Пасынок судьбы. Искатели
Шрифт:
– Я у себя дома! – сказал я ему в ответ: – Хочу, нож возьму, хочу – топор!
При упоминании топора белобрысый опять побледнел, и потащил чернявого из квартиры, не переставая извиняться. Захлопнулась дверь, и я остался один.
Поставив табуретку посредине прихожей на ножки, я сел на нее и закурил. Меня трясло – нервы, расшатанные алкоголем, плохо вынесли визит «братвы».
А из подъезда тем временем слышались удаляющиеся вопли чернявого:
– Да я его сделаю, козла! Он, ссыкун, всю жизнь работать на аптеку будет! С ножом вылез! Тьфу!
И примирительный басок белобрысого:
– Да ладно, Колян! Он же прав – он у себя дома! Он же
Голоса удалялись. Я посмотрел на нож, все еще зажатый в моей руке, и с обреченностью осужденного на казнь подумал: «С тех пор, как началась вся эта заваруха с амулетом, мое существование превратилось в какой-то нескончаемый боевик! Как хорошо было раньше! Размеренная, спокойная жизнь! Работа, дом, телевизор. Жена, друзья, уют и порядок. Субботние поездки в гости, рыбалка на Клязьме, пикники на природе. Футбол, кино… Куда все ушло? Словно и не было ничего! Проклятый амулет!»
Вдруг то, что называется «внутренним голосом», сказало мне: «Все началось гораздо раньше! Не обманывай себя! Вспомни, как ты жил еще год назад? Тебя, как комнатное растение в горшке, поливали, удобряли, давали тебе свет… Все в мире подчинено закону равновесия! Если где-то что-то убыло, значит где-то что-то прибыло! Сейчас ты расплачиваешься за растительное существование последних пяти лет! И Катя покинула тебя по этому же!».
Невеселые мысли давили на меня, спать расхотелось, нервная дрожь унялась. Я спрятал нож на прежнее место, подмел мусор в прихожей, прислушался к звукам в подъезде – не захотели ли мои визитеры вернуться?
Все было тихо. Плюхнувшись в комнате на кровать, и опять пожалев об отсутствии телевизора, я выудил из-под кровати чемодан с книгами, которые Катерина оставила, заявив, что: «Они слишком обтрепанные!», порылся и неожиданно наткнулся на тонкую брошюру «Как выжить в этом мире?», написанную неким Юрьевым.
Следующие два часа я читал эту на удивление увлекательную книжку, содержащую массу советов на все случаи жизни – от рекомендаций, как укрыться от дождя в чистом поле, до наставлений, как себя вести в случае нападения насильника.
В одиннадцатом часу зазвонил телефон. Я снял трубку и буркнул:
– Да! – ожидая услышать Витьку или еще кого-нибудь из вчерашней гоп-компании. Но я ошибся – в трубке секунду помолчали, а затем приятный женский голос осторожно произнес:
– Алло! Будьте добры Сергея!
– Он у телефона! – уже полюбезнее ответил я, заинтригованный.
– Ой, Сережа, здравствуйте! Это Зоя, дочь Максима Кузьмича! Сережа! Я понимаю, что уже поздно, но у нас тут… В общем, папа уехал в Германию, а полчаса назад в дверь стали ломиться какие-то типы! Я спрашиваю: «Кто там?», а они не отвечают! И опять стучат! Потом ушли, а потом опять пришли и снова стучат! Мне страшно, Сережа! Я не знаю, что мне делать, нашла у папы в кабинете на столе ваш телефон и позвонила… Может быть, милицию вызвать? Ой, опять стучат!
– Зоинька, не волнуйтесь! – я лихорадочно соображал, что бы посоветовать напуганной девушке: – Это какая-нибудь шпана, хулиганы малолетние! Если станут ломать дверь, вызывайте милицию! А так – ждите меня, я сейчас приеду!
Решение созрело у меня само собой – не бросать же человека в беде! Конечно, где-то глубоко в душе я очень хотел повидаться с Зоей, и упускать такой шанс было глупо!
