг почувствовал немалое облегчение. С его плеч словно свалился камень, и он решил, что теперь образы арбалетчицы и Птицы-Цифры не станут вмешиваться в его феи, напоминая о вине и причиненных страданиях.
Бережно погладив скуднодухую по колену, мужчина поднялся на ноги.
И с сиюминутным удивлением обнаружил, что она, сверкая глазами и двигаясь с истинно животной грацией, встает следом. Осознать произошедшее Петрос не успел. Йанна вдруг рванула его за левое плечо, разворачивая лицом к охранникам и проскальзывая за спину. Крепко надавила предплечьем в кадык, точь-в-точь, как это было на кухне, где заложницей едва не стала Кристиния. В шею оператора уперлось что-то очень небольшое, острое и прохладное. К ногам, заставив невольно скосить взгляд, упал шарик кляпа.
Все произошло молниеносно.
Вот они сидят бок о бок, и он пытается проводить самку нелюдя в последний путь. А вот она уже заламывает ему руку, прижимается к лопаткам, дышит в затылок и надрезает кожу на шее чем-то смертельно опасным.
Охранники, среагировавшие с едва заметным опозданием, темными бесшумными тенями ринулись в разные стороны. Выхватили из-под пиджаков пистолеты, приближаясь к освободившейся пленнице с разных сторон, шагая медленно и не выпуская пустышечницу из прицелов. Несмотря на то, что внутренние силы обороны «Голиафа» были вооружены не огнестрельным, а всего лишь тазерным оружием, сердце Петроса ухнуло в желудок, отчего мужчину едва не стошнило.
И вдруг Йанна закричала. Не очень громко, но так злобно и повелительно, что чуть не свалила собственного заложника.
– Лежать, твари! – рявкнула арбалетчица. – Оружие на пол!
Удар по логосу был таким сильным и физически-ощутимым, что инженер скривился от боли. Он не понимал, о чем именно рычит самка. Но внутри вдруг набухло пузырем какое-то древнее знание, нечто сакральное и неизвестное до наступившей минуты, возрастом готовое сравниться с горным хребтом. Что-то первобытное, опасное, привлекательно жгучее.
Из позвоночника будто выдернули стержень, на котором держалось тело. Петрос обмяк, чудом не выскользнув из крепкой хватки, ноги подкосились.
Охранники тоже почувствовали. Их логосы вспыхнули в негодовании и боли, руки дрогнули, и уже через секунду оба рухнули ничком, покорно отбрасывая тазеры. Волна ненависти и всесокрушающей злобы, прозвучавшая в словах самки синантропа, оказалась такой сильной, что у оператора № 53 помутилось в голове.
Затем он почувствовал, что его отпустили.
Тут же рухнул на сиденье вокруг колонны, успев заметить хвостики обрезанных наручников. Едва не соскользнул на пол, в последний момент вцепившись в мягкий край. И увидел, как самка в черной куртке звериным прыжком оказалась возле ближайшего охранника.
Как подхватила тазер, с пронзительным жужжанием стреляя сначала в одного, а затем в другого человека. Как повернулась, сверкая глазами. И направилась прямо к Петросу, грозно покачивая оружием. В левой руке скуднодухой виднелся темно-фиолетовый треугольник крохотного, но бритвенно-отточенного пластикового ножа.