Мы попрощались, я, как ураган, пронесся по квартире, оделся, побрызгался одеколоном в ванне, захватил в карман тяжелый медный пестик от давным-давно расколовшейся ступки –
так, на всякий случай, у дверей, достав ключи, подмигнул косоглазому японскому богу, покачивающемуся на цепочке, и выскочил из квартиры.Спустя сорок минут я осторожно вошел в подъезд дома на Бережковской набережной, и прислушался. В темной лифтовой шахте слышались какие-то отдаленные шумы, крики, грохот. Я секунду помедлил, сжал пестик в кармане пальто и решительно зашагал вверх по лестнице…
На площадке перед дверью Паганелевой квартиры горел самый настоящий костер! Человек шесть полупьяных подростков и одна хихикающая девица с зелеными волосами жгли газеты. Тут же стояла початая бутылка «Русского стандарта», валялись пластмассовые стаканчики, окурки, мусор. Едкий запах горелой бумаги смешивался со сладковатым ароматом плана. Вся компания, гогоча и толкаясь, из баллончиков с краской разрисовывала дверь Паганелевой квартиры разными немудреными картинками, какие обычно рисуют на заборах. Меня увлеченные граффити тинэйджеры не заметили.
– Эй! – негромко сказал я, набравшись смелости – все же нет ничего опаснее пьяных подростков: – Что, делать нечего?
Они разом обернулись, продолжая хихикать, и один, самый наглый, спросил:
– Это что за хер? Ты че, козел, в репу захотел?
Я надеялся, что молодежь испугается одного моего вида – взрослый мужик, не хиляк, застал их за таким безобразием… Но они и не думали пугаться! Наоборот, сгрудившись вокруг своего вожака, эти довольно громоздкие «детишки» уверенно двинулись на меня, стоявшего у самого края лестницы. И тут я вспомнил только что прочитанного Юрьева: «Если вы подверглись нападению подростков, прежде всего отбросьте всякую жалость! Забудьте, что перед вами дети, старайтесь действовать жестко, даже жестоко – ваша мягкость может стоить вам жизни! Первым делом попытайтесь „выключить“ вожака – обычно на нем замыкается вся инициатива нападающих…»
Они с криком бросились на меня, навалились, пытаясь сбить с ног, но я действовал быстро и четко. Пестиком врезал кому-то по голове, ударил вожака ногой в пах, левой рукой сгреб сразу двоих и швырнул их вниз по лестнице!
На этом, собственно, вся потасовка и закончилось. Скрюченный главарь тихонько скулил на полу, рядом сидел и держался за голову еще один парень, разбросав ноги в грубых армейских ботинках. Двое внизу с кряхтением поднимались со ступенек, а крашенная девица и щуплый прыщавый белобрысый пацан пятились от меня в угол.
– Ну что, шакальё? А теперь пошли вон отсюда! – я безжалостно, за шкирку поволок, вожака к лестнице, отвесив ему на прощание хорошего пинка:
– Еще раз увижу – шею сверну! Понял?
Он промычал что-то, ковыляя вниз по ступенькам. Следом за ним потянулись остальные. Компания собралась внизу, на площадке, пошушукалась, но я решительно двинулся вниз:
– Что, не поняли? Мало?!
Они с шумом ссыпались по лестнице, этажа через два остановились, хором крикнули: «Козел!» и, грохоча ботинками, убежали.
Сзади раздался какой-то шорох. Я рывком обернулся – дверь квартиры открылась, на пороге стояла Зоя с шипастой булавой, явно из папиной коллекции, в руках. Была она в домашнем халатике, тоненькая, хрупкая, но с решительно закушенной нижней губкой. В больших серых глазах стояли слезы…
Я поднял руки:
– Зоя, это я, Сергей! Противник повержен и бежал! Не бойтесь, все в порядке!
– А я услышала шум, крики, поняла, что тут дерутся… Я так испугалась! Заходите, Сережа! Вы не пострадали?